Грехи юности

Прозябал я в городе невзрачном,
Склонен к отношениям внебрачным,
А душа просилась на простор;
Тадж-Махалом бредил, Трафальгаром,
Улицы дышали перегаром,
Забивал «козла» постылый двор.

Отлежав два месяца в психушке
И сказав «адью» своей подружке,
Я рванул униформистом в цирк:
Вот тогда и встретилась мне Рита,
Кодами сонатными увита,
Только глянул – и как спичкой чирк!

Локоны ее струились рыже:
Мне казалось – мы уже в Париже,
Или это Иерусалим?..
В Гнесинке училась на заочном,
Веяло цветаевским, порочным
Самоистреблением святым.

Муж ее, зачитываясь Кантом,
Бледен был подобно всем вагантам,
Раз явился – с дочкой погулять:
Я сижу в его любимом кресле,
Диск верчу с его любимым Пресли,
Разорил гнездо коварный тать!

Впрочем, он и так с военкоматом
Разбирался – одинокий атом
Местечковой муторной среды;
И супруга, не простив шлимазла,
Во все тяжкие пустилась назло:
Просто так, в отместку, от балды...

Б-же, как меня она ласкала!
Лампочки сгорали от накала:
Как тут оставаться начеку?
А пройдет вечерняя поверка –
Извлекает Шенберга из Берга
Композитор в танковом полку...

Жизнь моя сплошное неустройство:
Показное вроде бы геройство –
Ан и впрямь кидаюсь я на дзот.
Рита, Рита! Дерзостью столичной
Заразился баловень тепличный,
До сих пор химера сердце жжет.

Адрес по Садовой-Триумфальной,
Где грустил Тарковский гениальный,
От тебя впервые я узнал;
А что сам не смог себе помочь я
И купчихами растерзан в клочья –
Чур не плакаться, провинциал!

Ты, на рынке Маханэ-Йегуда
Покупая зелень, ждешь ли чуда?
А у нас и звездный небосклон
Зажигается по расписанью –
И спросонок я оттарабаню
Самый строгий нравственный закон.