Ведьма
Поселился там холод и мрак
И порою лохматые тени
Обнимают скрипучий косяк.
Там жила вековая колдунья,
Сторонился ее стар и млад,
Заросли тропки к дому полынью,
И собаки с опаской глядят.
Как-то группа мальчишек бесстрашных
К дому наспор решила сходить,
Пусть по спинам бежали мурашки,
Но без риска не весело жить.
В доме травами пахло и пылью,
Свои сети раскинул паук,
Им казалось, здесь время застыло,
Но, хозяйку увидели вдруг.
На кровати вся в черном лежала,
Не дышала, а может, спала,
Вдруг, глаза распахнула и встала,
И ватага тут деру дала!
Хохотала вослед им колдунья
Или плакала, кто разберет?
И гулял по карнизу в раздумье
Черный с рыжей подпалиной кот.
Года два, как она поселилась
На отшибе у края болот,
Где пустая изба покосилась,
И где нечисть, возможно, живет.
Интерес у селян был сначала:
Кто такая? Откуда пришла?
Закрывала лицо и молчала,
Чем, не ясно, бедняжка жила.
Лишь один человек знал в округе
Ее прошлого тайный рассказ,
Ни в бреду и не в пьяном досуге
Не раскрыл бы он тайны для нас.
Тут назад отмотать надо время
И в чужие края заглянуть,
Где в лесах затерялась деревня, -
Круглый год был непрост туда путь.
Жили дружно, душевно и просто,
Зори в поле встречали, в лесу,
С мужиками взрослели подростки,
Набирали невесты красу.
Две семьи там заметные были:
Был кузнец - богатырь и смутьян,
За уменье и дерзкую силу
Уважал его всяк из селян.
Сын его рос умелым да ладным,
Не чурался соседских детей,
Надо - в кузне, а надо - за стадом,
В гуще всех был ребячьих затей.
И была там семья хлебороба -
В мире не было пары милей,
Долгожданную деточку оба
Берегли пуще жизни своей.
Богом данная дочурка
Вольной вольницей росла,
Любовалась птичкой юркой,
В дом больных зверьков несла,
Шла с мальчишками в ночное,
И купалась при луне,
И началось голубое
Детство в солнечной волне!
Заневестилась наша Любава,
И Егор стал, как крепкий дубок,
И случилась тут ночь на Купалу,
И уплыл девы белый венок.
Чтоб венцом грех покрыть,
Стал Егорка у отца его волю пытать,
Но, пришлось голубкам плакать горько,-
Тот не стал брак их благословлять.
Еще раньше он другу дал слово,
Когда выжить в бою довелось,
Породниться, как водится кровью,
И сказал жестко, словно вбил гвоздь!
Чтобы блажь сына вытравить, срочно
В дальний край засылают сватов,
Воз глухой уж послали, и дочку
Друг-боец вез к венцу на Покров.
Под'езжали к селу молодые-
На пригорке Любава в слезах,
Понесли вдруг внезапно гнедые,
И забилась младая в санях.
Жизнь в селе успокоилась снова,
У Любавы родился сынок.
Ни упрека Егору, ни слова,
И печали все - вон, за порог!
Любовалась сыночком, ласкала,
В сок вошла, будто вишня в саду,
Встреч с Егором она не искала,
Не кляла, не корила судьбу.
Тихо было и в доме Егора,
Возмужал, погрузился в дела,
Не слыхать смеха детского, спора,
И любовь в этот дом не пришла.
По причине падучей Наталья
Не могла доносить до родов,
И кресты на погосте венчали
Плод безработных этих оков.
Много раз отмечали соседи,
Как Егор наблюдал за сынком...
И никто из героев не ведал,
Как же жизнь обернется потом.
А потом было знойное лето,
Пересохли озера, ручьи,
Лишь туман самой кромки рассвета
Чуть смягчал злые неба лучи.
Хлеб стоял в поле чахлой щетиной,
И ушла из колодцев вода,
А пастух согрешил со скотиной,
В лес от зноя брела, хоть куда.
Обнаглели налетчики волки,-
Вялый скот, как подарок судьбы.
"Кара свыше"- пошли в людях толки-
"Посуди, далеко ль до беды?!"
Крестным ходом село в поле вышло,
Богомольцев отправили в скит,-
Прогремело за лесом чуть слышно,
И опять зной нещадно палит.
Раз скиталица как-то под вечер
Торопливо вошла в их село,
На окошках, как яркие свечи,
Рдел закат. Было тихо, светло.
Богомолица - в дом хлебороба,
И к Любаве от самых дверей:
"Недалече,"- мол, - "крестной до гроба,
Навестить бы ее поскорей."
Сбор недолог, под утро Любава
Положила нехитрую снедь;
Спал Ванюшка румяный, кудрявый;
Крест, поклон, до жары бы успеть.
Решено на семейном совете:
С ней отец, взяв с собою ружье,
Отправляется в путь на рассвете
Пострелять озорное зверье.
Путь лежал до озер до Лебяжьих,
Где средь глади озер остров был,
И где люд богомольный однажды
Скит поставить навеки решил.
Не был он из всего света вырван,
Издалече к ним шли на поклон,
Принимали уставших от мира,
Не держались за старый канон.
Среди стариц жила там Варвара,
Она крестной Любавы была.
Знал народ о ее дивном даре,
Она с Богом беседу вела.
Подсказать могла, что делать людям,
Как молиться, чтоб горю помочь,
Хлеборобу с женой, как о чуде,
Сообщила: у них будет дочь.
Крестной стала, учила молитвам,
Тайнам трав, силе внешней воды,
Знала, путь её как будет выткан,
Но, молчала она до поры.
В дни жары стало плохо Варвара,
На коленях молилась в ночи,
И светил одинокий огарок,
На иконы бросая лучи.
И молчала, ни звука, ни слова,
Хмуро глянув на небо слегла,
Попросила послать за Любавой,
И закрыла глаза, обмерла.
Ходко шли росным утром по лесу,
Успевая в пути травы рвать:
Куманику, кипрей, да мелиссу,
Чтоб скорей крестной на ноги встать.
Верст пятнадцать прошли да присели
На лесину, на бархатный мох,
Нестерпимо пить оба хотели
И откушать уж чем послал Бог.
Только, вдруг на поляну сохатый,
Будто кто за ним гнался, стрелой,
И хозяин чащобы косматый
Поспешал мимо той же тропой,
Унеслась стая птиц с громким криком,
Волки вскачь,- все смешалось в лесу.
"Это что за исход из Египта?"-
Обратилась Любава к отцу.
Тот, кто жил средь лесов, знал законы,
Леса жизнь, как с ладони, читал,
Оглядел, оценил и все понял:
Поток жизни от смерти бежал!
В этом беге все были едины,
Крупный хищник и мелкая тварь,
От огня одним страхом гонимы,
И не важно, кто - еж, а кто - царь!
Было все в этом яростное беге:
Вопль настигнутых, горестный хрип,
Под ногами - огонь, пламя - с неба,
И один на всех тонущий крик!
До Лебяжьих верст пять оставалось,
Там вода, избавление там,
Но, лавина огня приближалась,
Как живая неслась по пятам.
Вот уж водная гладь средь деревьев.
Только принцип пошел домино,
И спасения нет нашей деве,-
Все в огне катит сверху бревно.
Тот прыжок, как прыжок леопарда,-
Так любой бы отец поступил...
Хруст костей, как костер вспыхнул ярко,
Но Любаву собою закрыл!
Плот от острова к берегу ткнулся,
Тихо все, запах гари, да дым,
Старец, видевший жизнь, ужаснулся:
Кто сидел обгорелый пред ним?!
Не узнать было нашу Любава,
Обгорелая, как головня,
Гладя тело отца, напевала,-
Старец руку ко лбу, чур меня!
Видел кто, тот качал головою:
"Нежилица", и тихо крестил.
Но, Варвара, забыв о покое,
Не жалела для крестницы сил.
Не в себе была долго больная,
Продолжая гореть, как в огне.
Дней печальных несчетная стая
Пролетала, как будто во сне.
К Рождеству прояснилось сознанье,
Как очнулась и в ужас пришла:
"Мама как? Как сыночек мой Ваня?
Папа как, я ведь с папой была?!"
Лишь к весне, когда стихли морозы,
Половодье сошло на лугах,
Бурелом одолев, пряча слезы,
Очутилась в родимых местах.
В тот злопамятный день, в год недавний
Зной загнал всех людей по домам,
Закрывали от солнца все ставни
И молились сухим небесам.
Ваня в доме теперь за мужчину,
Время игр не наступит никак.
Только вдруг задурила скотина:
Топот, рев, вой дворовых собак.
Вышла женщина глянуть к загону,
Не успела понять ничего
И упала без крика и стона
Под копытами бешеных ног.
По деревне огонь шел лавиной,
Будто спички горели дома,
Все смешалось и люд, и скотина,
Словно бездна разверзлась сама.
Ваня плакал от страха за печкой,
По щекам слезы с копотью тер,
Дом пылал, как церковная свечка.
Сына крепко хватает Егор,
Вон из дома, и рухнула крыша,
Кто остался, того не спасти,
И Егор вместе с сыном неслышно
Плакал, Ваню прижавшись к груди...
Полчаса бушевала стихия,
Нет деревни, кругом пустота...
Каждый год ты пылаешь, Россия,
То одни, то другие места!
Ну, а наши проплакавшись в волю,
Мертвых всех по деревне собрав,
Опускают в едину могилу,
Соблюдя весь церковный устав.
Встал вопрос, как же жить людям дале?
Взял Егор сына Ваню, жену,
И в село родовое Натальи
Он увозит от горя семью.
А упрямый кузнец здесь ершится,-
Кузня частью осталась цела.
Там, глядишь, и село возродится,
Да и смерть еще к нам не пришла!
А весной появилась Любава.
Нет погоста, сгорели кресты,
Лишь один большой крест виден справа:
Имена на могиле, цветы.
Там Любава нашла свою маму
И знакомых немало имен,
До земли поклонилась до самой,
То ли плач прозвучал, то ли стон.
Только Вани под тем крестом нету!
К пепелищу Любава пошла,
Запах горький разносится с ветром,
Где сирень раньше пышно цвета.
Кузню издали было заметно,
Подошла к ней, навстречу кузнец.
Только тот не признал девы бедной,-
"Самозванка",- и делу конец.-
"Ты откуда взялась, злая ведьма?!"-
Гнал ее, не внимая мольбам,
И о Ване он ей не поведал,
Сам решил:" Никому не отдам!"
Воротилась пустая в Лебяжье-
Нету сил, нету слез, жизни нет,
На душе чернота, будто сажа:
"Я хочу дать пред Богом обет!
Как мне, крестная, жить с этой ношей,
Как глядеть на счастливых людей?!
Я приму лучше постриг монаший,
Чтоб забыть свою боль поскорей!"
"Да, роптать на судьбу может каждый,
Мы с бедой совладать не хотим,
Нас утешит Господь и подскажет,
Мы же стонем, да небо коптим.
Что нести будешь с именем Божьим?
Только горечь, тоску да печаль,
А любовь где, а кротость, а нежность?"
Поглядела в закатную даль:
"Мой ответ тебе? Он недалече,
Поутру отправляйся в село,
Приведет к нему быстрая речка,
А решать? То еще не пришло!"
Так Любава в селе очутилась,
Где Егор свою кузню открыл.
С Ваней проще их боль притупилась,
Он для сына работал и жил.
И Наталья Ванюшу, как сына,
Приняла своей кроткой душой,
И семья из чужих половинок
Крепко склеилась детской рукой.
Не осталось следа от падучей,
Напевала, цвела, как весной...
Вдруг заметила: муж стал задумчив
И, как будто бы, снова чужой.
Он Любаву признал в злой колдунье,
Как ее окрестило село.
Рад Егор был, и тут же за сына
Сердце дрогнуло, скулы свело.
Понимал, как Любаве непросто,
Нес из дома продукты, дрова
И одежду, пускай не по росту,
Чтоб послать ей немного тепла.
Сам Егор на глаза не казался,
Все тихонечко ставил к двери,
Он от первой любви откупался:
"Кроме сына,мол, все забери!"
По-началу Любава чуралась:
Хворост, ягоды - батюшка-лес.
Лишь вопросом порой задавалась:
В чем загадка - зачем же я здесь?
Приглядеться решила к селянам,
Приласкать глазом деток чужих,
У реки на зеленой поляне
Из кустов все смотрела на них.
И однажды - знакомые кудри!
А подрос как, Ванюша, родной!..
Рот зажав просидела все утро,
Лишь молилась в слезах:"Боже мой!"
А очнулась - услышала окрик:
"Ваня, детка, обедать пора!"-
И Натальи-соперницы облик
Вдруг возник из чужого двора.
Сколько чувств пронеслось, сколько мыслей!
Как дошла до избушки своей?
Поняла, кто ей так бескорыстно
Нес еду и котомки вещей.
Мысль о сыне медовою брагой
Будоражили. Все кувырком...
А потом озорная ватага
Посетила Любава тайком.
Дети вихрем умчались, лишь взглядом
Сын и мать повстречаться смогли.
Прямо в кузню пытливое чадо
Ноги сами теперь понесли.
" Тятя, кто эта тетенька в черном?
Шрамы, шрамы, но эти глаза,
Я их видел, я точно их помню,
Будто что-то хотели сказать!"
Дома тоже назрели вопросы,
Так пытливо глядела жена,
И молчание стало несносным:
Средь детей, под окном - все она!
Если раньше Любава недели
Не казалась в селе средь людей:
По-началу и жить не хотела,
Ужаснувшись личине своей,
То теперь, сына голос-бубенчик
Словно звал:"Приходи поскорей!"
И скрестились дорожки двух женщин
Одного сына двух матерей.
Сколько молний метали глазницы,
Прожигая друг друга стрелой.
И Наталья, как хищная птица,
За семью и за сына стеной!
У обеих внутри все кипело,
Но, при этом сомкнуты уста...
Вдруг с реки крик раздался несмелый,-
Там опасные были места!
Обе женщины кинулись мигом,
Удалялись от берега вскачь
Малышок, захлебнувшийся криком,
И его расшалившийся мяч.
Ваня прыгнул помочь, но стремнина,
Хищно их подхватив, понесла
К повороту, где омут глубинный...
Ваню быстро Наталья спасла,
А Любава мальца подхватила,
Только поздно, погас огонек.
Над Ванюшей испуганно выла
Мать Наталья:"Очнись, мой сынок!"
Но, Любава прикрикнул:"Быстро
В дом его, обогрей, все пройдет!"
И прильнула к мальцу близко-близко,
А вокруг уж собрался народ.
Руки сами творили что надо,
Лишь молитва на белых губах...
Оттолкнулась, когда мелкий слабо
Позвал маму с слезою в глазах!
Благодарные жители утром
Всем составом к избушке пришли,
Осознали, ниспослано чудо
В той, что ведьмой они нарекли.
И она, осознав свою силу,
Вдруг смутилась, вопросов букет.
Поразмыслив, немедля решила,
Надо к крестной идти на совет.
Мысли прерваны стуком несмелый.
Ваня милый, Наталья, Егор?
С чем пришли они, с миром ли, с делом,
И о чем поведут разговор?
Первым к ней потянулся Ванюша,.
Чувств стесняясь, шаг сделать не смел,
Голос только любимый все слушал,
Вдруг сорвался, как сокол взлетел.
Будто груз, что давил им на плечи,
Отпустил, стерты слезы с лица,
Будто дамбу прорвало, навстречу
Устремились родные сердца.
Как скучали они друг по другу,
Сколько было несказанных слов!
Все не важно - пожар или вьюга,-
Коль они теперь встретились вновь!
А потом наступил час Егора.
Поклонился он ей до земли,
За душевным простым разговором
Он поведал, как перенесли
Той стихии надрывную тяжесть
И потерь горьких пепел в сердцах,
И о том, что не встретился даже
Ее след в обгоревших углях.
И о сыне сказал:"Две мамаши,
Избалуете мне мужика.
Я решил, когда станет постарше,
Отвезу к командиру полка,
С кем отец воевал. На учебу
Ваню сможет он определить.
И, как в притче, не вздумали чтобы
На двоих его рвать и делить!"
И с Натальей спокойно без злобы
Получилось им все обсудить:
"Нас венчали, и я перед Богом
Обещала Егора любить.
А за Ваню до судного стона
Я тебя буду благодарить!"
Крест сняла свой, к Любава с поклоном -
Породниться и наново жить.
Отвечала Наталье Любава:
"Воздает за добро Бог добром,
Вижу деток двоих, ты здорова,
Полной чашею будет твой дом!"
Уходила уже в полнолунье,
Будто крылья росли за спиной:
Вот ведь в чем было крестной задумье,
Я иду не с пустою сумой,
Я несу в себе полную душу
Доброй силы и Божьей любви,
И пожар мой родник не иссушит,
Святый Господи, благослови!
Улыбалась Варвара при встрече:
"Я ждала тебя только такой.
Коль смогли твои хрупкие плечи
Груз достойно нести непростой,
Значит время настало открыться:
Многодетною вижу тебя,
Над птенцом каждым, словно орлица,
Будешь биться, храня и любя,
И на всех хватит доброго сердца.
Ваня твой, он в надежных руках.
Для меня ж открывается дверца -
Суд Всевышнего на небесах,
Оставляю тебе свою силу,
Чтобы сеяла зерна добра,
С Божьим именем чтобы творила.
В добрый путь, Мать-Любава, пора!"
Сколько к ней прилепилось детишек
Бедных, сирых, калек и больных,
И на всех было послано свыше
Сил душевных и действий земных.
И Наталья с Егором бывали,
Чтоб детишек своих покрестить.
О Лебяжьем далеко узнали,
Шли туда, будто силы испить.
И не раз у Лебяжьего летом
Гарцевал на красивом коне
Боевой офицер в эполетах,
Как мечтала Любава во сне...
Где случилась история эта,
И в какие была времена?
Так ли нужно искать вам ответа?
Знай, душа для любви нам дана!
Свидетельство о публикации №116021404300