Дневниковые намётки к продолжению Вспышки

___________________________________________________
http://www.stihi.ru/2016/02/15/8647
Статистика произведения на 16.03.2015:

Текущее произведение находится в сборнике
«"Вспышка". Фантастическое повествование. Полностью»,
состоящем из шести произведений.

В текущем произведении –
слов – 9 384,
знаков без пробелов – 51 920,
знаков с пробелами – 62 647.
Чтобы подсчитать слова и знаки, текст произведения необходимо выделить
(от первой буквы названия, включая имя автора и – до конца, включая три последние точки после нескольких пробелов в самом конце), скопировать (Ctrl + C), вставить в Word (Ctrl + V) и посмотреть Статистику Текста (как правило, в Рецензировании или, в более ранних версиях, в других пунктах меню). 
___________________________________________________






10.06.2013.  
       Героиня оказывается в марте 1977 года в возрасте 10 лет (11 ещё не исполнилось и исполнится относительно не скоро). Как она оказывается на Площади Дзержинского в Москве, как она появляется в КГБ ("ФСБ-шники-нелегалы" из 201? года, из которого её и "отправили", - вернее, никто никого не мог никуда отправить, но её вычислили как носительницу диапазона "L", т.е. как человека, который, единственный, в этом временнОм скачке сохранит память об исчезнувшем вникуда промежутке времени более чем в 35 лет), - это будет в повести. Они снабдили её не только шифровками для передачи из памяти в КГБ прошлого (теперь - опять настоящего), но и, как обещали, устроили ей там "приветственный салют" из разных уголков мира, поскольку, как уже говорилось, существует ещё ряд людей, способных что-то перенести в своей памяти, но такие люди не смогут ни адекватно передать, ни объяснить информацию, а только будут, оказавшись детьми в 1977-м, на разных языках твердить пару фраз, которые им, взрослым, умудрились вдолбить в 201? году. КГБ по первости столкнётся с первым "всемирным необъяснимым явлением", но тем внимательнее они отнесутся к её "дикому" появлению со всеми секретными паролями и отзывами. Всё это ещё планируется рассказать.
       Но вот перед тем, как она, заранее наученная устранить возможные недоразумения, усядется писать основные шифрованные тексты из ФСБ будущего - в андроповское КГБ 1977 года, - перед тем она скажет, что по непроверенной и незашифрованной информации, которую ей передали в последний момент, у них там, у Андропова, кажется, без вести пропали шесть разведчиков, хотя их считают предателями. (Андропов на этих словах застынет.)





11.06.2013.
       <…> В общем, ряд детей 1977 года, которые были, соответственно, взрослыми в 201?, имеют показатель "L", достаточный для того, чтобы сохранить память будущего, перенеся её в прошлое после временнОго скачка, но общие человеческие функции у них нарушены (а нужная для сохранения памяти величина показателя "L" с нормальным психическим функционированием и не совместима, так что они заведомо больные), и адекватно "разобраться" с этой своей памятью они не могут вообще, - их только научили бессмысленно твердить пару политических фраз на своём языке в разных уголках планеты, что они, сохранив свои изначально нарушенные память и мыслительные способности, смогли, тем не менее, делать то же самое (бессмысленно твердить намертво заученный текст), чтобы привлечь внимание андроповского КГБ к факту необъяснимых явлений перед тем, как появится десятилетняя героиня с исчерпывающими объяснениями происходящего. Дело в том, что нормальный, адекватный человек вообще не может осознанно пережить Скачок, а у героини, которую так долго искали и нашли несмотря на почти безнадёжную редкость такого явления, показатель "L" охватывает целый диапазон, т.е. ВСЕ психические состояния для неё входят в число нормальных, все они - абсолютно и естественно переживаемые, включая ту часть диапазона, которая позволяет и без ущерба пережить Скачок, и перенести память полностью. Всё это будет определённее - в повести. Остальные люди (люди вообще) так уж устроены, что на время таких потрясений у них "перегорают предохранители", показатель "L" у них не дотягивает до нужного, и они просто "такое путешествие", природой вообще-то не предусмотренное, "совершают", полностью теряя память о периоде "вырезанного куска киноплёнки" - между 15 апреля 1977 года до 201? года, возвращаясь обратно в 15 апреля 1977 года ровно как в предыдущее мгновение. Только героиня, обладая целым диапазоном, сколь бы сильным потрясением для неё всё это ни было, способна "безболезненно" в конечном счёте сохранить память обо ВСЕХ временнЫх отрезках, которые лично пережила, - у неё одной в этом мгновенном ураганном "процессе" не срабатывает некий естественный "предохранитель", не "вылетают пробки".
       Вообще-то, здесь не всё так просто. В 1977 году в любом случае помнить никому ещё нечего, поскольку 201? года ещё НЕ БЫЛО. С другой стороны, человек - особое существо, особая информационная единица, так что, кто умудрился пережить будущее - тот его ПЕРЕЖИЛ... А природа, Вселенная позаботилась о том, чтобы "лишней памяти", которая усложнила бы всё до невыносимого, больше не осталось - если нет "полного диапазона L", позволяющего вынести все психические состояния в принципе. Но в общем, все эти тонкости - уже для повести.

       Итак, героиня оказывается у Андропова (все тонкости ПОКА опять не существенны). Как её и предупреждали, теперь она с этой своей памятью - АБСОЛЮТНО одна: принимать решения ей приходится только самой. Димка, Толя - где-то здесь, но молодые, ничего не знают и в принципе не могут вспомнить (они - именно в том естественном состоянии, когда ничего после марта 1977 года для них ещё НЕ БЫЛО, - вспоминать и знать им теперь просто НЕЧЕГО). С Андроповым она договаривается (а с ним МОЖНО договориться, если это логично и не в ущерб делу), что пока ничего ему объяснить не может, ни кто она, ни откуда у неё информация, но ждать нужно всего лишь день-другой: она уже написала и отдала ему информацию для советских астрономов и астрофизиков - то, что после их ознакомления и проверки предложенных фактов и факторов (расположение дальних звёзд и пр.) объяснит странные проскочившие явления во Вселенной (всё оказалось в мелочах не совсем так, как показывали расчёты, но не по сути), и очень многое ещё. Она называет советские научные учреждения и ряд учёных, которым это можно доверить (это всё существует, проверяемо, - Андропову пока не понятно только, откуда всё это может знать ОНА, десятилетняя, не покидавшая доселе родительский дом и школу...), но после подтверждения и объяснения документа, полученного астрофизиками - подтверждения ИХ наблюдениями и расчётами - абсолютно всё будет объяснено, встанет на свои места: и кто такая она помимо анкетных данных, и что это за больные дети, твердящие по всему миру политическую фразу (она о них не знала, но "приветственный салют" в 1977 году ей обещали из 201?-го, и долго думать ей не приходилось, что это и откуда ветер дует. Проверка информации учёными - это день, отсилы два. А мировое сообщество (по информации, полученной по всем мыслимым каналам), пока ещё точно так же ничего не понимает, многого не замечает, тем более, что в некоторой панике вдруг стало не до того, и без подсказки о том, ЧТО же произошло (и что дальние участки Вселенной едва-едва, но всё-таки "поменяли расположение"), могут не скоро что-либо понять и узнать, - или никогда... Юрий Владимирович соглашается день подождать, тем более, что она в любом случае остаётся у них и абсолютно никуда не рвётся. Отдать данные учёным для проверки она предлагает пока в условиях особой секретности, но там это можно и не объяснять.
       Её родителям уже сообщили, что она жива-здорова (а ей пришлось от них несколько по-детски сбежать, - не могла же она, десятилетняя, им заявить: "Мама, папа, мне срочно надо в КГБ", - чем бы это кончилось - понятно). Но план такого побега был продуман как запасной ещё в "не очень легальном отделе" ФСБ 201? года. Теперь её родителей уже даже успели привезти в Москву, она даже очень коротко с ними виделась после "побега", но... пока ситуация остаётся затягиваемой, и все ходят из угла в угол, оставаясь на связи с учёными, которые уже сразу подтвердили, что переданные расчёты - во всяком случае, действительно являются нормальными научными расчётами. (А их, кстати, даже не стали шифровать: для неё самой, как и для многих, это всё равно была абра-кадабра.)
       Когда её приняли здесь, она сразу же передала Юрию Владимировичу (а она была проинструктирована, КАК добиться разговора лично с ним) список "кротов", чтобы раньше времени не произошло утечки. Кто-то мгновенно был взят с поличным (указания, где и что искать тоже были переданы в "предварительных" шифровках, кого-то ещё проверяли, но от секретной информации их, конечно, негласно отстранили.
       После дешифровки ВСЕЙ информации и бесконечных разговоров с самой героиней (проверок-перепроверок, хотя и мягких: ей теперь - 10 лет...), постандроповские политические деятели из исчезнувшей во Вселенной "версии" до 201? года, конечно, не пострадают (большинство из них там пока ещё "ничего не сделало"), но ни в большой политике, ни во власти они уже, понятно, больше не окажутся. Хотя как Чебрецов (см. далее), так и сам Андропов прекрасно понимают, что "мягкое отстранение" определённых фигур никакой проблемы по сути не решит, - дело не в этом, не в ТАКОЙ конкретике.
       Пока все нервно ждут ответа астрофизиков, она сообщает, что хотя "не уполномочена" ещё что-либо сообщать до подтверждения учёными научной информации, но всё же, одну вещь, как ей кажется, надо сообщить срочно, а то у неё душа не на месте. Это её "душа не на месте" сыграет вскоре ключевую роль в её дальнейшей судьбе...
       В общем, по непроверенным данным, которые ей сообщили почти в последний момент ("КАКОЙ "последний" - скоро узнаете, учёные объяснят"), у них там, у Андропова, шестеро разведчиков пропали без вести. Как я уже писала, Андропов застыл: шесть разведчиков действительно исчезли, но нехорошо всплыла известная им информация, так что не оставалось сомнений, что это - перебежчики, хотя следов их найдено так и не было. Они направлялись за пределы СССР и контролируемых им территорий. Так вот (говорила героиня), вероятно такое, что на самом деле они вообще не покидали территорию СССР, но были квалифицированно похищены по плану, разработанному зарубежными спецслужбами, и тайно содержались где-то "прямо здесь", поскольку готовился не состоявшийся "скандал века". Информацию же у них получили, посредством применения скополамина и барбитуратов - пентотала и амитала, а также ещё каких-то препаратов, доподлинно это не известно. Судя по некоторой задержке с появлением их "информационных следов", можно предположить, что сопротивление препаратам было оказано, но кто и как среагировал на них из шести - сказать трудно. В общем, больше они так нигде и никогда не появлялись, ни они, ни какая-либо информация о них, и живы ли они по сей день 1977 года сказать трудно. Но если живы - искать их надо прямо сейчас, - это, пожалуй, единственное, в чём день-два - НЕ терпят. Где искать - она не знает, но предположительно... - она назвала район, довольно большой и на самом-то деле весьма удалённый от европейской части СССР. Если они живы, то их должны чем-то кормить и пр., но содержаться они могут где-либо в помещении, связанным, например, с какой-нибудь животноводческой фермой, куда всё необходимое подвозить не сложно. Поскольку о некоторых вещах и цепочках событий в КГБ представление имели, то возможное местонахождение похищенных сотрудников вычислили относительно быстро, хотя и не мгновенно. Раньше просто в голову никому не приходило, что они вообще могут находиться на территории СССР, что их вообще надо искать.
       Героиня сказала ещё очень немногое, и у неё от души отлегло, что об этом она сообщила. Дальнейшего она какое-то время не знала, - ей не рассказывали, а телевизор она по привычке не смотрела, даже когда проскочила первая информация о международном скандале.
       В общем, их нашли. (Я ещё не очень разобралась, к какому они относились ведомству в тот момент, КГБ или ГРУ.) Двоих уже не было в живых полгода-год. Двое оказались психологически сломленными, - их восстановили, как могли, но просто для жизни, - для дальнейшей работы где-либо в органах они оказались непригодными. Полноценно выжили двое: Геннадий Валентинович, которого любя дразнили какое-то время "человек в железной маске", потому что он настолько отказал себе в возможности выражать какие-либо эмоции, чтобы не дать прочитать по лицу что-либо на любую тему, особенно когда прессинговали родственниками и близкими, что эта способность стала инстинктивной, и Александр Константинович Чебрецов, человек, в предательство которого Андропов в глубине души так и не мог поверить. Чебрецов одним из первых забил тревогу о ведении психологической войны не на "общепринятом", а на современном уровне, - считалось, что он как бы переувлёкся, "зарапортовался". Выжив в эти год-полтора, он более чем убедился, что нет. Им («арестованным») похитители рассказывали, что в стране уже творится чёрти что (но в какой-то момент стало понятно, что для такого поворота событий их передержали в изоляции, - происходи такое в стране, их бы непременно вытащили уже на свет и заодно предъявили бы им «изменившийся мир»), и в общем, к ним применялось то, что я сама очень хорошо знаю, только беспардоннее и интенсивнее. В какой-то момент, уже после Скачка и связанных с этим странных явлений, он, уже потерявший надежду вообще когда-нибудь отсюда выбраться (и был бы прав, - они бы все погибли, если бы не Скачок), и взбешённый тем, как с ними себя ведут, да и всем безнадёжно происходящим (уже стало понятно, что как бы их ни обрабатывали, но находясь в сознании (что и требовалось в конечном счёте), никаких надежд они не оправдают, никакой игры и "разоблачений" не проведут, так что держать их в живых смысла уже не оставалось), одному из тех, кто их обрабатывал, он в отчаянной ярости исхитрился кое-что физически разбить, неизлечимо и необратимо. Сразу его не прикончили, занимались "пострадавшим". Избили, конечно, но пока так и оставили, привязанным и взаперти. Чебрецов уже лихорадочно решал, как можно в такой ситуации и в таком положении быстро покончить с собой, поскольку, что с ним сделают завтра - можно было особо не думать. И тут - штурм.





15.06.2013.
       Итак, штурм. Штурмовала "Альфа", тогда уже существовавшая с 1974 года, - именно её решили подключить, не зная, сколько заложников (вернее, пленников) оставалось ещё в живых.
       Кстати, при новом повороте событий и новом политическом курсе СССР, Афгана через два года, в 1979-м, вероятно, и не будет. Но "Альфа", само собой, понадобится ещё много раз. Как только Андропов чуть позднее ознакомился с текстом шифровок (которые героине с её осознанного согласия были намертво вбиты в память в "нелегальном" ФСБ-шном подземелье 201? года), как только Андропов выслушал ей собственную объёмнейшую информацию и аналитики сопоставили всё это со многим, известным уже тогда, в 1977-м, на которое пришлось посмотреть под новыми углами зрения, он осознал, что СССР не только, оказывается, не вечен (что в 1977-м искренне казалось абсурдом), но что он может прекратить существование фактически через 10 лет, а юридически - через 14-15. Тогда иначе посмотреть пришлось вообще на всё. Международная политика СССР, уж конечно, отнюдь не стала более толерантной, но приобрела незнакомые ей ранее изворотливость и гибкость. Пришлось по-другому посмотреть и на проблему "мягкого подбрюшия" страны, и по-другому с ней разбираться...
       А тогда, в самом начале, у героини, разумеется, "забыли спросить", как лучше штурмовать объект, а то бы она посоветовала никаких переговоров не вести, ни о чём не предупреждать, времени на размышление не давать вообще и штурмовать внезапно. Впрочем, там были профессионалы, хотя и не с таким ещё опытом, и не усвоившие ещё, С КЕМ имеют дело. Но всё же они успели заметить подозрительную активность внутри объекта и отсекли возможные перемещения, - по завершении штурма оказалось, что уже были набраны и держались наизготове шесть шприцов с быстродействующим нервно-паралитическим веществом в летальной дозировке (по количеству живых пленников плюс два для кого-то из "своих"). После беглого осмотра врачей пленники и преступники были признаны транспортабельными и немедленно доставлены в Москву (двумя разными, конечно, партиями). Всеми мыслимыми проверками задолбали и бывших пленников, но этот процесс был уже конечным и не смертельным. Содержатели нелегальной тюрьмы и центра психологической обработки, являвшиеся тайными сотрудниками зарубежных спецслужб, были информационно выпотрошены, использованы как нужно для правильного развития международного скандала и приговорены к высшей мере. Чебрецов и Замятин (Г. В.), и так бывшие ранее на хорошем счету, после реабилитации продолжили службу с повышением как носители уникальной информации и уникального опыта для дальнейшего и качественно нового ведения информационно-психологической войны (ни на что не надеясь в тайном заключении, они всё равно смогли и успели проанализировать очень многое из того, что к ним применялось - в плюс к тому, что Чебрецов утверждал ещё ранее, когда это ещё не было воспринято с должным вниманием и вообще всерьёз).
       А в то, самое первое время, одновременно со срочной и внезапной подготовкой операции по освобождению пленников, на площади Дзержинского дождались реакции учёных на предоставленные им тексты с расчётами и обоснованием факта временнОго скачка. В течение ещё какого-то времени проверок-перепроверок повторились и замеры диапазона "L", и было доказано с максимально возможной точностью, что десятилетняя героиня, успешая побыть практически пятидесятилетней, "явилась" из 201? года (откуда и все, дожившие до того момента, но лишённые возможности что-либо вспомнить как люди, для которых никакого будущего просто ещё не было). Здесь она, однако, полностью вернулась к десятилетней физиологии, включая гормональную систему, и теперь ей предстояло справиться с постоянными перепадами состояний взрослого человека и десятилетнего ребёнка. Спасать будет то, что и во взрослом состоянии она не становилась когда-то полноценно взрослой, как многие творческие люди. Достаточно скоро Чебрецов, кроме всего прочего, возглавит комиссию по её психологической реабилитации (для этого ему, как и Геннадию Валентиновичу, даже придётся срочно восстановить свои разорванные было супружеские связи (а у него была семья и двое детей старше нынешней героини, но необыкновенная красавица-жена немедленно развелась с ним, как только на него пало подозрение в предательстве), поскольку для этой должности необходимо было оставаться женатым (У Г. В. проблема стояла менее остро) Хотя её и будут всегда использовать как вечный источник информации и заодно как приличного аналитика (да ещё и деятеля культуры нового направления), Чебрецов не устанет твердить ей рефреном в её "свободное время": "Не взрослей, не взрослей!.." (Забегая вперёд можно сказать, что скоро они оба станут для неё Сашкой и Генкой, "братишками", добродушно прошедшими вместе с ней (втроём) детский обряд посвящения в "кровное родство", "кровное братство" - по её детскому "требованию" (она категорически объявила себя "братишкой-девочкой", но никакой не сестрёнкой, - мужикам было не жалко, - они, понятное дело, вообще баловали её, как могли, и это шло не во вред, - кстати и не мешало её общению с настоящими родителями, - это отдельная история), - забегая вперёд можно сказать, что они НЕ стали основными героями её личной жизни (оба считали, что её надо будет строить, когда подрастёт, нормально, с молодыми, - а им обоим тогда было уже за сорок), хотя потом, в определённое время выходок (в отношении Чебрецова) наустраивать она успела. Но у них оставался принцип "всё для неё". Что бы там ни проскочило в определённый подростковый период (я ещё не решила, войдёт ли это вообще в повесть хотя бы как часть эпилога), но как от начала они, по её "требованию", объявили себя с ней тремя братишками, так это потом и осталось до самого конца жизни их всех, тем более не мешая её последовавшему потом НОРМАЛЬНОМУ замужеству).

       На ДАННЫЙ, сегодняшний, эпизодический момент это - ПОЧТИ всё, но не совсем. И это вообще ещё не то, что я собиралась написать здесь, и уж конечно, ДАЛЕКО не повесть, - здесь нет ОЧЕНЬ МНОГОГО.






17.06.2013.
       На всякий случай скажу, что чуть-чуть подредактировала запись от 15-го июня (не по существу), и главное уточнение (а то как всегда кто-нибудь не так поймёт) касается того, что они все трое с тех пор так и были и остались "братишками", а если что-то она (именно она) и вычудила в подростковые 15 лет (предварительно прожив в "другой" жизни "лишние" 50), то это касалось, конечно, одного Чебрецова. Хотя по существу "братских" отношений всей троицы в конечном счёте так ничего и не изменилось до конца жизни каждого из трёх. Это подчёркнуто на всякий случай, - а то обвинят хрен знает в чём даже в отношении собственных фантазий (которые для меня самой значительно реальнее объективной действительности)...


       В общем, после того, как бывшие пленники были доставлены в Москву и проверены со всех сторон (а шифровки, полученные из памяти героини, тем временем расшифрованы и полностью прочитаны), Юрий Владимирович, которого, опять же, по её "требованию" держали под усиленным медицинским контролем уже по-новому проверенных врачей ("Не дай бог!!!" - настаивала она), сказал однажды Чебрецову, тоже ещё ничего не знавшему (но авторитет которого уже возрос ещё выше в силу новых обстоятельств, в которых он, вместе с Геннадием Валентиновичем, изначально отстававшему по должности на шаг-другой, тем более, что был и чуть младше, - в новых обстоятельствах он мог ориентироваться лучше, чем кто-либо другой), - Юрий Владимирович однажды сказал ему:
       - Хотите посмотреть на свою спасительницу?
       - В смысле?
       - Ту, которая доставила информацию, благодаря которой вас вообще начали искать, да ещё и так вовремя, в последний момент. (Тут Андропов и поведал об этом её "несанкционированном" рассказе о непроверенной информации ещё до её написания и их дешифровки основного текста, и даже ранее подтверждения астрономами факта скачка во времени, о котором именно они (а не героиня) после проверки расчётов и сообщили здесь впервые, поскольку она об этом до их подтверждения "по инструкции" молчала (но вот об этом сейчас и Чебрецов ещё не знал), - Андропов поведал о её несанкционированном преждевременном рассказе, "потому что у неё была душа не на месте".)
       Посмотреть на неё ничего не знавший ещё Чебрецов, конечно, хотел. Тогда Андропов в специальном тогдашнем служебно кинозале показал служебную запись, сказав предварительно:
       - Ничего не буду тебе объяснять. Просто посмотри, и скажи мне потом, всё, что сумеешь сказать об этом человеке, - а после поговорим.
       Поначалу её вообще снимали довольно много, а она, привыкшая и к тотальному контролю, против простой камеры не возражала, тем более, что этим никто и не злоупотреблял. И вот, Чебрецов видит... ребёнка. Потом он сказал Андропову, что не понял пока вообще ничего, поскольку "ребёнок", находясь одна в комнате, берёт "страшный" политический журнал изрядной степени секретности, читает с его с совершенно не детской заинтересованностью, вдруг на каком-то абзаце испытывает эмоциональный взрыв и тихо выдаёт искреннюю многоэтажную матерную тираду. (Юрий Владимирович, как известно, от природы внутренне очень интеллигентный, терпеть не мог нецензурной брани и всевозможных фривольностей, но в шифровках их предупредили, что причина многих её реакций - не поведенческая, а связана с долгими годами сурового психотехнологического прессинга, так что лучше её так сразу со всем этим пока "не трогать", - ей, соответственно, разрешалось гораздо больше, чем принято, - её даже в таких выходках ТЕРПЕЛИ.) Потом она побродил, задумавшись, успокоилась, потом, видимо, начала вспоминать что-то хорошее, заулыбалась, и вдруг начала совершенно по-детски скакать вприпрыжку, напевая какую-то песенку, хотя и, опять же, таку-у-ю... Без "оборотов", но абсолютно немыслимую среди нормальных людей в тогдашнем СССР, тем более детей.
       - Она - из эмигрантской среды?.. Похоже на то. И всё равно странно!..
       Андропов предложил Александру Константиновичу дать особо секретную подписку о неразглашении (что означало начало новой работы) и после оформления подписки всё рассказал: и о Скачке, и о её возрасте, и об остальном.
       А тем временем, у неё была проблема: после того, как шифровки были прочитаны, от неё ждали собственного последовательного рассказа. И она искренне очень хотела начать рассказ о собственных впечатлениях и обо всём, что знала, но не могла, а только отвечала на вопросы: ей всё казалось, что здесь её никто не поймёт, что она не представляет себе, как с ними со всеми разговаривать, и всё кормила КГБ "завтраками", предпочитая пока отвечать на вопросы, но не начиная связное изложение. Её уже перезнакомили почти со всеми, кто был посвящён (выбирай, кого хочешь), ей уже представили "на опознание" Димку, Толю и Тасю (Вера была сейчас в дальней "длительной командировке"), - и она их всех сразу, конечно, узнала, тем более, что в "подземелье" 201? года они показали ей все свои молодые фотографии, ещё и обратились с личными просьбами "из будущего", чтобы в собственном "прошлом" "подстелить соломки", кому где. Их и невозможно было не узнать, - она и сама очень хотела поговорить с ними. Но просьбы были не срочными, а их самих она "боялась" чуть ли не больше всех, не зная, как с ними держаться, поскольку они, конечно, ничего не могли помнить, "первый раз её видя". Когда она первым увидела Димку, она инстинктивно бросилась к нему с воплями из глубины души: "Димка!!! Я дошла, я добралась, представляешь?!!!! А ты - надо же, настоящий «комсомольский бог», - разве можно было подумать!.." - и ей пришлось осечься, поскольку, хотя все они и были заранее предупреждены, что разговаривать с ней нужно в любом случае доброжелательно, она всё равно увидела вежливые, не узнающие, не понимающие глаза...





18.06.2013.
       В общем, она никак не могла здесь начать свой рассказ. Чебрецов рвался поговорить с ней сам, но после всех их перипетий ему, как говорили, было только "детей пугать", не говоря уж о Геннадии Валентиновиче, тогда ещё "человеке в железной маске"... С другой стороны, дело уже имело тенденцию затягиваться, а всем не терпелось. Кстати, после написания шифрованных текстов (что заняло не один день, - не случайно в "подземелье" 201? года для неё был оборудован "кабинет", напичканный аппаратурой: ФСб-шники представляли себе, КАКОЙ объём информации надо бы вбить ей в память, и очень нервничали, выдержит ли она это, воспримет ли... - всё прошло ка надо, - когда она всё написала, закончилась хотя бы нервотрёпка по поводу того, не забудется ли что-нибудь, но методики "выжигания" информации в сознании и подсознании были надёжными до беспощадности), - после написания шифровок она сразу же вспомнила про Украину, сказав, что на первом же пленуме надо объявить присоединение Крыма и Одессы к Украине - "хрущёвским волюнтаризмом", и вернуть их России, как оно всегда и было с давних времён, и пусть там себе спокойно живут и продолжают учить украинский язык те, кто до сих пор жил и учил, а то при распаде СССР Россия потеряет эти земли необратимо... Сначала на неё нехорошо посмотрели, хотя больные дети в разных уголках мира как раз и твердили о конце СССР, но когда прочитали шифровки - ей стала заметна, вроде, какая-то активность хотя бы на уровне обсуждения подобных тем, - в шифровках эта тема, конечно, тоже поднималась. В общем, что-то происходило, но толком говорить она не начинала вот уже несколько дней. И Чебрецов всё-таки уговорил Андропова разрешить ему хотя бы коротко с ней пересечься, тем более, что жила она сейчас тут же, на объекте, - хотя бы перекинуться несколькими словами.
       Пленников в последнее время заточения и так-то "не лелеяли", понимая, что время вышло, работать они отказались, и больше, в общем-то, они не нужны и даже опасны самим своим существованием, - дело в любом случае шло к их уничтожению, так что им уже и сократили паёк до минимума, и агрессивное отношение к ним вообще усилилось, условия содержания были ужасные, так что когда их привезли, в состоянии они были в плохом и выглядели жутко. Чебрецова, понятное дело, ещё и избили, хотя основное "удовольствие" оставив себе "на завтра", так что был он тогда ещё и в кровоподтёках. А поскольку привезли их заросшими, то здесь они первым же делом полностью обрили головы, что в СССР было характерно только для зэков. В общем, "красота", хотя они уже успели отдохнуть и привести себя в порядок, но когда он шёл посмотреть на героиню и перекинуться с ней несколькими словами, его напутствовали: "Смотри только, чтобы у девочки с перепугу шока не случилось..."






19.06.2013.
Жила героиня прямо на объекте (пока не буду уточнять для себя самой, где именно и на каком конкретно "объекте", но так или иначе, речь, разумеется, идёт о КГБ 1977 года, - родители её жили в маленькой служебной квартирке неподалёку, но не вместе с ней, поскольку героиня сама пока что оставалась "секретным объектом" и бесконтрольно с ней общаться пока что не допускалось (в отношении их жилья и образа жизни ещё никто ничего не решал, - в суматохе было не до того), - о том, ОТКУДА она и сколько ей в результате лет, невзирая на её нынешнее состояние, частично действительно детское, - этого они ещё не знали совсем, - только с удивлением заметили, что здесь относиться к ним стали как-то подчёркнуто бережно и уважительно.
       Чебрецов, ныне получивший повышение до полковника КГБ (если до этого он был в ГРУ - значит, его уже перевели, - посмотрим), договорился с Юрием Владимировичем и с остальными своими коллегами, отвечавшими за пребывание здесь героини, за её состояние и за первичную обработку получаемой от неё информации (кроме самих шифровок, теперь уже переданных, - это курировал только лично Андропов). По такой договорённости он, предварительно постучавшись, и зашёл однажды в её импровизированную "походную" гостиную - "буквально на пару слов".
       До тех пор к ней заходили разные сотрудники, весьма даже благообразного вида, вежливые, доброжелательные и уж точно "умеющие профессионально разговаривать", - мужчины и женщины, - кто-нибудь из последних всегда считался здесь "дежурной", хотя и постоянно с ней, конечно, не сидел. Так что она не очень-то обратила внимание на появление нового лица, тем более, предупреждённая заранее об очередном предстоящем коротком разговоре. В общем, зашёл и зашёл. То, как он выглядел, её, навидавшуюся в жизни всякого, не смутило ничуть: "Мало ли, почему там КГБ-щник так странно выглядит, - работа у них такая, - ещё не известно, кем конкретно он здесь является, - но не спрашивать же..."
       Он очень свободно с ней поздоровался, представился по имени-отчеству. Её вид и манера общения, тоже довольно свободная, располагали, и он сразу запросто спросил, всё ли у неё хорошо, не хочет ли она чего-нибудь прямо сейчас. Она поблагодарила, сказала, что у неё всё есть и всё в порядке. Но что-то в нём было такое, что ей уже почти хотелось просто поговорить: то, как он смотрел, как слушал... Даже вот судя по этому общению в несколько слов. Вдруг на какое-то мгновение ей показалось, что он - тоже оттуда, откуда и она (а ведь это было почти правдой: сущность мира, окружившего обоих в последние пару лет, или её - почти всю жизнь, до попадания в последнее в ТОМ мире подземелье, и была вопиюще единой), что он настолько ВСЁ ЗНАЕТ, что ему даже не надо ничего ни рассказывать, ни объяснять, а значит, что-нибудь рассказать как раз хотелось именно ему. Он ещё раз спросил каким-то совершенно родным,  домашним тоном:
       - Ну, может, хочется чего-нибудь лично для себя? Пусть не сию секунду... Но я не поверю, что Вас так уж всё устраивает...
       (После прочтения шифровок и обнаружения её подлинного возраста, несмотря на проскакивавшую ребячливость, Юрий Владимирович, а за ним и остальные, начал называть её на "Вы", и даже частенько по имени и отчеству, причём, не так, чтобы в шутку.)
       Она посмотрела в его спокойно-внимательные и умные-умные глаза, вдруг почему-то занервничала и сказала, пытаясь придать своему тону слегка вызывающий оттенок:
       - Лично для себя? Да, и очень давно. Я хочу, чтобы этот мир никогда не стал таким, из которого я пришла. И таким, который всё больше, насколько я помню, окружал меня уже здесь - ДО этих десяти лет, то есть ВАШ мир. Лично для себя я хочу, чтобы этот мир таким не был!
       - Но ведь и в том мире было что-то хорошее... Ваши последние приятели, например, которые здесь Вас уже не помнят...
       - Они были хоть и ФСБ-шники, но нелегалы, и сами очень хотели временнОго Скачка. Кто-то их прикрывал, говорят, но они так и не сказали, кто... ЗДЕСЬ я, конечно, многое забыла, многое непривычно теперь, а идеальным и ваш мир никогда не был, - я представляю себе, что ещё нарвусь... Но всё равно. Я не хочу, не хочу больше жить в таком мире, из которого я пришла!!!
       - Ну что ж... Во всяком случае, Я - буду стараться.
       Она даже глаза прикрыла и твёрдо кивнула:
       - УЖЕ что-то.
       И в первый раз улыбнулась...
       Это, собственно, и был весь их разговор. Спустя короткое время она заметалась: вдруг стала представлять себе, что её опять надули, что она уже ведь поверила хрен знает кому ("Дура! Сама же его ВИДЕЛА! Опять начинается?!!"). Её метания засекли (она пока вообще была предупреждена об установленной ненадолго прослушке именно в психологических целях (больше-то ЗДЕСЬ интересоваться на её счёт было нечем), прослушивались пока и все её разговоры с любыми сотрудниками, но к этому она отнеслась вообще легко: "Давайте, давайте. Мне пока ещё всё равно, СВОЕЙ жизни ещё не начиналось, а разговаривать с кем-нибудь лично - уж точно лучше, чем выступать перед целым конференц-залом. Начнёт мешать - я скажу." Её метания, которые быстро засекли, истолковали примитивно: так, что она испугалась Чебрецова. Но ничего конкретного сама она не сказала, ничего не потребовала ("оградить, исключить" и пр.), а потом и успокоилась, - возможно, посмотрев на искренне заинтересованное отношение всех явившихся.
       Ещё чуть позднее пришёл и Юрий Владимирович. Спросил, не надумала ли она начать с кем-нибудь свой подробный разговор, поскольку видела и знала в лицо уже многих, и не могла бы всё же выбрать, с кем это будет сделать комфортнее. (А они, как она понимала, послушают, - но это её как раз устраивало больше, чем какой-нибудь другой вариант.) Ну, от женщин она в целях подобного разговора почему-то отказалась, но не выберет ли она кого-нибудь из тех сотрудников, которых уже видела, - все они - хорошие люди, умные (других здесь не держат), все, кого она видела, имеют допуск и с их точки зрения могли бы подойти. И вдруг она неуверенно спросила:
       - А тот... коротко стриженный... он - тоже?..
       Андропов добродушно усмехнулся:
       - Я уже замечал раньше Вашу своеобразную, но очевидную тактичность. "Коротко стриженный"? Александр Константинович?
       - Да-да, Александр Константинович. Я бы вот с ним попробовала поговорить...
       На секунду Андропов даже "потерял дар речи", но быстро с этим справился:
       - Ну... вообще-то, это - наш лучший специалист...
       - Вот и мне так показалось.
       - А что вам понравилось?
       - У меня такое впечатление, что он всё-всё знает и понимает. Потрясающе умные глаза, говорит хорошо, и - хорошая улыбка, хотя сейчас лицо и какое-то... травмированное.
       - Честно говоря, я первый раз слышу, что у Чебрецова - добрая улыбка...
       - Нет, Юрий Владимирович, это у вас от удивления восприятие нарушилось, - я не сказала, что она - добрая.
       (На некоторые её вольности здесь уже махнули рукой, - её "своеобразие " было не самой большой проблемой на сегодняшний день.) Алёна продолжала:
       - Я сказала: ХОРОШАЯ улыбка. Как бы это сказать... Речь-то пойдёт о страшных вещах...
       - Я уже понял.
       - Человек с доброй улыбкой был бы очень симпатичен, но я побоялась бы, что он не поймёт главного.
       - А этому, судя по "лицу, какому-то травмированному", уже объяснили?
       - Да, но... У вас уже сняли фильм "В бой идут одни «старики»"? Так вот, это - фильм, и там все тоже добрые. А тут так, как это могло бы быть на самом деле, когда прекрасные люди действительно идут В БОЙ. Жестокий и страшный. И старики уже без кавычек.
       - Я понял. Ну что ж, и этот ваш выбор - наверное, лучший вариант. Но только, видите ли, Александр Константинович - после тяжёлого задания, он может быть ещё не в форме...
       - Жаль. Но если ещё не в форме - то это, конечно, важно. Ладно, тогда я ещё...
       В этот момент в дверь постучали и вошёл Чебрецов.
       - Разрешите войти?.. Юрий, Владимирович, я пребываю сейчас в великолепной форме и абсолютно готов приступить к работе.
       - Вы же только что в другом крыле были! Вы что, по воздуху прилетели?
       - Я телепортировался.
        (Внешняя разведка предполагала некоторую начитанность всякими зарубежными фэнтези и прочей ерундой для вероятной темы "несоветского разговора".)
       - Что вы сделали? - переспросил Андропов, а Алёна хихикнула.
       Чебрецов сказал:
       - Ну вот, она поняла.
       - И прекрасно. Всё. Не буду мешать. Общайтесь, - сказал Юрий Владимирович, попрощался, и вышел.
       (На связи и прослушке все затаили дыхание...)





21.06.2013.
Итак, продолжаю изложение последующего содержания "Вспышки".
       На прослушке все затаили дыхание. Но ничего существенного так сразу не произошло. Зная, что Алёна ещё не обедала, Чебрецов сказал ей, что голоден и предложил пока выкинуть всё из головы и перекусить, - сегодня, вроде бы, есть то-то и то-то, пусть выберет, и им обоим принесут всё сюда. 
       - И спокойно поболтаем пока, - никакой работы.
       - Я - за. Но знаете, мне,честно говоря, так надоели уже эти стены, - сколько я уже отсюда почти не выхожу! Может, здесь есть какая-нибудь столовка? Там какие-нибудь люди обедают... Моё любимое состояние - одиночество в толпе. Ну, не одиночество, - но нам же с вами там никто не будет мешать? - сядем за какой-нибудь столик, а вокруг пускай что-нибудь шевелится, гомонит немножко... Но в общем, хотя бы стены эти сменить!..
       - Понимаю. Но со столовкой сейчас сложновато, поскольку о вашем существовании пока ещё не все знают даже здесь, - показывать вас пока не хочется... Но стены сейчас сменим, - я что-нибудь придумаю. А что вы выберете из еды?
       Алёна ответила. Он вышел и очень быстро появился снова:
       - Ну, пойдёмте, вам должно понравиться.
       Проведя её по каким-то подозрительно пустым ("вымершим") коридорам, он распахнул дверь какого-то дальнего кабинета. 
       - Вот, что-то вроде комнаты отдыха. 
       Вообще, это была, видимо, Ленинская комната: портреты, красные флаги, вымпелы, грамоты, ещё что-то в том же духе... Но здесь же было и довольно много роскошной комнатной зелени, особенно в углу, противоположном "ленинскому", - буйная, можно даже сказать, зелень окружала диванчики и несколько столиков.
       - Ух ты, а у вас тут уютно.
       - Вот и отлично.
       Пришла самая-самая настоящая, совсем не молодая, полноватая официантка в белом фартучке и в белой шапочке-наколке ("как раньше", - не уставала думать в таких случаях Алёна), привезла тележку с их заказанным обедом.
       - Приятного аппетита.
       Разговор завязывался ни о чём. Тем больше Алёне не терпелось заговорить о чём-то существенном.
       - Слушай, а знаешь... Ой, простите.
       - Нормально, нормально. Станем разговаривать на "ты", но только мы, а больше ни к кому это относиться не будет. Обращайся ко мне "Саша", - безо всяких. Договорились?
       - Да, конечно. Ну, я - понятно, Алёна.
       - Тебе здесь, в нашем времени, непривычно? Или нормально? Ты же в нём когда-то росла... Но для тебя ведь столько всего прошло, столько изменилось, ушло вперёд... И вдруг - обратно. Трудно столько потерять в одночасье, и раз - к давно прошедшему, и опять - всё с нуля?.. Тяжело тебе?
       - Да ничего я не потеряла!!! - взорвалась вдруг Алёна, - Понимаешь ты, НИЧЕГО!!! Я уж не знаю, нашла ли что-нибудь (это время должно пройти, чтобы понять), но вот, того мира уже больше нет, вообще нет, как корова языком слизала, а я его до сих пор ненавижу и не прощаю. И хотя в голове навсегда крутятся теперь эти дурацкие шифровки (но это не так страшно, не так мешает, поскольку для меня они не несут понятого смысла, - это не текст), но представляешь, я до сих пор иногда ловлю себя на чтении проклятия ТОМУ миру... КОТОРОГО БОЛЬШЕ НЕТ! И не останавливаюсь, - начала - дочитываю. Только пока что добавляю, что это - ТОМУ миру...
       - Прости, Алёныш, - начал Саша, а она обратила внимание на такую "интерпретацию" имени, - а что за проклятие?
       Она рассказала и даже пообещала написать, только не за обедом.
       - Да ты что, конечно! Это вообще абсолютно подождёт.
       - И вот я что ещё хотела. Не хочу такой же путаницы или фальсификации, как там - с этими вашими КГБ-ФСБ и с моим к ним отношением. Это РАЗНЫЕ вещи! Как и ВСЁ в ТОМ мире - вообще, ВООБЩЕ не имеет отношение к тому, что было здесь. И никто не имеет. И никто ни на кого не похож. Там - ДРУГОЙ мир и ДРУГИЕ существа, хотя ВРОДЕ БЫ и тоже люди. Я НИЧЕГО не потеряла. Я же рассказывала про Вспышку, про Скачок...
       - Я, кстати, не слышал. Я же не все записи прослушал... Алён, а ЗДЕСЬ ты когда-то любила людей?
       - Это - нормальный сложный вопрос. Смотря какие люди... В том-то и дело, что здесь они были РАЗНЫЕ. А ТАМ настоящую, сущностную разницу заменили разницей во внешнем антураже... И то - не очень удалось, - они даже при это стали однотипными, - даже в разном "прикиде"... И в самом деле, какая может быть разница при одинаковости ДУШ - под одинаковой властью мамоны каждая... Но здесь - в основном - да, любила. Стремилась к ним. И уж точно - в той (ха, - в этой... в вашей!) разности они были мне очень ИНТЕРЕСНЫ!
...Знаешь, сразу после Скачка, когда я увидела МАМУ и осознала его, когда осознала всё это... Нет, назавтра днём, - а из Скачка, из Вспышки (которую там не просчитали, вместе с сопровождавшими её оптическими эффектами, - хотя саму вспышку осознанно пережила только я, - но оптических эффектов мужики не предвидели, - знай они о предстоящей Вспышке, они бы рехнулись от страха, а вдруг я вместе со всей этой информацией не переживу её, не сохраню память! - так, о чём я говорила...), - из Скачка я вышла ночью, а переживала всё это "на полную" - уже днём, так вот... Я глазела на этот свой былой мир, в котором опять оказалась, и уже испытала бешеную радость, - это не передать, наверное! - и вдруг... Нет, никаких видений не было, это было на уровне собственной мысли, фантазии, поэтического образа, но я КАК БУДТО увидела коричневые щупальца спрута, которые уже лезут сюда, чтобы всё здесь опутать!.. Но я действительно знала, что в 1977 году тот "грядущий" мир уже действительно пустил свои "щупальца", - он тоже уже БЫЛ здесь, только ещё относительно робко... И теперь - ЕСТЬ. И с тех пор в голове застучало: "Не тянуть! Москва, площадь Дзержинского! - это всё, что я реально могу..."
       - Молодец, Алёныш, ты всё сделала потрясающе правильно. А твоим былым "корешам", Диме, Толе, Вере, Тасе, Саше, Мите - мы им всё расскажем чуть позднее, - пусть хотя бы просто знают о своём будущем героизме, которого они не вспомнят... Ну его, этот ваш ЦРУ-шный ФСБ, но НАС-то они не предали!.. Эх, жаль, что ты маленькая, а то выпить бы сейчас... Ну, давай хоть соком! Будь здорова! Действительно БУДЬ!
       - И вам - не хворать!.. (Здешний, кстати, фильм. Ваш. Домашний...)





06.07.2013.
       <…> Героиня моей повести (моих сочинялок) лет в двадцать или в двадцать с небольшим (во "второй версии" жизни после временнОго Cкачка вышла замуж именно за СВОЕГО (молодого) МУЖА (о чём они тайно и договаривались с Сашкой Чебрецовым ещё при её десятилетнем появлении в 1977 году), того же мужа, что и в той, предыдущей жизни, у которого к тому времени была уже выправлена судьба и преодолены, исключены последствия психотехнологического вредительства (как и у неё), - только жить они уже будут больше не в Германии... Ещё бы! - ведь её "старший" "братишка", Чебрецов - уже молодой председатель КГБ СССР, а позднее - молодой генсек, которому суждено будет перевернуть мир, все его системы, - а в преемники он себе будет готовить детей и внуков её же "среднего" "братишки" - Генки Замятина, не считая так уж годными к этому своих... 








                           СУТЬ ПЕРЕФОРМАТИРОВАНИЯ
                  стран, структур управления, отдельных людей.
                                       «РУССКАЯ ИДЕЯ»
                 — для фантастического повествования «Вспышка».


20.09.2013. (Из Дневника.)
       <…>Да, за то, чтобы реально подложить им реальную свинью, я жизнь отдам.
       Жаль только, что почти некому её подкладывать: основная масса просто лишена способности соображать. Я же, кроме вступления, даже повесть начала с того, что ЛЮДЕЙ БОЛЬШЕ НЕТ, совсем. Это — правда. Сейчас я продолжу, а пока в стотысячный раз объясню, что это значит: «ЛЮДЕЙ БОЛЬШЕ НЕТ».
       Есть такой журнал: «The prime russian magazine», 2(17) март-апрель 2013. Статья Леонида Ивашова «Сегодня главным объектом в войне становится властвующая элита» с подзаголовком «о том, что наше — на первый взгляд — мирное время — это время войны, которую даже можно назвать мировой». Он пишет: 

       «««У нас, например, совершенно не обратили внимания на слово «преэмптивный», которое Буш произнес в сентябре 2002 г. Подумали, что Буш по обыкновению что-то брякнул, оговорился. Однако уже в 2006 г. в стратегию национальной безопасности США вводится термин «преэмптивная война». <...> Преэмптивная война ведется в три этапа. Первый состоит в смене недемократического (то есть не проамериканского) режима. Логика при этом такая: права человека важнее прав народа. Второй этап называется строительством нации, то есть происходит переидентификация культурно-цивилизационной сущности народа. Традиционные ценности заменяются универсальными. То есть фактически это перезаселение, хотя фамилии и остаются прежними. Третий этап — восстановление страны, но это факультативно, потому что в этой войне вообще может не быть военных действий. По сути это переформатирование страны. Суть заключается в том, чтобы навеки без возможности пересмотра закрепить за соответствующими банками и корпорациями территорию и ресурсы той или иной страны.»»»

       Война эта ещё не закончена, перезаселение произошло ещё не полностью, но уж в столицах и важнейших регионах население, которое больше не называется ни нацией, ни народом, уже по сути заменено (хотя всё это делается так, чтобы оно этого не заметило и даже ничего не поняло, — мыслительная способность нарушается (модифицируется) тщательно), а на спаиваемую провинцию никто особого внимания и не обратит. (Кстати, «универсальные ценности» — это шкурничество, и когда лично тебе не очень мешает — предоставление возможности шкурничать другим.)
       Предполагаю, что «требование суверенитета» «под руководством нашего национального лидера» сведётся именно к вышеизложенному, — никто ничего не поймёт и все останутся довольны, — вымирание будет происходить постепенно под жутко российскими лозунгами, — но сознания-то русского, советского (не в политическом плане, но в общечеловеческом — единственного, которое, при сравнении, хочется видеть в себе и вокруг) сегодня больше уже нет.
       Не знаю, как именно ко всему этому относится моя история (так же как и скоренькое избавление от моих родителей, кстати, как я говорила, обработке поддававшихся, поскольку самостоятельно этому противостоять невозможно, но не позволивших затронуть свою личность и сущность до самого конца), — но как-то оно относится ИМЕННО К ЭТОМУ.


       На сегодня — почти всё. Только два слова под занавес (которые переросли почти в отдельное эссе). В моей фантастической «Вспышке» после временнОго скачка в заново наступившем 1977 году предполагается появление чего-то, вроде русской идеи (или как она там будет называться в новом Советском Союзе, после получения сегодняшней информации, которая повлечёт за собой неизбежные перемены), — это заранее объявленная встречная война любой психологической обработке, любым занятиям психологией без ведома и разрешения человека или группы лиц, которыми занимаются, — война заведомой манипуляции, особенно «в особо крупных размерах», война заведомым искажениям истории, заведомо недобросовестной рекламе, особенно в политическом аспекте, тем более — война, объявленная любой возможности психологических воздействий в обход человеческого сознания. Самое страшное преступление (поскольку, в каких бы целях такое ни применялось, оно неизбежно влечёт за собой разрушение человеческой сущности в принципе) — это прямое вторжение в человеческую память, в человеческую мысль, чтение чужих мыслей и внушение посторонних мыслей под видом собственных. Тем более, что не случайно во все прежние времена человека не судили и не поощряли за намерение, — только за совершённое деяние, и максимум — за прерванную извне попытку его осуществления. Это было нормальным, и учитывало НОРМАЛЬНУЮ работу человеческой мысли. Тем более, что мысль как таковая не является основанием даже для возникновения намерения. Нормально работающая мысль должна прорабатывать РАЗНЫЕ варианты, и часто приводит к противоположному даже намерению: самая чёрная мысль иногда может (не совсем парадоксально) приводить к добрым делам, а самая светлая мысль — к злодеянию. Я уже писала, что мысленно, в яркой фантазии пережив совершаемое им преступление, человек может так ужаснуться того, что ему в этом случае предстоит увидеть в реальности или так ужаснуться последствий сделанного, что как раз надёжно откажется от такого поступка. Не говоря о том, что в такой способности переживать воображаемую реальность — суть творчества, не только художественного.
       Так что там, после «второго» (второй раз наступившего во вселенной) 1977-го года, после получения и осмысления всей этой информации, доставленной героиней, к последней теме отнесутся крайне серьёзно, создавая юридическую систему с учётом новых обстоятельств и знаний. Например, если утверждается, что кто бы то ни было, человек или организация какого угодно плана, любым способом читает мысли (будь то с помощью любой технотроники или в результате «экстрасенсорных способностей»), они обязаны сообщить об этом, чтобы окружающие как минимум имели выбор — приближаться ли им к таким людям (человеку), допускать ли возможность их вторжения в свою память и мысль, и допускать ли какой-либо с ними контакт.
       О Вольфе Мессинге я знаю давно. Есть вполне толковая книга: 
Борис Соколов. Вольф Мессинг М.: Молодая гвардия, 2010. Её легко найти в интернете. 
       А также я нашла в интернете любопытную статью: 
Вольф Мессинг: «Я вижу мысли людей»,
Занятный эпизод с точки зрения восприятия данного текста можно привести сразу:

       «««За огромным письменным столом сидел Сталин. Повисла тяжёлая пауза. Но прежде чем он успел что-то произнести, Мессинг сказал:
— Я вижу Ваши мысли. Не считайте меня своим врагом.
— Как ты это делаешь? — спросил Сталин. — Кто обучал тебя магии?
— Никто, — ответил Мессинг. — Это происходит против моей воли и против моего желания.
— Но ты можешь быть опасен, — произнёс Сталин.
— Нет, я обещаю никогда не использовать свой дар против Вас и Вашей страны.»»»
 
       Точного и исчерпывающего определения сущности дара (или «дара») Вольфа Мессинга найти нельзя. Кто-то считает его экстрасенсом, кто-то талантливейшим шарлатаном. Но даже если его дар — мистификация, то она — очень тонкая и поражает воображение очевидцев. Для меня несомненно одно: подобные исследования в последние десятилетия проводятся очень интенсивно, результаты их используются. Особенно при таком «фантастическом» развитии техники сегодня, — так что весь этот разговор — отнюдь не праздный. То, что устроили лично мне (более всего, в СПб), перечеркнуло жизнь. Поскольку власти никогда не признАются в наличии у них подобных возможностей или  в наличии ТАКИХ тонких и убедительных способов подобной мистификации, позволяющих манипулировать людьми с необычайной лёгкостью, - поскольку они никогда в этом не признАются, то им проще всего социально уничтожить меня окончательно, что и делается, и что постараются довести до конца. А «народ» предпочитает вкусно кушать (или хоть как-нибудь), покрасивее одеваться и поменьше заморачиваться «лишними» проблемами. Что с ним, с этим «народом» произойдёт дальше и по чьей воле — предпочитают не думать. Что ж, дело хозяйское. 
      Лично мне когда-то, то ли ФСБ-шники, после моих истерик, устроенных в приёмной устно и письменно, то ли какие-то другие «неясные помогальщики» (после них же и там же), полностью перекрыли ночные сны, чему я несказанно рада поныне. Вероятно, так же можно закрыть и «прорицательную способность». Разобраться при желании с технотроникой на государственном уровне — и подавно «совсем просто». Лично я... Тех, кто как-либо вторгался в моё сознание, слышал мысли и внушал их мне, и ничего не предпринял против этого, не заявил, не предал огласке, не довёл до моего сведения (и родительского — в отношении их самих), или кто перечеркнул жизнь, фальсифицируя нечто подобное и доводя меня и мне подобных до неспособности нормально существовать, тех, кто сделал всё это возможным и безнаказанным — в этой стране и во всём нынешнем мире, — кто знал, но промолчал и ничего не предпринял против подобного отношения к живому человеку (к людям, помня как минимум о моих родителях), — лично я никого из них  не прощаю и не прощу никогда, ни в жизни, ни в смерти, ни в своей, ни в их. 
        В целом же, сейчас это всё — поздно и бесполезно, — процесс уничтожения свободной человеческой сущности уже необратим, а в 1977 году ещё многое оставалось — с кем и с чем работать для предотвращения нынешней катастрофы, — очень многие ещё способны были ужаснуться перспективе «жить» в таком мире. Там, в фантастическом «повторном» 1977 году, многое в законодательстве и в процессуально-доказательной базе будет переработано, — а прежде, чем применить любые серьёзные санкции в отношении лиц, совершивших другие преступления, необходимо будет проверить, юридически обосновать, что они не были совершены под психотехнологическим воздействием любого плана). Смертная казнь там не отменена, и применяться она будет, прежде всего, в отношении ЭТИХ преступлений. Сначала она будет применяться за доказанные преступления такого рода часто, потом, как в странах, где за воровство отрубали руки, воровства практически не было, и применять эту меру становилось уже в основном не нужным, — так и здесь: применение высшей меры по данным «психотехнологическим» статьям скоро в основном иссякнет, поскольку почти не останется охотников этим заниматься (внешнеполитическое развитие в этом тексте я пока не затрагиваю ).





06.12.2014
       <…> Там, в 1977 году после временнОго скачка, очень скоро окажется, что в период Вспышки, её затухающего свечения, с балкона упал и разбился насмерть мальчик 12-ти лет, который проснулся и побежал смотреть свечение на балкон, — а его родители ещё не успели ничего сообразить и заглянуть к нему в трёхкомнатной квартире. Мальчика звали Гоша Бардашков. Героиня даже испугается, не сон ли это всё-таки, не спектакль ли какой-нибудь нейрофизиологический — по сценарию. Но мир будет реальным, как и все события в нём. Тогда героиня сочтёт это… чем-то естественным для мира, в котором могла бы развиваться нормальная жизнь. Она подумает, что она-то — не Бардашков, садист, истекающий слюной при созерцании мучений его жертв, — так что просто факта, что с её десятилетнего возраста Бардашкова просто больше не существует, ей покажется нормальным и достаточным (всё равно она будет очень удивляться невероятному совпадению, в коем это веке — хорошему)… Но, со своей памятью пятидесяти лет «той жизни», она будет прекрасно понимать, что несуществование Бардашкова — это ещё отнюдь не решение проблем, ни её, ни глобальных. Как бы ни было, но мчаться с шифровками в памяти на площадь Дзержинского — ей необходимо. Она, конечно,  будет страшно бояться, по силам ли это окажется Андропову при всей новой информации из её шифровок из будущего, но там-то окажется, что последняя нешифрованная «необязательная» информация спасёт Александра Чебрецова и Геннадия Замятина, а вот отсюда — … начнётся, действительно, принципиально другой мир…






08.01.2015.
       <…>        Вот, что я хотела ещё быстренько сказать. Фамилия «второго» героя «Вспышки» из прошлого — Замятин, Генка Замятин, Геннадий Валентинович. Это не случайно. Может быть, я уже ничего не успею написать, — так хочу, по крайней мере, успеть сказать, что это — конечно, не случайно. Это — не тот Замятин, и писать он ничего не будет, но по сути (по ходу действия) он должен КА БУДТО бы переписать, переделать, переиначить замятинский роман «Мы», где вселенная была «проинтегрирована». (Писатель-фантаст Замятин, видимо, просто не употреблял ещё таких слов, как зомбирование, и пр., и не знал, как это назвать, но суть ясна — кому ясна.) Так вот, во «Вспышке» должно произойти нечто обратно (правда, много и подробно этого не планируется), и вселенная НЕ будет «проинтегрирована», этот процесс будет остановлен, а люди, боровшиеся против, не погибнут.
       Наверное, я ничего этого не успею, — УЖЕ поздно, и «ПРОЦЕСС» не остановит уже никто, как и в замятинском «Мы»…
       Всё, надо уходить. /17:39/




13.03.2015.
       <...> когда героиня появилась в десятилетнем возрасте ТАМ и первый раз пожаловалась Чебрецову (я ему, кстати, собираюсь сменить фамилию, но ещё не придумала), что чувствует всегда себя безоружной, он сказал: «Хорошо бы, чтобы все проблемы решались так же легко, как эта!» — достал из плечевой кобуры свой Стечкин и подарил ей. Хотел на неё и оформить, но в КГБ не разрешили (а председателем он ещё не был, — потом все уже привыкли и ничего не меняли до её совершеннолетия, когда она уже и успокоилась), поскольку, хотя и произошла вся эта история со Вспышкой, но формально и физически ей было теперь десять лет. Ей разрешили на особых условиях: заряжать, разряжать и стрелять — только в тире под руководством нескольких перечисленных инструкторов (начиная с Чебрецов а и Замятина) и под их ответственность. Но незаряженный — первое время (в 10 лет) она носила за поясом в качестве украшения — под ответственность Сашки с Генкой (далеко гулять она и так не ходила). <...>
       Когда героиня в 10 лет носила незаряженный пистолет за поясом, к Сашке иногда приставали особо занудные сотрудники: 
       — Ну, зачем, зачем она таскает этот пистолет? Хорошо, незаряженный. Так тем более — зачем? Какой в этом смысл?
       — Ей надо. ОЧЕНЬ НАДО. Слушай, к тебе же никто не пристаёт, зачем твоя жена «таскает» бриллиантовое колье. Штучка тоже совершенно бессмысленная. Но ей надо, и всё. Очень надо.
       Тот, даже задохнувшись от возмущения (официальное лицо среднего уровня в советское время в официальном учреждении):
       — У моей жены нет никакого бриллиантового колье!!!
       — А, так ты ещё и жмот?..
       Этот, продышавшись и махнув рукой, язвительно:
       — А вот, у твоей жены — есть бриллиантовое колье?
       — Она у меня не просила. Есть, вроде, что-то такое… Но это — без меня. Пока я был в командировках и в секретной тюрьме.
       — Да? А у твоей подопечной, вместо пистолета, который нисколько не стоит, дорогое колье — есть?
       — А ей — вообще не надо. Она тоже не просила. Зато она любит иногда молотить грушу в боксёрских перчатках…
       — О, господи…
       — Ты не дослушал. Так вот, когда она попросила, мы ей сразу всё сделали. Она была очень довольна… Ты знаешь, — она ставит магнитофон, прыгает перед зеркалом под музыку и периодически под эту музыку молотит грушу…
       Собеседник закатил глаза.
       — А потом она сказала, что всё и так хорошо, но если бы боксёрские перчатки — ещё красивые, длинные и разноцветные… Она таких видела много. А у нас таких нет. Думали сделать на заказ, специально ей, но… Был в 30-е годы такой взбалмошный боксёр Макс Бэр. Очень любил валять дурака. Оказывается, поклонники подарили ему необычные разноцветные перчатки (сделали их тоже специально, на заказ), что могло бы быть в его вкусе, но это ему как раз не понравилось, бои он в них никогда не проводил. («Я — артист, но не девчонка же!..») Хотя подарок тогда он принял, и иногда в них — именно дурачился. Сохранились они и в его голливудский период. Так вот, представь, по нашим каналам эти перчатки удалось выцыганить. А когда дурочку валяет наше явление природы — как ты знаешь, все очень любят в этом участвовать… В общем, они — у неё, а на приличном аукционе они ушли бы, как двадцать твоих колье…
       — МОИХ колье? Ну, ты нахал!..


       Вообще, Алёна в «новой жизни» росла нормальной хулиганистой девочкой, любила и дурачиться, и наряжаться, «имея право» (как «вестница из будущего») рядиться вопреки любой моде, как ей угодно, всегда вертелась перед зеркалом… Сашка говорил, что когда она подрастёт — начнётся бой быков, и всё КГБ нужно будет привести в состояние первой боевой готовности. Но он шутил, прекрасно зная, что она, в свою очередь, хорошо чувствует рамки. (Почему сам бы и подарил ей боевой пистолет с полным правом ношения, не сомневаясь.) Но в окружении это понимали не все, и попадались зануды, сторонники «классического воспитания», забывая, что память и опыт у неё — взрослого человека, часто — старше их самих.
       Вот, один такой, как периодически случалось, начал вздыхать: 
       — Что вы делаете, кого вы из неё растите? Нужно готовить её к советской взрослой жизни труженицы и матери. Девочке нужны женщины, воспитательницы, наставницы…
       Тут вылетел Генка, у которого тогда ещё не отошёл «паралич лицевых нервов», и при всём своём добродушии, впечатление он мог производить самое зловещее (Алёна, на удивление, сразу же разглядела когда-то, что это — не так, и трое «братишек» уживались очень радостно), — он «грозно» налетел на говорившего:
       — Что ты мне тут детей пугаешь?!! Посмотри, у неё уже — шерсть дыбом! Не бойся, маленькая, не дадим мы тебе никаких «воспитательниц-наставниц»…
       Сашка ввернул:
       — ...на съедение. Не переживай, — мы тебя нормально кормить будем…
       (С родителями, с которыми виделась почти каждый день, но постоянно вместе с ними не жила, она вела себя, конечно, потише, навсегда теперь побаиваясь их травмировать… Но и у них теперь с работой всё было прекрасно — после некоторых перипетий. Сами по себе они теперь чувствовали себя веселее и увереннее.) <...>





…