Мир разбитых сердец

Три истории

Кто даёт силу нашей душе,
В скорбях пребывает с нами?
Бог нас проводит по трудной меже.
История первая перед вами.

Он шел по улицам Лондона,
Запинаясь, почти что падая.
Старый,  презренный, оборванный,
Его ничего не радовало.
Ни эта шумящая серая толпа,
Ни этот любимый город,
Где низко нависли сейчас облака,
Туман заползал за ворот.
Вот руки искалеченные его,
Замедленная реакция мозга.
Болезнь не щадит, увы, никого,
А люди ещё рычат грозно.
Кредиторы окружили, тюрьмой грозят.
Паралич не прошел ему даром.
Не жизнь, а мученье, кошмарный ад,

Сыплется удар за ударом.
Он шел по улице старой одной.
«О, если бы кто-то был рядом»!
Ну, кто-нибудь, близкий ему и родной,
Это бы было отрадой.
А помнил он и былые дни…
Когда Лондон гудел от сенсаций.
Когда ярко горели залов огни
И цвела за окном акация.

Когда публика с открытым ртом
Ждала, затаив дыхание,
Когда он войдет и сядет играть потом
Музыку на органе.
Аристократы и члены королевской семьи
Приглашали его, музыканта
Послушать  сонаты на ноты свои,
Насладиться игрой таланта.
А теперь толпа занята другим,
А он стар и отвергнут ею.
«Почему Господь меня не умертвил?
Почему я живу, хоть болею?
Почему паралич меня не убил?
Мои руки скрючили боли.
Мой разум как – будь то оглох, остыл.
А в духе ни капли воли.
Не могу играть, не могу служить.
Моя жизнь на закате бесцельна.
Для чего еще, для чего мне жить?
О, печаль моя так беспредельна!               
Боже мой, Ты оставил меня совсем!»-
Простонал он с глубоким вздохом.
Постоя он чуть-чуть у каких-то дверей.
И домой побрёл одиноко.
Ноги словно тяжелым налиты свинцом.
Серо вокруг и убого.
Ступеньки, как горы, пустое крыльцо.
«Позабыт я, наверно, у Бога».

На столе лежал какой-то пакет.
«Неужели опять кредиторы?
Или это от Бога пришел ответ?».
Он открыть поспешил его скоро.
А в пакете подборка библейских стихов.
Разве Библии нет в его доме?
Разве он не читает Божественных слов,
Что кто-то с ними его знакомит.
Но прочел: «Он презрен, умалён пред людьми…
Мы лицо от Него отвращали….»
Тут все годы печали встали пред ним,
Все горы его печали.
Не один он страдает, Христос пострадал.
Христа страданье большое.
Фредерику Генделю свет засиял,
Озарил его сердце больное.

Композитор великий на ноги встал,
Небеса словно сердцу вторили,
Стал с жаром больною рукою писать
Божественную ораторию.
Путь Христа, этот скорбный Голгофский путь
Он прочувствовал, словно был рядом.
Звуки лились, переполняя разум и грудь
Откровением и наградой.

Двадцать четыре чудесных дня
Пролетели почти незаметно.
«Бог из бездны отчаянья поднял меня,
Благодарен Ему я безмерно.
Мне милость от Бога эта дана,
Закончена моя миссия.
В трех частях оратория завершена,
Название ей «МЕССИЯ»!

Бывают годы как чаши слез.
Не описать глубину словами,
Сколько в них горя, тревог и гроз.
Вторая история перед вами.

Аделия Фиск- миссионерка, оставила свою страну,
Поехала в Персию, забросив личные планы.
Там школу для девочек открыла одну,
Трудясь много лет неустанно.
Детей сирот подбирала сама.               
С младенчества их воспитывала.
И дети звали её нежно «Мама»,
Слова о Христе все впитывая.   

А потом трагедия произошла.
Началась вражда  между классами.
Ненависть к иностранцам в сердцах возросла,
Война надвигалась расовая.
Все покидали поспешно страну
На кораблях перегруженных.
Оставив Аделию здесь одну,
Немощную Божью труженицу.
Она не хотела детей бросать,
А увозить их нельзя, они местные.
Так поступает с детьми лишь мать
Во время опасное, тесное.
Школу закрыла, детей собрала,
Молитва к небу взлетала.
Тут к школе толпа "мусульман" подошла,
Брусьями дверь взломала.
Аделию привязали к спинке кровати,
А девушек-христианок всех по одной
Во двор выводили и убивали
На глазах у матери их приёмной родной.

Сердце израненное кровоточило.
Аделию выдворили из страны,
После той страшной, безжалостной ночи
Из Персии, где годы служению отданы.
Вся исковеркана разом жизнь,

Убиты все её дети.
Нету отрады ей для души
На этом безумном свете.
Не было сил молиться и жить,
Не было боли меры,
Не было слёз, чтобы горе смыть,
Не было больше веры.

Но смерть не шла, а текли лишь дни,
Всё же она решилась.
На колени встала однажды свои.
Боль к Божьим ногам положила.

И в сердце пришел внезапно ответ.
«Дочь Моя, ответь же Мне, кто ты,
Мне диктовать давать жизнь или смерть,
Отдай Мне твои заботы.
Только лишь Я знаю планы Свои,
Конечную цель благую.               
Дочь Моя, слышишь, смирись, всё прими.
Страну оставляй родную.
Возвращайся туда, где горе твоё
Кровью святой пролито.
Там ты узришь намеренье Моё,
У Бога ничто не забыто».

В час испытанья как поступить?
Мы выбираем сами.
Верить - не верить, любить, не любить.
Третья история перед вами.

Звёзды под утро ещё сияли.
Генри Сузо на молитву встал.
Потом двери открыл и увидел в одеяле
Младенец, спелёнанный тихо лежал.
А рядом письмо с обвиненьем серьёзным.
«Вы отец ребёнка, мы знаем это».
Далее предупреждения следовали грозные,
Словно хлыстом избивая поэта.

Поэт и монах, жизнь отдавший Богу.
Люди спешили к нему за советом.
Он, указавший многим дорогу,
Сам нуждался в Божьем ответе.

Младенец кричал и требовал пищи.
-Что делать, пролейся же Божий свет!
В сердце только тревожные мысли,
Но услышал средь шума Божий ответ.
И он послушно принял ребёнка
Нежелательного и чужого.
Кормил, пеленал и стирал пелёнки,
И утешал больного.

Он ничего не сказал в оправданье.
Город гудел от сплетен.
«Генри Сузо понесёт наказанье».
И сплетни носил мира ветер.
По всем газетам трубили люди.
«Генри упал так низко.
Грешник,  в одежде монаха будет
Гореть в аду с дьяволом близко».
И окна били порой ночами,
Камни  кидая в стёкла.
«Бессовестный!» - люди в лавках кричали.
Подушка от слёз его мокла.
Но он молчал, понимал что толку?
Нет, оправдаться не сможет.
Богу всё это возможно только.
Только лишь Бог поможет.
 
Младенец рос, он о нём молился,
Постился пред Богом днями,
Однажды один человек явился               
Сказал: «Мир да пребудет с вами.
Идите за мной скорей, Бог услышал».
Генри оделся поспешно.
С тем человеком из дома вышел
Монах обвиненный, безгрешный.

В одном квартале умирала больная
И мучилась перед смертью,
Вину тяжелую осознавая,
«Я мать ребенка того, поверьте.
Вот документы - Она сказала:
Ребёнка подкинула я,
Письмо с обвинением я писала.
Совесть страдает моя.
Боюсь сейчас предстать перед Богом,
Простите, помилуйте, люди.

Бог видится гневным, Бог видится строгим,
Но пусть Он меня не осудит.
Меня принудили. Один священник
Заставил сделать всё это.
Он зависти горькой несчастный пленник.
Он ненавидел поэта».

Кончилось всё, но целый год
Душу чистил и правил
Огненный взгляд Божьих очей
Сердце поэта плавил.

Это мир разбитых сердец….
Но никто не может без боли
Утешенье дать, что даёт Отец
В Своей Божественной воле.
Кто не страдал, тот не сможет понять,
Не сможет страданья облегчить.
Поэтому Бог возлагает его
Слугам своим на плечи.
Как и Христу, дает им нести
Крест поношенья и муки.
Что бы утешить смогли других в пути
И поддержать их руки.

В долинах страданья откроет Он
Источник живой воды.
Услышит, услышит печальный стон.
Воскреснешь однажды ты.

Фредерика Генделя Лондон принял,
Ораторию слушал, плача,
Оркестр о страданьях Христа вещал,
 Выполняя Божью задачу.
С концертов деньги себе не взял.
«Они не мои, а Бога.
Не я, а Христос эти ноты писал
Рукой моей слабой, убогой».

В Персию Фиск возвратилась опять,
Снова сирот собирала,
Снова их стала всех обучать.               
Всё начала сначала.
Все до единой дети её
Выросли и повзрослели.
Все до единой с Вестью Благой
По Персии полетели.

Генри Сузо продолжал писать.
Стихи его стали глубже.
Стали сердца они сокрушать.
Стали их люди слушать.

Боже, когда моё горе придёт,
Дай не сломиться под ветром,
Дай мне идти, мой Боже, вперёд,
Быть для кого-то светом.
21.08.07.