С Отъезд, Ч. 2
***
Глядеть на вас, пробируя на чувства,
итогами равняется стене,
которая не сдвинется с намека,
закрыв глаза на собственное "да" .
И мне на мой домашний телефон
звонят, увы, не с ваших номеров,
А с ваших только если никогда.
Отточенным движением того,
что раньше называлось бессердечность,
а нынче называется нормаль
от плоскости простого разуменья,
я взгляд перевожу на то, что в,
не видя совершенно ничего:
ни разума, ни духа, ни уменья.
***
Вода. Сдохла. Любовь
жива несмотря
на то что кровь
октября
пылает мигом зари.
И там
живи, кури -
пополам.
Когда кажется - снег
сподобился не
пробиться в нег
тишине,
Пойми, что это обман.
Она,
дурман, туман,
тишина,
Тебя вывела в
решающий круг.
Бойся в траве
ее рук.
Забудь обаянье живых
красот.
Их ветер как жмых
разнесет.
***
Опьяняющее "люблю".
Отрезвляющее "пока".
Я надеюсь, твоему кораблю
будет каждая волна легка.
Я надеюсь, твоим парусам
будет каждый ветер - как мой.
Я ухожу сам.
И что-то уйдет со мной.
Но я с радостью верну тебе дни,
что растратил, у тебя украв.
И слезы себе возьми,
впитанные в мой рукав.
И душу себе забери -
теперь не свою - мою;
И ключ от входной двери
мне не оставь, молю.
Но знай - когда уходят моря,
оставшиеся в них корабли
без воды загнивают зря
и на "раз, два, три".
Но поскольку корабль не я
и не я пленник пустынь,
Найди себе другие моря
или без них остынь.
***
Смотреть на то, как чайки ныряют в отлив,
заучивая пространства, чтобы
вид из окна вычитать из них,
закрывая шторы -
лучший исход, поскольку для нас,
северо-западных венецианцев,
сегодня даже глонасс
не отыщет киносеансов.
Пристань, как слепое окно в Париж,
обессилена по причине пляжа
и пустынна; на ней лишь
бездыханная плоть твоего корсажа
и отчаянно мозолит глаз
Министерская черная "Волга".
Мы прощаемся дурно и долго -
в последний
раз.
***
Девять. Кажется, двадцать семь
дней назад ты мила мне.
Из земли выползает сень,
догоняя камни.
Если идти от конца, наизусть,
Самое верное - сгинуть.
Самое верное будет пусть,
покинуть
И легкий шаг за карниз
Вместо тирады "верь, я..."
И слов не раздастся из,
И не зашуршат деревья.
***
Этот вечер один
я проведу. Как водится,
с молоду до седин
на безводье - одна безводица.
Все вы мне по плечо,
по грудь - там ваши головы.
Мне с вами не горячо,
да и внутри - голы вы.
Нету уж больше сил;
вот вам мои, как затрещина:
Я бы вас всех любил,
будь вы другая женщина.
***
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
подышать перегаром на лестничную площадку.
Сосед улыбнулся - и зубы веером,
И гопник на лестнице пьет вприсядку.
Четверть века назад все блестело бы здесь как зеркало
- дань былому как есть, да и несомненно.
Но вчера - я видел, прости, как наша консьержка тверкала,
и решил, что сей город навряд ли достоин "эNа".
О, Казань! Ты, как дура, становишься современнее,
и, втирая очки постояльцам, походишь на паранойю.
И я рад, что на свете есть расстоянья менее
немыслимые, чем между тобой и мною.
Я собрал чемодан, чтобы на два, а то и более.
Лихо плюнуть бы в пол - только знаешь - никто не вытер.
Прощай, не моя третьесортная метрополия.
Отъезжаю в Питер.
Я к лестнице взошел иной
Я к лестнице взошел иной.
Так всходят к точке невозврата,
когда все то, что за спиной,
невосполнимая утрата.
И некому остановить.
Поправка. То есть опозданье
твое неистово любить
меня не бросит в созиданье.
И я стою, как сын Петра,
хромой ногою на ступени,
и лишь балтийские ветра
ломают очертанья тени.
Свидетельство о публикации №116022106406