Целый мир удержав в себе

Время ранит и время лечит, ты всегда за моей спиной. Отпускаешь, толкая, плечи, говоришь: «Не иди за мной. Меня не было, нет, не будет. Я твой личный дневной кошмар. Уходила бы лучше, дура, не терзала бы тротуар».
Ты всегда так — толкаешь в спину, прямо в сердце шепча: «Беги. Боль и чувства ещё остынут, перестанешь считать шаги. Хватит мерить семь раз надежды. Сразу режь. Забывай и режь. Если так уже было прежде, не заклеишь обманом брешь».

Я бегу, заплетая ноги, и слова, и причины слёз. Из пороков найдя пороги, унимаю запястий дрожь.

А когда-то была слабее, всё мечтала, ждала просвет в самом тёмном пустом туннеле, где ни жизни, ни смерти нет, даже там я боялась сплетен. Ты смеялся из-за спины, что мечты мои — детский лепет, что все страхи мои — смешны. Но потом говорил серьёзно: «Весь наш мир — это просто сброд, понимающий слишком поздно, что забыли идти вперёд. Но такие уж эти люди: ищут сложности в простоте. Так слабы… И сильны, из судеб целый мир удержав в себе».

Мне всегда говорил не плакать, не бояться, не вешать нос. Наша жизнь — коридор из страхов, наша жизнь не платок для слёз. Ты был добрым, смешным и гордым, раздраженным, печальным, и… Никогда не могла запомнить я тебя даже со спины.
Наважденье из слов и мыслей, тихий голос: «Иди вперёд, это счастье, что время вышло, это был мой последний год, ты теперь всё сама сумеешь: не бояться, не вешать нос, не прощать принцев и злодеев, одеваться теплее в дождь. Говорил же, к чему обиды, меня нет. Отпусти. Пускай. Тебя многие ненавидят.
Я люблю тебя, и
прощай».


Станций больше, быстрее едут электрички и поезда. Годы жадные — я старею, никогда не познав «всегда», всё по-прежнему верю людям, верю в то, что ты дашь мне сил.
Тебя не было, и
не будет.

а я очень хочу, чтоб был.