Песнь о Сером

Это было давно и не очень,
Это было лет десять назад.
Также надо сказать, между прочим,
Я истории этой не рад.


Почему? Расскажу, коль смогу,
Вам поведаю эту «идиллию».
Волк с волчицею жили в логу,
Меж селом, разделившись милями.


***


1



Так и жили б себе на волчачьих правах
И купались зимой в чистых, белых снегах,
Но однажды случился по дичи урон
И мороз затрещал, - что в лесу перезвон.


Подвело у волков к спинам туго бока,
Одиноки они – нет у них вожака.
Их вожак прошлый год не ушёл из флажков.
Егеря положили всех подруг и дружков.


Но один егерёк бил похмельной рукой;
Промахнулся! – Наш волк изогнулся дугой,
Над незримой чертой страх остался висеть,
Будто в логе туман; как пастушечья плеть.


А волчица за ним шла тогда по пятам,
Понеслись во всю мочь по чапыжным лесам.
Только к ночи смогли перевесть они дух,
Мордой, ткнувшись в снега, надрывая свой слух.


Уж всходила Луна для волков, будто вновь.
Им, казалось, с неё тоже капает кровь.
Побледнела она, омрачившись лицом,
Как на выданье шла, с золоченым кольцом.







2


Взгляд печальный волков устремлен в небеса,
Блеск в глазах  - ни сказать, точно катит слеза.
Провожали  Луну, будто брат и сестра,
Раздавался  их плач – до  утра, - до утра.


2.


Жизнь без стаи волкам, - что бродячая жизнь,
Голодуха и смерть в эту зимнюю стынь.
Но настала пора и любовь к ним пришла,
Точно первый снежок, что метель намела.
Обживали они новый, тихий урман,
Где не слышно людей, где не ставят капкан.
Так казалося им в той обшири лесов,
Подбирали они загулявшихся псов.
Да у фермы одной ели дохлых свинят;
Осмелели, обвыклись, мирно ходят и спят.
Но в деревне уж слух пробежал ветерком:
“Мол, вчерася видали волков вечерком”.



В колхозной сторожке


Колька сторож


Не боятся, приходят к самой ферме оне.
Как увидел я их – так мороз по спине.


Деревенский мужик


Жрать им нечего ноне, вот и ходят сюда,
Всех собак пережрали – просто суща беда.

Деревенская баба


Ну и что, что сожрали. Не велик и урон.
Искусали Гурьяна,  говорил почтальон.
Их как много, так тоже – никакого прохода...
А чего их жалеть-то? – Дворняжья порода!..






3


Евдокия, деревенский бригадир наказывает Кольке сторожу.


Евдокия


Ты, Колюха, того… их давай карауль,
Ружьецо прихвати, да отлей больше пуль.


Колька сторож
/смеётся/


Кабы было оно, разе я бы не взял?!
Не охотник я – нет. Еж-ли что так Кузьма.
Обращайся к нему. Он и на ногу спор.
Я… коли, так… Валетко, да острый топор!
Как возьму, наверну по широкому лбу.
Пусть не лезет, зараза, в чужую избу.
Захотел посвежее?! Больно ловок ты, паря!
А не треснет ли с мяса твоя наглая харя!


***


Осмелел наш волчок в предвесеннюю хмарь,
Не пугает его деревенский фонарь.
Он забыл, как учили его добывать:
На  бегу, на скаку жертвы резать и гнать.
Так учил и отец, так учила и мать,
Но теперь о былом ни к чему вспоминать.


Там в урмане глухом затаилась весна,
Там подснежник растёт, робко шепчут леса.
Там подруга его и шесть малых детей;
Их никто не найдёт, не расставит сетей.

 
В пасти держит он двух или трех поросят,
Те, что сдохли давно – ни на ком не висят.




4


Осерчала волчица, почуявши падаль:
“- А мне этого ль, Серый, теперича надо? ”
 

Серый понял и скрылся в чащобе еловой.
Он до ночи лежал пронимаемый злобой.
Он решил, что сегодня будет резать добычу,
Это сущий пустяк, - это все так привычно.


И как только звезда ночью выпестрит
                Ситец небесный,
Он проникнет в свинарню и “споёт”
                Волчью песню.


Беспокоит одно: этот лаз очень тесный,
Но проверенный ход, - ход доселе известный.


***
   

Так и было: в свинарню волк проник без натуги.
С половинчатой двери мирно глянули крюки.
Никого. Ничего. Лишь отчаянный вереск,
Будто это не визг, а трубит где-то егерь,
Подавая другим, узнаваемый знак…
Серый вспомнил кровавый и взбешенный мрак.
Растерялся на миг – да и был тут таков,
Точно выстрелил кто, - опустился засов.


Человек с топором чуть поодаль стоял,
Страх его до костей и волос пронизал.
Серый щёлкнул зубами очумело, стервозно
И мужик испарился, словно запах навозный.


***


Серый


Неужели беда? Неужели пропал?





5


Ему вздумался лес в безмятежной красе,
Что плотнее и гуще ивняк в полосе.
Он спокойнее стал, он не рвал, не метал.
И напротив, был рад, что его здесь убьют.




“Почему я пошёл в этот гадкий приют?
Дичи стало полно. Ведь давно уж весна.
Неужель мне рассудок затмила она? ”


“Нет, - признался себе Серый горько и стыдно, -
Запах лёгкой наживы погубил меня видно.
Вот теперь и пришла мне за это расплата
И не важно, что ждёт: лом, топор иль лопата”.


Колька сторож
Запыхавшись и спотыкаясь, бежит к деревне.


Валетко, ко мне! Ко мне, говорят, зараза.
Ты меня предавал, - предавал два раза.
Вот и корми его… Вот так охрана!
Вперёд меня усвистал со стана.


/Про Серого/


Как жаль, что ружья, эх! ружьишка-то нету!
Не то бы его превратил я в котлету.


Но с Серого шкуру я махом сниму,
Рублей полтораста с него я возьму;
Дают, говорят, нынче стоко за них,
Но как его взять? Уж больно он лих.


Пойду к Евдокии – она бригадир?
Сидит, мол, в углу окаянен и сир.
Мол, что будем делать? Будем как его брать?
А ну как свиней он начнёт там кусать?



6



А, вот её дом! Евдокия, открой же,
Я запер волчару на ферме, похоже.
Давай, поднимайся! Народ поднимай;
Всем миром пойдём эту нечисть имать.


Евдокия
Встревоженная и растрёпанная выбегает на крыльцо


Что случилось? Неужели ты запер волка?
Неужто сбежать у него нет толка?
Ведь баба я, баба! А ты то мужик?


Колька сторож


Да он мне такой показал в ферме рык;
Я чуть не упал. Благо так свистанул…
Топор вот и тот, где?.. не знай, умыкнул…


Евдокия


Так тля ты навозная?! Как же там свиньи?
А ежели он перережет с полтинник?
Счажжо беги, паразит, восвояси,
Его карауль, а я сбегаю к Васе.


Колька сторож


Да Вася же говорил, что он не охотник,
У него есть топор – он столяр и плотник.
Дойду-ка я лучше до длинного Геши.


Евдокия


От-так и мужики! – побрал бы вас лешей!





7


/подумав/


Ладно, беги до него, я схожу до Бориса,
Спрошу заодно: на помин нет ли риса.
По бабушке моей завтра сорочины…
Царство ей небесное, милой бабе Полине.


Колька сторож

/весь вспаренный и заикатый/


Генаха, давай - побежали на ферму,
Сидит в свинарнике эта стерва.
Бери топор, я свой потерял…
Я вижу, что ты ничего не понял?


Геннадий


Трудно понять коли так говоришь,
Внятней и тише, детей побудишь.
Кто эта стерва? Откуда взялася?
Мне про кого-то зудела Парасья.


Мол, вчера, ходил, спекулировал дрожжами.
Купить не успели – его задержали.
Про него что ли ты мне талдычишь
И, как сова, с перепугу кычешь?


Колька сторож


Да нет! Нет! – волки в свинарнике,
У тебя вроде было ружьё в предбаннике?


Геннадий


Хватился! У меня его егеря забрали,
Попутно харю набили и штраф припаяли,
Вот такая у нас милиция и егерья,
Хуже любого лесного зверья.

8


А что там волк? Что он тебе сделал?
Ну, поросят с фермы дохлых таскает.
Ну и что?

(Категорично)


Я не пойду – пусть живёт и гуляет.
Ну и народец! Чёрте-е их знает.
Попалась тварь – так сразу стрелять,
К чему же ради? Зачем убивать?


Колька сторож


Ну, тогда я до Кузьмы добегу – он охотник.


Геннадий


Беги хоть к Кузьме, хоть за Кузьму.
Я не псарь,  не охотник,
Я всего лишь катарь да колхозный плотник.


Колька сторож


Кстати, Геша? У меня к тебе дело?
В сапогах худых бродить надоело,
Скатай парчонку мне да братьевой свахе…


Геннадий


Тебе скатаю – она пошла на хрен!


Колька сторож


Что случилось?




9


Геннадий


Как-то несу я две жерди из леса,
Она гляжу по ягоды чешет;
Она и шипит, как гадюка, несмело:
“Геннадей, а лесничество-то тебе на это
                Разрешение дало? ”
У меня чуть жердь с плеча не упала!


Ну и “нарядил” её тут как следует.
Рванула так, что и взад не огледует!


Колька сторож


Ну, уж ты не обращай на неё вниманья,
Уж нет никакого у ней сознанья.
Скатай парчонку свахе да мне,
Скатай, Генаха, - скатай к зиме.


/одумавшись/


Мать честная! Волк сидит взаперти,
Чего с ним делать? Эх, мать-ети!
Побегу к Кузьме, а Кузьма возьмёт!
А может выгнать – пускай живёт?


Э-э-э - нет, брат, я с тебя сотняху возьму,
Пойду, окликну псаря Кузьму.


Ну, я побежал, полетел, Генаша,
Жена, знать, спит, - спит, Параша!


Евдокия с Борисом


Борис, открой. Меланья не спит?
               
/про себя о стороже/

Всех разбудил, сам у Геши сидит.



10



А, вот, свет погасили, значит его
                Уходить попросили.
Не пригрезилось ли; увидел, поди, Валетку
                Спросонья?..


Борис открывает


Евдокия


Давеча был у меня Колька сторож,
Сам испуган – гляди наложит.
На ферме волк, горт, сидит громадной,
Едва убёг от него, ну… ладно.


Борис


Волк? На ферме? Не может быть?
Так он всё стадо ссечёт мобыть?
Оденусь и ходу ему на подмогу
Мыслимо ль к свиньям пускать их – ей богу?!



Евдокия


А есть ли ружьё-то, Борис Андреич?


Борис


Возьму запирку, а боле нечем.
Да вот ещё прилепись несчастье:
Спина болит, как найдёт ненастье.


Евдокия


Да ты не старый, Борис Андреич?



11


Борис


Болею часто – жена не лечит.


Евдокия


А что? Разлюбила что ли?
Когда-то она была гордой дролей.


Борис


Не только гордой, но и красивой,
Теперь вот стала немой, спесивой.
Сам не пойму в чём причина, дело;
Веду хозяйство чисто, умело.


Она всё нос от меня воротит
И вот по избе всё кругами ходит.


А я ей: чёрта ли просто ходишь,
Сама не спишь и меня изводишь?


Евдокия


Не спит, так, может, к тебе охота?


Борис


Я… Дуняха, больной – у меня работа…


Евдокия


Вот то-то и оно! Как пить, так вы мастера,
А как с бабой поспать, так: “иди-ка на хрен”



12


Борис

/смущенно/


Ну… да ведь чай не всегда вот эдак,
Бывает, что и ладно, бывает, что и… эдак!

/смеётся/


Евдокия


Так что? – сильно болит спина-та что ли?
У меня вот нет любимого дроли.
Завтра поминки по бабушке Поле,
Не знаю уж, что и испечь я боле…


А то пойдём, Борис, полечу?


Борис


Боюсь, что нас народ уличит.


Евдокия


Пойдём, Борис, пока тепла баня,
Небось, уж дрыхнет твоя Меланья.
У меня есть запара с яровой соломой…


Борис


Боюсь, Дуняха, скандал будет дома.









13


Евдокия

/о мужиках/


Экия вы все трусливые, да забияки.
Колька убежал от волка-собаки;
Так прибёг, идиот, не к тебе, к примеру,
                А ко мне, к бабе,
Прибежал оглашенный, будто его грабят.


Борис

/глядя на небо/


Мать честная – ну и ночь! Чудная какая!
Липа шумит, - шумит вековая.
Зябкий ветер веет с Востока,
Нынче всё распустилось до срока.


Ходил за сморчками я до дни сегодня…
/Зараза, спина… никуда знать негодна/
… И ты представляешь такая картина:
Берёзы, берёзы, берёзы – осина!


Меж ними воткнулась, стоит сиротою
И ропотно, грустно трепещет листвою.
Берёзы привольно качались, шумели;
Прямые, как свечи, белы, как купели.


Чисты, словно девы; стволы без сучочка,
Внизу ни пеньков, ни оставленной кочки.
Подснежником вся поросла эта роща,
Как будто порошей, осыпало ночью.


Так бело-зелёный ковёр расстилался
И я, Евдокия, поверь, растерялся.
Не знаю ступать или нет в это чудо;
Уж этого я никогда не забуду!





14


/задумчиво/


Живём мы с тобою, друг друга мы знаем,
Но мало, что в жизни порой замечаем.
Всё некогда, некогда… после… потом…
Да будет ещё… да успеем, посмотрим.


Но понял давно я, что лучшее всё
Случается, видится только однажды.
И как ни старайся ты после стремиться
К тому, что уж было, чтоб снова увидеть;
Такое уже ли когда повторится,
Такое, навряд ли, в тебя воплотится.


Евдокия


От-так оёй, Борис, закатил ты речи,
Стучу зубами, трясутся плечи.


Не от холода – нет. От того, что слышу,
С таким талантом ты б в люди вышел.


А я и не знала тебя такого…


Борис


Какого такого? – говори, Евдокия.


Евдокия


Такого, что ты наблюдать умеешь.


Борис


Ты только смотри, никому не брякни,
А то вся деревня от смеха рявкнет.


15


Евдокия


Нет, Борис, я болтать не люблю, не умею,
Да и как бригадир это делать не смею.
Не дозволено мне, вот так поступать,
Должна образцом быть – пример подавать!
 

Борис


Ты, тоже, Дуня, чудная какая-то;
                Не поймёшь тебя,
Живёшь одна, ни любя, ни скорбя;
Ведь так тоже жить не интересно,
Хотя про тебя мне не всё известно.


Евдокия


Переменив тему разговора, рассуждает


Ветерок повернулся… прохладный – с севера;
Мало в корм осталося клевера.
Как дожить до зелёной травки…
Ну, вставать надо с этой лавки.




В  ДОМЕ КУЗЬМЫ

Действие второе
Колька сторож


Кузьма, Кузьма – отвори скорей!
Там, на дворе, очень лютый зверь.


Кузьма ещё со вчерашнего пьяный и не засыпал
/громко и зло из избы/

Кто там? Кого чёрт принёс в такую поздноту?

16


Колька сторож


Это я, сторож Колька, за делом пришёл.
В этой теми проклятой еле тропу нашел.
Грязь несусветная по всей нашей деревне;
Кузьма, да пускай же живей меня в сени.


Кузьма


Щас отворю. Сам, как в темноте шарю…
Не ломись! Не ломись! – успокойся, паря!


Перебрал я вчера с Ванькой Емелиным,
Теперь не пойму: то ли ещё пьян, то ли с похмелья?


/смеётся/


Ну, проходи, проходи, Николаха,
А что весь в поту и мокра рубаха?
Что за тобой гнался кто что ли?
Иль ты носился, как заяц в поле?


Колька сторож


Там волк на ферме сидит в загоне!..


Кузьма


Врёшь, зараза, - пойди к иконе!


Колька сторож


Да не верующий я, ты же знаешь,
Какого хрена орёшь, обзываешь?




17


Не веришь? – сходим – давай посмотрим…
Да не идти, а бежать, бежать туда надо,
Стрелять быстрее серого гада.


Кузьма


/шутя и с улыбкой/


Точно! Стрелять их сволочей – всех к стенке!
А то растопырили, раскатали пенки.


Я этих волков изучил и знаю: и тех и двуногих.
У них у всех одна примета: нападать сзади и
                неожиданно;


Теперь дела минувших дней,
Когда-то это было всё обыденно.


Николай, я врубился, я всё понял
Не торопись, не дёргайся, не злись.


Волк наш никуда с тобой не денется,
Поверь, и с свиньями там ничего не станется.
Тем паче, взаперти уж он не волк,
Да и какой с него теперь уж толк.


Давай с тобой обождём рассвет…


Колька сторож


А у тебя хоть есть охотничий билет?


Кузьма


У меня всё есть, кроме денег и счастья…
Нет, счастья тоже немного есть.

18

И то, что я прошёл – не приведи Господь…

/ Вдохновенно крестится на образа и читает молитву “Отче Наш”/


     Затем оборачивается и к Николаю с шуткой


Ну, наливай те ж, ваше благородь?!


Колька сторож


Ты хозяин, ты и наливай, мне не с руки.


Кузьма


Ты извини, что на столе бардак,
Хозяйка встанет: будет всё вот так!


Колька сторож


Я боюсь, кабы она не встала да не
                погнала нас кочергой
Я так набегался, что даже стал немного
                хром ногой.
Виной всему, конечно, этот Серый,
Они треклятые не знают в злобе меры.       


Кузьма


В этом ты прав, Николай, как никогда;
Заметь? Они правы почти всегда?
Лишь бы его не тронули, да не задели…
Не так мы думали и не туда глядели.





Но это здесь… давай выпиваем
И как нам жить и как живём порой не знаем.






19


Колька сторож


Похоже, ты начинаешь отрезвляться,
Так не пора ли нам за Серого приняться?


Кузьма


Ещё не рассвело. Как рассветёт – пойдём.


Посмотрим, что там за наглец,
Что к свиньям влез в роскошный их дворец!


/Вкрадчиво и шутливо/


Он может, вовсе не за этим приходил?
Он может быть какую полюбил?!


А-а-а, Николай? Смекаешь?


/смеётся/


С тобой, Никола, эти темы зря толочь,
Что с поля боя мёртвого волочь.
Но иногда и в этом есть надёга,
Ну разве бросишь в поле, Коля, друга.


Да-а-а, там, на фронте мы ни с кем не чикались,
Политработники, что волки в землю тыкались.


Колька сторож


Кузьма? Спросить тебя хочу, послушай.






20


Кузьма


Погодь, попью. Меня, Никола, сушит.


Колька сторож


Кузьма, а ты на фронте комсомольцем был?


***


     Кузьма будто долго и трепетно ждал от Кольки этого вопроса. Бородка его вздрогнула, а рот широко раскрылся в безудержном смехе. Он сидел чуть
отодвинувшись от стола, нога на ногу, со скрещенными на колене руками.
     Хваченный Колька моргал своими круглыми и чуть лупатыми глазами. Он
уже ждал, когда Кузьма нальёт по второй. Свинарник и пресловутый волк, до
которого он был так охоч – позабыты. Застолье с Кузьмой охватило его всецело.
Кольке было за тридцать. Он никогда на был женат. Роста небольшого, щуплень-
кий, незлобивый; выпивать для него было делом первым. Сторожа так и звали:
Коля маленький. Отсидел три года в тюрьме. Придя с зоны, привёз с собой новое
словечко “ништяк”, которое сразу же стало его неотвязной кличкой. С этой клику-
хой он и ушёл в мир иной.


Кузьма


/резко переменившись в лице и, став вдруг крайне серьёзным и даже немного злым/


Да, я комсомольцем был буквально
                Столько дней,
Сколь нас везли до фронта, до передовой.
Ведь я как все: не хуже и не лучше,
Кузьма Татьянин – просто рядовой.


Как только нас обсыпало землёю,
Как только первые ребята полегли,
Мы эти штуки изорвали в клочья;
Клоки, как снег, по ветру размели.


штуки* – комсомольские билеты


21


Мы не боялись там ни  “помов”  и не  “замов”
Судьба давала дни нам, как взаём.
Так с первых дней войны – ребята, - эх, ребята…
В такой попали страшный окоём.


Тогда из роты уцелело два солдата…
Так и пришли с войны домой вдвоём.
И у меня душа порою очень ноет,
А иногда она натуженно поёт.


Порой я думаю, - а почему же я?
Ни кто-нибудь, а я в живых остался?
Хотя я так, как все, тогда стрелял,
И так, как все, в бою в земле пластался.


Я нахожу ответ в иконке этой,
Вон, там, на тябле, рядом со Стефаном.
Так вот с тех пор она мне душу греет,
Когда зима и коли бабы в лёгких сарафанах.


Она мала, но лучше всех билетов.
Мне даже стыдно это говорить.
Вся эта непотребность скоро канет в Лету,
А Бог, иконы – вечно будут жить!


Я даже не заметил как мне мама
Украдкой сунула её ко мне в пиджак.
Тут я невзгодовал:  “Зачем вы, мама?”
А после понял:  “Э-э-х, каков дурак…’


Я всю войну её носил в кармане,
О ней поведал только другу Сане.
Знал про неё мой безотказный пулемёт,
Да и вот Тот, кто на небе живёт.










22


Колька сторож


/Не выдержав, и видя явный повод выпить/


Кузьма? Давай за это тяпнем по лампадке.
И нет ли огурца в твоей заветной кадке?
Я знаю, ты мастак заквашивать, перчить и хлебосолить,
Смолить, пилить, скотину свою холить.


Ведь у тебя, Кузьма, почти нет пальцев,
Но не пойму – как ты стреляешь зайцев?


Да ещё, как ты говоришь – навскидку;
И можешь валенок подшить, и нагудронить нитку?


Кузьма


     Неужели ты не слышал известное изречение:  “Жизнь научит, жизнь заставит”. В нём сокрыт весь смысл и правда моего “могу”. И вообще: как говорили у нас на фронте: “Нет такого слова не могу ”. Кроме, конечно, исключительных случаев, например, такой, какой произошёл со мной.


Колька сторож


К тому же ты ведь ходишь на протезе?


Кузьма


А это как-нибудь заметно?


Колька сторож


В том то и дело, что не заметно,
Но все удивляются, когда узнают, что это действительно так.




23


     Кузьма так разозлился этой затронутой и больной темой, что вдруг резко вскочил
и ударил Кольку культёй в лицо.


Кузьма


На! – возьми! Получи, земляк.


     Колька кубарем летит к двуспальной кровати. Из другой избы выходит хозяйка, 
Анастасия. Она усмиряет мужиков, стыдит их за то, что время заполночь, а они пируют,
как в Пасху. Полуночники утихают, выпивают ещё.


Кузьма


     Нет, дорогой! Я хоть и пожилой, но кислород, если надо будет тебе перекрою.


     И он, сделав из большого и указательного пальца ухват, потянулся к Колькиному горлу.


Колька сторож


- Да иди-ко ты, – отмахнулся Колька.


Кузьма


     Вот и будет тебе:  “идико ты”. Ну, да ладно, чай я шучу. А вот скажи ты мне мил-
-человек? – почему ты до сих пор не женился? И не собираешься жениться, - ай?
Тебе уж за тридцать, а всё бобылём ходишь. Нормально ли это это?


Колька сторож


Женилка ещё не выросла.



                24


     Он глядел уставшими глазами в окно, сквозь которое едва заметно начинал проступать рассвет. С крепкого самогона Колька быстро спьянел. Он сидел на табуретке и смачно, и аппетитно хрустел солёным огурцом.


Колька сторож


     Кузьма, а как ты пальцы на войне потерял? В народе бают, что ты отморозил их по пьянке, уснув в окопе.


Кузьма


А про кого тут не бают? У нас в деревне про всех что-то сочинили. Я и сам часто задумываюсь: откуда это? Скорей всего, что от зависти. Эти байки сочиняют по большей части бабы, да старухи, то есть вдовы. Вон Олька-сатана! Так она брата
своего родного ненавидит, Ивана; и только потому, что он вернулся с войны, а её мужик – нет. Ну что он? виноват, что ли, что ему судьбой назначено было остаться в
живых, а тому погибнуть? Вот и чудится им страдальным, что те, кто вернулся, - то вернулся не иначе как по трусости или дезертирству, а те кто покалечился на войне, -
непременно по пьянке. Да что там говорить?! Бабы есть бабы! У них ум короткий – язык длинный. А пальцы свои я, действительно, потерял в бою. Мне их обстригло автоматной очередью. К тому же, правая нога тоже была серьёзно задета. Впоследствии, из-за начавшейся гангрены, у меня и её оттяпали. Из-за своих же
потерянных пальцев я ещё чуть не лишился и собственной жизни. Меня, политрук нашей роты хотел застрелить прямо в медсанбате. Сейчас я тебе про это расскажу.




Я весь в крови, я сильно изранен,
Пальцы висят на коже.
А мы дерёмся, спасая знамя,
И мы взываем: “спаси нас Боже”.


Кусками глина спадает наземь,
Ей раны мажем, как будто мазью,
И вместо гипса наложим тоже;
Приказ получен:  “Стоять здесь насмерть”.



Очнулся ночью я в медсанбате,
Кругом чужие, в большой палате.
Глаза и взгляды в меня таращат;
Ещё кого-то гляжу, там тащат.


25


Поспело утро, что рвалось к полдню;
В палату гулко вошёл полковник.
Он с нами много не вёл дебатов,
Спросил: “Кто сможет стоять, ребята? ”


А с ним и наш политрук Лопачий,
О чём-то бойко вразнос судачит.
В глазах начальства, как вьюн ползучий,
А перед нами его нет круче!


Ушёл полковник тот восвояси,
С людьми чья кровь уж бинты не красит,
А я лежу, скриплю зубами,
И, как ребёнок, взвываю к маме.


Очнулся – вижу: стоит Лопачий.
- “Татьянин, встаньте… нельзя иначе.
Не притворяйтесь – зачем вам это?..”
А я  от боли не вижу света.


“Сейчас же встаньте и… к пулемёту.
Кто приказал вам оставить роту?
Кто разрешил вам уйти с позиций…”


Вот предо мною снуёт и злится.
Я напрямую: “Идти не могу;
                Если бы мог, то вышел”.
Вот привязался ко мне - и всё!
И что тут сделашь едрит-твой в дышло!


Так он и дальше себя распалял,
Стал уж совсем, как бестий;
Ему показалось: Татьянин Кузьма
Совсем не имеет чести.










26


Но он ошибался, - он, Марк Абельманыч,
За что и потом поплатился.
Я же русский мужик, я Кузьма Прокофьич,
Я не грубил и, конечно, не злился.
Я повторил: “Идти не могу, моя голова кружится…”
“ – Татьянин встаньте, иначе я тебя
пристрелю, паскуда”.
“Стреляй! – говорю, - взорвался и я,
Стреляй, - говорю, иуда”.


Услышав это, он встал, как пень,
И долго смотрел мне в очи,
И я на него гляжу, как на тень,
И оторваться нет мочи.


Он первый смяк, отвернувши взгляд,
И отошёл в сторонку,
Потом прошёлся вперёд-назад,
И побежал вдогонку.


Полковнику, тот, что пришёл поднять,
Кто не совсем калека.
Он вместе с ними полёг в бою,
Отметив свои полвека.


Мне, что осталось, пришили, срослось…
Жив друг Савельич… махорка, шило…
Ты может, скажешь; что всё враньё,
Но это было, Колюха, - было!


Да. Всё стерпелось. Всему привычка,
Но мой политрук для меня закавычкой.
Спокоен будто, но глазом косит.
Савельич: “Кузя?! Он что-то хочет.
Гляди, земеля, не осекися,
Его повадки узнал я крысьи”.


Но и его, - я! – не боялся!
Я ждал момента – и вот дождался!
Пошёл он к речке воды напиться;
Вдруг пуля тело его прошила.



27


Колька сторож


Никто не вздумал его хватиться?


Кузьма


Кузьма, в ответ на Колькин вопрос, молча и озадачивающе посмотрел на того
и вместо прямого ответа  напористо и вдохновенно продекламировал последнее:

… И дальше шли – плечо к плечу.
Кто в морок-мрак, кто в просинь.
И кто кого убил в бою –
                Навр-ряд ли кто-то спросит.

Но вот и кончилась война!
Пощайте горечь и печали.
Мы победили! Мы пришли!
И нас, как водится, качали!





ПРОЩАЛЬНАЯ    ПЕСНЬ   СЕРОГО


Я ещё молод и мне мало лет
Через мгновение прыгну в рассвет
Ах, как он манит в луга и полесья,
Нет той минуты счастливей, чудесней.
Нет того мига прекрасней и строже,
Я ж от судьбы не ушёл и не дожил.
Вот и меня захватил окоём,
Прыгну в манящий и светлый проём.
То ли не шанс на игру, на удачу!
Да загрустил я, но я ведь не плачу.
Я опечален судьбою любимой,
Я за чертою опасной и мнимой;
Кто же взрастит наше гордое племя,
Кто на крови и на злости взлелеет?
Кто их научит ходить вереницей,
Ночью выслеживать зверя и птицу.
Выть на луну басурманно и смело,
Снег, уминая пушистый и белый.


Главный мотив моей песни таков:
В жизни не бойтесь красных флажков;
Ведь наши стремленья! И наша Свобода! –
Из племени в племя, от года до года
Не знает ни вящих, ни сущих границ
И не перед кем мы не падаем ниц.




28


     Волк делает мощный и изящный бросок к окну, от которого его разделяет глубокая сточная яма. Он пробивает передними лапами оконное стекло, ранит лапы и беспо-
мощно срывается с подоконника вниз. Он ещё живой и жалко, и безнадёжно плавает в навозной жиже. Приближаются людские голоса.


- Что-о, наврал что ли?
- Да нет! Он где-нибудь здесь… давай его искать. Ага! Вон, смотри, в жижнике окно
разбито! Неужели убёг серопузый, а?
- Вот он – вот! Внизу!
- Стреляй же!
- Нет, его надо сначала достать, а потом уж и пулю в лоб. Давай проволоку; делай из неё аркан.
- Накинул?
- Вроде бы…
- Посвети фонариком.
- Вот он!
- Поднимай!
- Ох, и тяжелый, зараза.
- Слушай? Он ещё живой.
- Счас будет мёртвый.


Раздаётся выстрел. Волк беспомощно повисает на проволочной петле.
- Шкура-то испортилась.
- Дело не в шкуре. Нам главное показать его егерю, и стольник обеспечен.
- Но-о-о смотри – пропивать вместе будем!
- Договорились!
 

Песнь о Сером

Пьеса в двух действиях

Действующие лица

Серый, волк
Колька, колхозный сторож
Евдокия, деревенский бригадир
Геннадий, катарь и плотник
Борис, рядовой колхозник
Деревенский мужик
Деревенская баба
Кузьма, бывший фронтовик, инвалид войны, охотник
Марк Абельманыч, политрук роты, в которой воевал Кузьма
Савельич, друг и земляк Кузьмы.