ПОЛЕ БОЛИ, поэма. Глава третья

21.
Она стояла и рубином,
Похоже, взятым на прокат,
На алых ягодах рябины
В её руках горел закат.
А рядом в золотой оправе
Меж берегов катила плавно
Иссиня-тёмную волну
Река... И я тогда наравных
Готов был с солнцем утонуть,
Лишь только б Катя увидала,-
Пусть не спасла, зато узнала б.

22.
Она, быть может, полумили
Вдыхала с гулкой тишиной?
Быть может, только полюбила
Реку с нежгучею красой,
Открытою порой осенней?
Быть может, с песнями растений
Сумела зазвучать она?
Возможно, тихо по теченью
Её, как лист, несла волна?
Я понимал, её тревожить
Ничто под звёздами не может.

23.
Я восхищался целый месяц
Творением своей мечты
И чувствовал: душа не вместит
Всего, что надо бы вместить,
Что просто выразить словами
Не можем до сих пор мы сами...
Сказала Катя их - не я.
Была весна. Под небесами
Звучала песня соловья -
Прекрасная, как утром росным
Лучом целуемая роза.

24.
И я ответил Кате взглядом,
Не находя достойных слов...
Но мелом на доске наглядно:
"Ежов плюс Катя есть любовь!"-
В аудитории висело...
Друзья! Им до всего есть дело
И упрекнуть их в том нельзя:
Когда в груди метут метели,
Мы обращаемся к друзьям.
Но тут они ошиблись малость:
Катюша надо мной смеялась.

25.
Когда бы это в институте
Писал я, выразить излом
Сумел бы резче, без уступок
И убедительней при том.
Да, Катя явно издевалась,
То на свидания срывалась,
То, вдруг ревнивцам отказав,
Торжественно меня позвала -
Торжественная!- в строгий загс.
И я её за всё любил,
Хоть туча тучею ходил.

26.
Какой же радостью искристой -
В огромном городе, чужом -
Нас, молодых специалистов,
Неповторяемой и чистой
Наташкой - дочкой голосистой,-
С начала прозванной солисткой,-
Так щедро одарила жизнь!
Спасибо ей, и счастье близко,
Когда к нему душа лежит.
И за окном берёзы русские,
Снегами кутаясь, похрустывали.

27.
Во флигеле светло и ярко -
Так вера в доброе горит.
Над дочерью, как над подарком,
Не дышит радость до зари.
Её баюкаем, качаем,
Себя детьми припоминаем,
Не можем вспомнить о себе,
Не огорчаемся, гадаем
Мы о Наташкиной судьбе
И угадали: уникальный
Ребёнок в школе музыкальной.

28.
Растёт Наташка. Мы, Ежовы,
За восемь длинных-длинных лет
Весь исчерпав словарь Толковый
И даже то, чего в нём нет,
Живём рассеянно и вяло.
Весна и осень слишком мало
Волнуют, не бодрит зима...
Кровать двуспальная нам стала
Тесна... Решили занимать
По комнате - отдельно, с миром:
У нас не флигель, а квартира.

29.
Сегодня Катя уезжала
К родным за дочерью на юг,
В запарке шпильку потеряла,
Успела поломать утюг
И сцену закатила дельно...
Но знал я, что не шпилька - деньги
Покоя не давали ей:
Размах её был беспредельней
Зарплаты творческой моей...
И прежде, к слову, без стесненья
От сцен таких я брёл к Елене.

30.
К чему стеснения?.. Знакомый
Семейный завертелся круг...
И Катю отвлечёт от дома
Рублём неизмеримый юг...
В отдел пришёл. Навстречу Юля,
Улыбкой ослепила юной,
Румяной, как зарёй вода,
Расписывала прелесть юга.
Ей отвечал я: "нет" и "да",
Пока Геннадий в дверь отдела
Не внёс сигналы - ровно девять.

31.
Они обсасывали схему,
Как алкоголик рыбью кость,
И внутрь летающей системы
"Тупик" вонзился, словно гвоздь,
Нелеп... Звонок тут телефонный...
Вновь Юля вежливо: "Кого вам? -
И трубку подала мне: - Вас".
И - нежелательная - снова
Звонила Катя и слова
Её звучали не добрее:
"Всё обыскала. Не нашла... Хэмингуэя!.."

32.
- Взяла бы Льва Толстого? Смело!..
(Исчез... Да я то тут при чём?..)
Упёрто жёнушка шипела:
"Мне нужен самый лучший том!"
-  Их два всего... Бери Толстого...
- Не генеральствуй мне... В итоге
Я не желаю... Тоже мне...
Я улетаю, а в дороге
Умрёшь без чтива да монет...
- Возьми... - С ума сойдёшь скорее...
Елене спёр Хэмингуэя...