Стира

 А ты помнишь, какой я был?
  Молодой, худой, как веревка,
  Скорый на слово, скорый на ход, на поступок,
  Помнишь?
  А ты помнишь мой светлый плащ?
  Ты сказала, что он тебе нравится,
  А в кармане лежали спички и сигареты,
  Кастет и немного денег на водку.
  А ты помнишь, что было?
  Осень! Желтая, желтая, хрустально-тихая осень,
  Каких в этом городе не бывает...
  Не бывало...
  И больше не будет...
  И я читал тебе вслух, прямо на улице, на ходу,
  Мой коронный тогда "Монолог Хлопуши",
  Во все горло, играя прямо на тротуаре,
  Я хотел тебя поразить - и конечно, мне чудилось,
  Что поразил.
  (Все-таки прав Ремарк, сказавший мне как-то,
  Что ничего не покажется женщине глупым,
  Если делается ради нее...)
  А ты молчала, загадочная,
  Легкая тень
  Невесомого счастья, кружившего
  Где-то неподалеку -
  Господи, слава тебе, что тогда
  Мне не пришло на ум пытаться его ловить -
  Я бы тогда все испортил куда быстрей,
  Чем...
  Чем сделал это потом.
  А ты помнишь ту тонкую грань,
  Не роман и не романс,
  А просто нашу неслышную осеннюю песню,
  Песню
  Без слов?
  Тогда я был дерзок, крепок,
  Много пил, не пьянея,
  А еще я умел зайти за тобой и
  Повести гулять.
  И ты уходила. Со мной.
  Какая была тогда осень!
  Какая была
  Тогда
  Осень...
  Осень.
  Была.
  А ты помнишь, у тебя и у меня кто-то были,
  Кто-то из тех, постоянных,
  Но то, что той осенью тихо шагало рядом с тобою и мной
  Не подходило под мерки "порядочно и непорядочно", "плохо и хорошо",
  "Прилично и неприлично" - а просто тихо шло рядом,
  Постепенно став самым хрупким, самым хрустальным моментом
  Моей сегодняшней памяти...
  А ты помнишь, как я, такой гордый, отпетый, весь на актерстве, неотразимости и кураже
  Вдруг спросил, как дурак: "Можно, я тебя поцелую?"
  А ты негромко, как и всегда - негромко, понимаю теперь, что еще и тактично,
  Сказала, что об этом не спрашивают. А потом
  Разрешила.
  А еще через два часа сама спросила о том же самом.
  Ты помнишь?
  Я помню каждое слово и каждую глупость,
  Что я тогда успел и сказать, и сделать.
  Я улыбаюсь. Тогда я действительно - был.
  А ты знаешь... Даже тогда я уже умел
  Чуять судьбу - и не ошибаться. И не ошибся.
  И еще. Я так и не смог найти слова
  Для того, что меж нами было
  Тогда, на стеклянном осеннем
  Листе.
  А помнишь, тогда с опаской ко мне
  Относились твои подруги?
  Я уже тогда был очень талантлив в умении быть чужим.
  Хочется чашку чифира, початую пачку "Примы", ночь за окном, октябрь, распахнуть окно, стекло у которого было тогда разрисовано восковой свечкой и увенчано надписью "Выход", вдохнуть сырую прохладу и крикнуть, чтобы эхо ударило по кирпичным ущельям: "Стира!"
  Я помню это странное
  "Ничего", что порою крепче любви.
  А через пятнадцать лет я тебя полюбил.
  Как никого не любил и не буду любить в этой жизни, сколько бы там ее еще не осталось.
  Наверное, семечко этой осени было, как я -
  Бессмертным.
  Скажи мне -
  Ты правда...
  Помнишь?