Таланту А. М. Горького. Эльбрус. Земля
Горный хребет – точно огромный парус! Кругом простор
и Земля со свистом несётся среди бездонных голубых пропастей,
оставляя за собою изорванные ветром облака всех конфигураций и мастей,
а тени их скользят по земле, цепляются за неё, не могут удержаться и – плачут, стонут.
Деревья гнутся долу, словно бегут.
Кусты встряхивают ветвями, как собаки шерстью, и стелются по чёрной земле сухой,
она дымится вся в пыли, течёт, не умолкая – сухой шорох, свист, вой;
щёлкают аисты, крякают сытые вороны, немолчно трещат степные сверчки
и, словно командуя всем, раздаются крупнорослых, солидных станичников крики.
Торопливо появляется Солнце, быстро исчезает,
точно оно гонится за бегущей Землёю и устало уже – отстаёт, в тучи попадает,
тихо падает с неба в дымный хаос на западе, где тоже горы в снежных вершинах
и краснеют сырые тучи – тяжёлые, как вспаханная земля в долинах.
Порою между массами туч ослепительно сверкает седло Эльбруса,
хрустальные зубья других гор вцепились в облака и пытаются удержать их, как паруса!
Так ясно чувствуешь бег Земли в пространстве, что трудно дышать от напряжения в груди,
от восторга, что летишь вместе с нею, красивой и любимой, – впереди!
Смотришь на эти горы, окрылённые вечным снегом, и думается, что это корабли,
что за ними бесконечно широкое, синее море и в нём гордо простёрты иные чудесные земли
или просто – голубая пустота, а где-то далеко, чуть видные в ней, вдали,
кружатся разноцветные шары неведомых планет – родных сестёр моей Земли.
А рядом хороводом стоят приземистые белые хаты – хоровод красивых дворов;
стоят они, опоясавшись кручёными поясами плетней, пышно окутанные шелками садов,
покрытые выцветшей парчою камышовых крыш, выглядевших когда-то, как весенние грации,
а над крышами качаются серебристые тополя, вздрагивает кружевная листва акации,
тарахтят, как детские погремушки, сухие стручья, слышные издалека,
тёмные ладони каштанов треплются в воздухе, точно желая схватить быстро бегущие облака.
Прошелестел сухой камыш на крыше хаты,
словно ветер всё ещё вздыхал, и какой-то прут щёлкал по стене,
и всё было, как во сне.
За окном – густо-чёрная ночь, без звёзд,
она шептала многими голосами о чём-то жалобном и грустном;
с каждой минутой звуки становились всё слабее, а потом,
когда сторожевой колокол ударил десять раз и гул меди растаял, стало ещё тише,
точно многое живое испугалось звона ночного и спряталось –
ушло в невидимую землю, в невидимое небо и куда-то ещё выше...
Земля дышит тьмою
и тьма давит, топит тёплой, чёрной своей духотою
серые бугры хат.
Ветер – многокрылый ангел-серафим, гнавший землю три дня подряд, –
внёс её в плотную тьму и Земля, задыхаясь от усталости, чуть движется в ней,
готовая бессильно остановиться навсегда в этой тесной черноте, насквозь её пропитавшей.
И утомлённый ветер тоже несильно опустил тысячи крыльев своих
с голубыми, белыми, золотыми перьями на них....
–––––––
Алексей Максимович Горький. Женщина. (Отрывок.)
Летит степью ветер и бьет в стену Кавказских гор; Горный хребет - точно огромный парус, и земля - со свистом - несется среди бездонных голубых пропастей, оставляя за собою изорванные ветром облака, а тени их скользят по земле, цепляются за нее, не могут удержаться и - плачут, стонут... Деревья гнутся долу, словно бегут; кусты встряхивают ветвями, как собаки шерстью, и стелются по черной земле, - она дымится вся в пыли, течет не умолкая сухой шорох, свист и вой, щелкают аисты, крякают сытые вороны, немолчно трещат степные сверчки, и, словно командуя всем, раздаются крики солидных крупнорослых станичников....
Торопливо появляется солнце, быстро исчезает, точно оно гонится за бегущей землею и устало уже - отстает, тихо падая с неба в дымный хаос на западе, где тоже горы в снежных вершинах и краснеют сырые тучи, тяжелые, как вспаханная земля. Порою между массами туч ослепительно сверкает седло Эльбруса и хрустальные зубья других гор - они вцепились в облака и пытаются удержать их. Так ясно чувствуешь бег земли в пространстве, что трудно дышать от напряжения в груди, от восторга, что летишь вместе с нею, красивой и любимой. Смотришь на эти горы, окрыленные вечным снегом, и думается, что за ними бесконечно широкое синее море и в нем гордо простерты иные чудесные земли или просто - голубая пустота, а где-то далеко, чуть видные в ней, кружатся разноцветные шары неведомых планет - родных сестер моей земли...
...
Хороводом стоят приземистые белые хаты; ...стоят они, опоясавшись кручеными поясами плетней, пышно окутанные шелками садов, покрытые выцветшей парчою камышовых крыш, а над крышами качаются серебристые тополя, вздрагивает кружевная листва акации, тарахтят, как детские погремушки, сухие стручья, темные ладони каштанов треплются в воздухе, точно желая схватить быстро бегущие облака.
...
шелестел сухой камыш на крыше хаты - ветер всё еще вздыхал. Щелкал по стене какой-то прут, и всё было как во сне. За окном густо-черная ночь, без звезд, многими голосами шептала о чем-то жалобном и грустном; с каждой минутой звуки становились всё слабее, а когда сторожевой колокол ударил десять раз и гул меди растаял - стало еще тише, точно многое живое испугалось звона ночного и спряталось - ушло в невидимую землю, в невидимое небо. Я сидел у окна, глядя, как земля дышит тьмою и тьма давит, топит теплой черной духотой своей серые; бугры хат...
Ветер, многокрылый серафим, гнавший землю три дня кряду, внес ее в плотную тьму, и земля, задыхаясь от усталости, чуть движется в ней, готовая бессильно остановиться навсегда в этой тесной черноте, насквозь пропитавшей ее. И утомленный ветер тоже несильно опустил тысячи своих крыльев - мне кажется, что голубые, белые, золотые перья их поломаны, окровавлены и покрыты тяжкой пылью.
Свидетельство о публикации №116021208481