Айделвильский ноктюрн

Павлу Шкарину

Заштатный городишко Айделвиль...
Нам жребий сей Морфеем предначертан:
От гвалта удален на сотни миль,
Подвержен глухоте, как Чердынь, -
С той разницей, что нас сюда загнал
Не дистрибьютор праздничных объедков,
Настропаленный свитою менял,
А здравый смысл и опыт предков.

Здесь не закажет хваткий консулат
Козлиной арии в обмен на виллу:
Нехай в Нью-Йорке премии сулят
Пархатому славянофилу -
И, на колени бухаясь в сугроб,
Он жадно припадет к родным осинам,
Чтоб срифмовать очередной "гоп-стоп"
И в Судный день стать блудным сыном!..

А здесь дожди проводят марафон -
И "золото" берет разносчик пиццы,
Чтоб "серебро" во мраке, меж колонн,
Делили с пимпом две девицы;
Проклятый здесь навеки снят вопрос,
Бесславье приютило инородца,
И лишь порой букетом черных роз
Торнадо буйный развернется.

Наутро вновь соскальзывает луч
По белоснежной статуе богини
Налогообложения. Дремуч,
Фискал не вспомнит об акыне -
Хоть тот и теневой властитель дум,
Бичующий на урду или эрзя
Вождя, стяжателя бюджетных сумм,
Дабы под катом трон разверзся...

Ну чем из алгонкинских мокасин
Нам заспанного выманить эсквайра?
Открыт на Пасху русский магазин -
Там ждут его зефир и сайра;
Заради бутафорских этих блюд
Он выползает из домашней замши:
"Good! - склабится фарфором. - Very good!"
И чавкает, полдня не жрамши.

У пристани затормозивший сикх
Старуху-ведьму выгружает в хоспис;
Здесь все расписано - от сих до сих,
При том что это псевдороспись...
Ах, как же волн монументален рык
И пены леопардовые пятна!
К фантомным мукам совести привык,
Эсквайр с кульком бредет обратно.

Смирись, брателла: мы тут не нужны
Ни Коза Ностре, ни ирландским копам:
Зане основы сотрясать страны
Наивно чужеземным трепом!
Лишь там певец бессмертие обрел,
Лишь там его слова венчались делом,
Где мученика светлый ореол
Совпал с оптическим прицелом!..

Но айделвильской вялой колготни
Ни в жисть не потревожат эти строфы,
И мы влачим стопы, считая дни,
Вглубь Северной Йокнапатофы -
Туда, где ладный джип, добротный дом,
Гусиный гогот, радости щенячьи,
Где твой акцент пожизненным клеймом
Пребудет так или иначе;

Туда, где каждый раз по выходным
Рахманинова гибкая сильфида
Восторженно наигрывает - им,
Бежавшим войн и геноцида, -
Догадываясь: "Господи, как жаль!",
Вытягивая шею в дымке шарфа:
"Похоже, это вовсе не рояль,
А в гроб положенная арфа..."