Матерью городов русских

В «Азбуке вкуса» на Печерских холмах в Киеве можно запросто встретить бывшего премьер-министра или генерала КГБ с тележкой доверху нагруженной гуманитаркой со всего мира.

Из лимузинов, подъезжающих к Азбуке выплывают облака французского одеколона, из которых смотрят Лица Богов.

За богами следуют ангелы-хранители с лицами Азазелло по двое, реже – по одному.
Да что там премьер-министры – меня можно встретить там и запросто спросить, без малейших церемоний: «Какими судьбами?».

Если же меня не беспокоить по мелочам, то я иду вдоль рядов итальянских вин, подхожу к устрицам, шевелящимся во льду, разглядываю витрину кулинарии, где – чуден Днепр при тихой погоде – лежит застенчивая утка-гриль – в хрустящей панировке.

Оттуда так вот прямо иду я по самому фешенебельному кварталу матери городов русских – матери их – мимо китайского ресторана «Дао» в многоэтажный офис стекла и бетона.

«Здравствуйте»,  – говорю я на чистейшем украинском языке с лёгким чугуевским акцентом – интригующий нюанс – чудному юному созданию за стойкой на седьмом этаже – «я до Мырослава, домовлялыся».

«Как вас представить?», – щебечет эта беспечная прелесть, делая вид, что слегка озабочена текущими курсами акций на лондонской бирже.

«Как обычно – представьте меня в плавках на Ривьере.  В правой руке бокал шабли», – оригинальничаю я – неустаревающий шедевр офисного юмора, – «называйсвоёимябезотчества из города А».

Легкая тень пробегает по сказочно чистому лобику Афродиты – ОТТУДА, с Донбасса – что может быть хорошего из Назарета?

Ну, да, ну, да.

Тяжкий груз рабочего дня спадает с многоэтажных офисов, зажигаются фонари дорог, уходящих в небо царских дворцов Конче Заспы среди вековых сосен вдоль Столичного шоссе.

Мы с Мирославом тоже выходим к людям – в народ, договаривая последнее – он на украинском, а я на русском языке без переводчика.

Высший шик толерантности и мода.

Афродита тоже собирается домой. Носик уже попудрила, но не хочет уходить раньше шефа.

Мирослав нажимает кнопку лифта, открывается сияющая бездна зеркал. Мирослав галантно указывает ладонью, пропуская гостя вперёд.

Что такое!?

Мирослав поворачивается к девушке и на чистейшем русском языке говорит: «Если Вы домой, поехали» и придерживает дверь.

Девушка уже собралась, но стоит, пропуская богов вперёд.
 
Богов только солдаты не пропускают вперёд!

Я в некотором смущении. Что это? Показной демократизм Мирослава? В Европу они хотят поперед батьки в пекло?

Втроём мы выходим на залитую огнями авеню.

Девушка уже растворилась в ночи.

«…нет, спасибо, я пройдусь», – говорю я Мирославу, и мы тепло прощаемся – удачных выходных».

В кафешках нет свободных столиков. Офисный планктон пьёт за любовь.

Степан Сидорович напряжённо излагает суть дела внимательному Адику Михельсону.

Адиков трое, а Степан один, но стоит их всех троих.

Пятница развратница, за ней святой шабат, воскресенье день святого сифилитика Валентина...

(«Наши евреи спиваются, – говорит моя мама,– приходится отмечать праздники двух религий»).

Вдруг из ночной преисподней я слышу тихий  голос нимфы.

«Извините», – говорит девушка…

Она уже подходит.

«Извините, – говорит она, – вы правда из города А?».

«Да, – отвечаю, теряя место и время.

«Я тоже из города А – мы ОТТУДА».

Начинается какой-то сумбур.

У меня в голове.

Мы идём мимо Азбуки Вкуса, мимо лимузинов и норковых шуб, блестящих реклам.

Мне нужно понять.

В этот офис нельзя прийти на работу с улицы. Может быть, вы родились в городе А?

Я вот не родился там, я из-под Киева, уехал, окончил, попал на Донбасс, жил, работал, уехал от войны.

А ты кто такая?

Если ты и вправду с Донбасса, так там все на «ты». Кроме старших, конечно.
Я старший. Ты кто?

«Мы беженцы», – говорит она.

Какие вы беженцы!? Здесь нет никаких беженцев!

Это Печерские холмы Киева, матери городов.

Да, как ты, беженка, попала сюда, чёрт тебя подери!?

Нет, подожди. Как ты стала беженкой? А ну, давай.

«Я вышла во двор, и услышала, как мой сын играет с детьми».

Боже правый!

У тебя есть сын? В твои восемнадцать лет? И он уже играет с детьми?

Твоему сыну пять? Ты родила его в двенадцать лет?

Это безумие не имеет конца.

Тридцать пять, двенадцать.

Да?

Дай-ка я тебя рассмотрю. Допустим. Дальше.

«Я решила, что их игра это смерть. Надо уезжать. Мы приехали к сестре. Пока живём у них с мужем».

Родственники тебя устроили в крутой офис? Понятно.

«У сестры трёшка на Оболони, наверное?»

«Двушка на Шулявке. Проходные. Мы с Серёжей в зале, а они ушли в спальню».

«Тесновато!».

«Мы дружно. Конечно надо уходить. Ищу где снять подешевле. Одна зарплата уже есть. Буду брать ещё работу».

«Домой? А что ты умеешь?»

«Бухгалтерию могу вести. Знаю 1-С. Могу зарплату начислять и вести штат. Мы с двумя подружками уже договорились. Есть несколько клиентов».

«Как тебя взял Мирослав?».

«Я пришла по объявлению. Мирослав долго изучал мою анкету…»

«Подожди. Мирослав долго изучал твою анкету? Сколько?»

«Месяц. Я ходила по всем офисам здесь. Рассылала резюме. Потом они вдруг позвонили и взяли меня…»

«Подожди. Что произошло в фирме Мирослава за этот месяц? Ты знаешь?»

«Прошёл совет директоров. Говорят, что там сильно кричали…

Я была так счастлива, что они меня взяли. Дали хорошую зарплату. Выделяют деньги на фрукты ребёнку. Много работы, но люди хорошие. Как у нас на Донбассе.

Офис-менеджер обязан мыть посуду. Тридцать человек постоянно пьют чай и кофе».

«У них до тебя кто работал?».

«Брали детей чьих-то. Одну. Потом ещё….

…горячая вода есть не всегда. Однажды я сказала программисту – он мне каждый день носит бутерброды – кормит меня, что руки мёрзнут.

На следующий день весь офис стал мыть за собой чашки.

Я так удивилась. Прошла неделя. Они моют за собой. Каждый. Даже Мирослав».

«Это странно», – говорю.

«Очень!», – говорит.

«И что ты?»

«Я стала им с утра заваривать чай на всех. Два чайника. Они так были мне благодарны. Вы не представляете».

«Я – нет. Это необычно».

«Очень!».

А как вы думаете, война скоро…

Трудно сказать, видишь ли, минский процесс затрагивает…

Да…

А вы…

А ты…

А я…

А они…

Да они.

И уже перед метро она заговорила.

«Сколько сил у этого народа! Невозможно себе представить. У них тройная блокада. Со всех сторон. Украина. Россия. Внутри сброд поднялся на дыбы. Цены втрое. Лекарства впятеро. Зарплата, хорошо, если есть вообще, а то – втрое. Какой же это сильный народ у нас на Донбассе. Они же насмерть стоят. Они веру не теряют. Какая же силища в этом народе!»

Клянусь всё так и было! Матерью городов русских.