Барды и другое. Цикл

Барды

Я жаждал света впереди.
Пленён был Градским и Высоцким,
духовно наслаждался Бродским,
и жар пылал в моей груди.

Смотрел вокруг - смущала тьма.
Чистейший порох устремлений
дымил в реальности явлений.
В мозгах царила кутерьма.

Читал обильные стихи,
не часто млея от восторгов.
Лишь пару бодрых строк надёргав,
тупел от прочей чепухи.

Иные славные творцы
частенько затевали дрязги,
блуждали в мире, как пеласги,
и заливались как певцы.

Что ж ! Певчий мир меня пленял.
Вся эта звонкая орава
была достойна громкой славы.
Им вторил стадион и зал.

И мудрым словом, и дрянцой
будили целую державу
Ким, Визбор, Танич, Окуджава,
и Галич, и Тальков, и Цой.

Взбодрённый словом той гурьбы
народ вздымался до свершений.
Певцы - порой - в пылу сражений
себе о скалы били лбы.


Имена из Леты

Бульдогами истерзанные мопсы,
искусанные мопсами бульдоги.
Наполеон - и тот не уберёгся,
а победитель умер в Таганроге.

И редко кто в бореньях не ожёгся.
Все пирамиды - зимние берлоги,
где прячутся Рамзесы и Хеопсы.
Их всех вытряхивают вон в итоге,

но обсуждают Тациты и Гоббсы.
Народ глядит на стиранные тоги,
как на борцовки чемпионов бокса.
В мечтах глупцов опять земные боги.

А море поглощает реки крови.
Песчаные барханы наготове
укрыть нагромождения развалин.
Но то и дело в простодушном зове
народных толп мечта о птицелове,
который жадно крал птенцов из спален.


Индивидуалист

Господь не даст мне впасть в большой обман,
пусть даже числюсь мелким стрекулистом,
но был мне дар со дня рожденья дан
и вписан в формуляр канцеляристом:
моя фамилия с концом на -МАН.

Фамилия - не лучше всех других,
но, нужно думать, и не многим хуже.
Её я не сменил; за кличкой не притих,
хотя отец был родовит не дюже,
а даже числился среди совсем чужих.

В стране шёл государственный гоп-стоп.
В нехватке были горняки и лесорубы,
и мой отец попался, как в потоп.
Запели горны, затрубили трубы,
и стал писать доносы каждый жлоб.

Но благостная власть не тронула меня,
позволила носить отцово имя,
с издетства на свободе сохраня;
не обошла щедротами своими
с пяти годков до нынешнего дня.

Я рос, пока на фронте был мой брат.
Судьба меня и в голодухе сохранила.
Ходил под алым транспарантом на парад.
Вовек не отыскал отцовскую могилу.
Пришла отписка: он - не виноват.

Уж в возрасте иду в писательский союз.
Спросил там робко: "К вам нельзя ли ?
Мол, мысли и слова всё льются через шлюз".
Но зря спросил. Меня туда не брали.
"Фамилия - не та", - сказал какой-то туз.

Там, видно, им уже давненько надоел
довесок Германов и Гандельсманов.
Там многих, посреди патриотичных дел,
пугал злой дух подвохов и обманов
от всяких, кто бывал не по приказу смел.

Глава Союза был как бдительный чекист.
Ну, что ж !  Пишу отныне в Интернете,
что я от всякой групповщины чист.
Меня ж и тут согнать желают в нети.
Для ряда певунов я с ними не хорист.               


Поэт в России

Поэты, как твердят,
в России - не поэты:
громады из громад,
снопы живого света.

Поэт - не человек:
небесное явленье,
и украшает век
сияньем вдохновенья.

Иной его куплет
как песенка поётся.
Любой его сонет -
как плеск воды в колодце.

Те песни хороши,
вблизи и в отдаленье,
для сердца и души
они - как птичье пенье.

Поэт не лоботряс
под божьим коромыслом -
и трёп его и пляс
всегда с глубоким смыслом.

Порой поэт в тоске:
заеден летом гнусом.
Вся жизнь на волоске,
но не бывает трусом.

Поэт - и бодрый хват,
и жрец замысловатый,
частенько он усат
и борода лопатой.

Порой поэт плешив,
но, если метит в барды,
то ходит, распушив
густые бакенбарды.

Поэт - то Дон Жуан,
то пламенный Петрарка.
У ног - изрядный жбан.
В руках - большая чарка.

Поэт - сатир, силен,
соблазн любых гаремов,
берущий души в плен
приманкой сладких джемов.

За шпильки эпиграмм
смутьян всегда в опале,
но в милости у дам -
и те не раз спасали.

Но кто-то - не поэт:
одна лишь только маска -
обманный силуэт
и шутовская пляска.

А истый виршеплёт
храбрится не на шутку
и чёрт-те что поёт
без всякого рассудка.

В России он - пророк
и сотрясатель тронов,
не бог, так полубог
и выше фараонов.

А раз не трус, не тля
и враг жестокой власти,
за то ему - петля
и всякие напасти.

Поэт как хлёсткий кнут
свистит на зло тиранам.
Такому не дадут
бухтеть по ресторанам.

И местный властный сброд
всегда отыщет метод,
чтоб сгинул виршеплёт
с земли - не тот, так этот.      

Едва иной смельчак
поссорится с султаном.
Так барда ждёт кунак
с заряженным наганом.

За грех - один конец.
Обязан жить в боязни
не только наш храбрец:
на Юге - тоже казни.


Сполохи               
               
Радужность зарева
в каждом пожаре            
в дыме и в гари
выльется в марево.

Сполохи пламени,
трепет костровый
с кровью багровой -
как колер знамени.

Нотки трагедии,
мало покоя
в образах Гойи,
в строчках Эредии.

Ужас истории,
след окаянства.
В дебрях пространства -
фантасмагории.

Грозные шествия,
жуткие взрывы,
злые призывы,
дикие бедствия.

Лихо геройствуя,
самоубийцы
и кровопийцы
рушат спокойствие.

Чёрные гении -
как геростраты -
пачкают даты
в злом упоении.

Речи каноников,
клич муэдзина
движут лавины
пеших и конников.

Каста правителей,
вдруг перессорясь
и раззадорясь,
гробит воителей.

После угроханным
авторам свары
будут фанфары
в пышности пОхорон.

Жаль - не заранее. !
Было б милее
класть в мавзолеи
их за мечтания.

Тигрица
(Подражание Блейку).

Взор твой - ярче снежных гор,
в плен берёт, взглянув в упор.
Кто творец ? Кому подстать
столь прекрасное создать ?

В вышине иль в глубине
родилось оно в огне ?
Что за крылья донесли
это чудо до Земли ?

Иль могучая рука
пронесла сквозь облака
этот образ, эту стать,
чьё призванье - чаровать ?

Восторгаться или клясть
всю магическую власть,
воплощённую в тебе ?
Млеть в восторге ?  Ныть в журьбе ?

Что за горн в тебя вселил
твой неугасимый пыл ?
Кем зажжён сердечный жар,
что тобой получен в дар ?

Взор, пылающий огнём !
Ты не дашь забыться сном.
Взор, горящий день и ночь !
Ты манишь и гонишь прочь.

То ли ты зовущий Рай:
мол, гори и не сгорай !?
То ли Ад тебя родил
в ночь, чернее всех чернил ?

Трава у камня.

Трава колыхалась у камня.
Был жаркий мучительный день -
и что-то шептала она мне:
мечтала запрятаться в тень.

В том солнце, что жизнь подарило,
доставив нам свет и тепло,
таится двоякая сила:
оно и растило и жгло.

Любовь - наш восторг и отрада -
и счастье, и горе несёт.
В ней все панацеи и яды.
В ней взлёт наш и наш эшафот.

Всё смерено, всё равновесно:
спокойствие и круговерть.
В сплетении связаны тесно
рождение наше и смерть.


Чертополох

Весной хозяин дачи
сгребал лежалый мох
да сеял наудачу -
а весь посев усох.

Увидел, чуть не плача;
издал тяжёлый вздох
и думал: "Не иначе:
какой-то злой подвох".

Для неженок был плох
суровый, слишком жгучий
и беспощадный год,
и выжил только род,
привычный и могучий, -
один чертополох.