Клычков и Мандельштам

Хозяин сын курляндского купца,
В лице его апостольское что-то
Величествует: лесть и хитреца
Не отвлекают мыслей от полета;
И гость его такой же старовер –
Чья родина лесной и ладный Талдом;
И оба дышат музыкою сфер,
Бесстрастные к докладам и кувалдам.

«Сережа, горлохваты мне претят!
В пучине их ячеек и получек
Нас время топит, как слепых котят,
Талдыча: ты кулак, а он попутчик.
Ах, как же мне писалось год назад!
Раскачивались кипарисы в Гаспре –
Старухи на толкучке, и закат
Такой красы, что к черту ваши распри!
Есть блуд труда...»
               
                «И он у нас в крови?
Да хоть и так, нельзя смиряться, Осип!
Восстань и жар пророческий яви:
Давно чревата камнепадом осыпь!
За что деревню ироды гнобят?
Ужель народной не страшатся бури?
Чума на них! Ударить бы в набат,
А не скулить по мировой культуре!..
На пашнях не токуют черныши.
Усохло русло. Обнищала пажить.
Кто межеумка выудил, скажи,
Над нами без мужицкой сметки княжить?
Глянь на себя: ты клянчишь на трамвай,
А покупаешь Наде хризантемы...
Что проку, братец? Растолкуй давай,
Но только, чур, не уходи от темы».

«Ах, полно, Серж, куда нам прок земной!
Бессребреник расчетливей проныры:
Когда зияют в казначействе дыры –
Есть выгода в презренье к таковой».

«И вновь ты рассуждаешь как еврей!»

«Зато в стихах я русского русее.
Что ж, как Есенин выть с петлей на шее?
Да, век наш зверь: а мало ли зверей?
Пусть мой чертеж запутан и громоздок,
Но оборотнем, дико и легко,
Я сноп вяжу из золотых бороздок,
Как остроклювый маятник Фуко!
Пусть контрфорсы стянут аркбутаном
И витражи решеткою запрут,
Убранство речи – в отклике гортанном
На млечное сияние запруд».

«Вот это правда! Дай-ка расцелую
Тебя покрепче, свет моих очей!
Такой Руси и нужен казначей,
Кто б жажду утолял ее святую».

Гость удалился, и хозяин стал
Листать его «Чертухинский балакирь»...
Крестьянина расстрельный ждал подвал,
А разночинца – пересыльный лагерь.