Лекарь

Варфоломеевская ночь коснулась утра.
Ее пары ласкают даль холмов,
Где часом ранее нагая я по кругу,
Летала на метле скупых Богов.
Час колдовства окончил местный шабаш,
Вся расплелась коса девичьих рук.
Восходит солнце растворив дурман наш,
Пропел в дали очнувшийся петух.
Я подхожу. Виднеется избушка,
Там, где мой муж и маленький ребенок.
Над колыбелью руны – погремушки
Бренчат, спасая жизнь его с пеленок.
Мой муж – знахарь нахмурил мрачно брови:
«Как ты посмела в полнолуние уйти?
Неужто мало нам уже пролитой крови?
Молчание в наказание прими!»
Я рухнув на колени целовала
Кору его березовых лаптей.
И как молитвы мантры пропевала,
На что мой лекарь становился лишь марчней.
Знахарь мой остается непреступным,
Жену сою терзая осуждением,
За то что та, без мужа соглашения
Осмелилась коснуться колдовства.
И, пребывая в черном непрощении,
Он молчаливо растворяет порошки:
Багульника подсушеные листья, карамандр посевный,
Лемеля чемерицы корешки.
- «Мой лекарь благородный, лавр, целитель!
Ты варево волшебное в кувшине
Творишь спасая жизни каждый день…
Так будь благоразумен, отыщи же,
Ту смелость, что согреет сердце мне -твоей жене!
Ведь большего не нужно,
чтоб были мы здоровы, и любя
Готова я идти на муки ада,
За жизнь с тобою нашего дитя.
Что может быть ценнее его жизни,
Так не поступит ли любая мать,
Когда грозит здоровью ее чада?
Не будет ли любого проклинать,
Кто хоть малейшим вдруг пренебрежением,
Или халатности своей позволит спесь?...
Любая любящая, думаю, откроет
В затворках сердца колдовскую смесь».