Последняя свобода

Под крышкой неба закипает день.
Пушистый серый кот развесил Луны
Своих необъяснимо жёлтых глаз.
Я умираю медленно и сладко,
Как тает ночь с рассветом, без остатка,
Чуть задержавшись в утренней звезде,
Как остывают порванные струны,
Прощальным эхом задевая нас.

Хоть разум знает, вопреки душе,
О тождестве меж вечностью и мигом,
Но сердцу объяснить никак нельзя,
Оно, дитя, наивное, по сути,
Что близок день, когда любви не будет,
Что сложный мир задуман с частью «лже»…
Покорно размышляю о великом,
По грани сумасшествия скользя.

Щепотку солнца — в этот кипяток,
Щепотку ветра — с горечью морскою,
Синичий неумолчный перезвон…
И пить со страстью бывшего аскета,
И пить, забыв изыски этикета,
С прихлёбом, жадно, за глотком глоток!
С недавних пор я не люблю покоя
И прочь гоню немилым ставший сон.

Страх умаляя, сорвались мечты,
Последняя свобода рвёт каноны,
И с треском – смыслы, мысли – по словам…
Их не вернуть – и не пытаюсь боле:
Ни памяти обугленной до боли,
Ни с высоты сорвавшихся святых.
У времени нас нет – неугомонных,
Ладонь накроет, дёрнешься едва.

День выкипел, оставив копоть-ночь,
Она впилась глазами преисподней.
Усталый кот приткнулся на кровать.
В такое время покидают силы.
Через себя умело процедила
Мою решимость боль, стерпеть невмочь…
Но, если завтра будет, как сегодня,
Опять совру, что сладко умирать…