Вечерние стаи стрекоз над водой...

* * *



Чёрно-зелёные полночи мая.
Кроны полны тишины и прохлады.
Как мы давно не видались, Согдайя!
Жизнь истекает, и свидеться надо.
Жизнь, что похожа на грустную шутку,
издали машет приморскою веткой,
снова скребётся в дощатую будку -
там, под смоковницей жилистой, ветхой.
Где те влюблённые в съёмном сарае,
что полуночные вирши шептали?

Тьма твоя пахла волною, Согдайя,
пьянь голосила внизу на причале.
Странно, но тех сновидений отрада
всё неотступней витает над явью.
Сердце щемит, ибо свидеться надо
с прошлым, едва уже слышным:"Aй лaв ю"...
В токе цикады и в соке цикуты -
отблеск Согдайи и отзвук Завета.
Длится последняя мая минута,
в море скала обрывается круто,
падают звёзды, и близится лето...





*  *  *


О Агапо, осенняя гречанка
с оливковою тенью на лице!
Над давней бухтой палевая чайка,
зовущая о счастье-беглеце.
Таврическая осень благодатна,
лишь солнце с каждым утром холодней.
А наш сентябрь и юность невозвратны...
О Агапо, прошло так много дней!

Над нашей ночью зов Кассиопеи,
размашистый остроугольный знак.
О смуглая наследница Орфея,
сто лет разлуке – и да будет так...
И там, где память о любви блеснувшей
стенает чайкой на краю земли,
иду по кромке меж водой и сушей
и слышу шёпот: «Агапо, послушай,
прошли две жизни, навсегда прошли...»



*  *  *



Вечерние стаи стрекоз над водой
у горной речушки в Тавриде.
Мелькнувшему счастью не скажешь «Постой!»,
но я на судьбу не в обиде.
Та нежная, та золотая рука
к моей прикипела ладони.
«Пока – я шепчу – дорогая, пока...» –
на склоне июня, на склоне.
У первой разлуки пронзительный вкус
вина, чуть горчащего ядом.

«Пока!» – на полвека усну. И проснусь –
и мы, те же юные, рядом.
Мы там, где стрекозы шуршат над водой,
где пахнут дикарки-маслины
в июньском цвету и где серп молодой
дрожит над загривком вершины.
И в сумерках катится к морю река,
роятся прозрачные крылья.
И снова к руке прикипела рука...
Всё было, моя золотая! Пока.
Всё есть. И останется былью.