Записи в вишневой тетради

Я была в восьмом классе, мне исполнилось 14 лет, мой мозг требовал пищи и я, кроме учебников, начала читать запоем художественную, историческую и классическую литературу в двух библиотеках, в школьной и в сельской, позже в областной и в фундаментальной института.

 Дома мама выписывала множество газет и журналов по почте. Мы выписывали журналы "Огонек", "Смена", "Наука и жизнь", "Земля и Вселенная", "Юность", "Сельская молодежь", "Иностранная литература". У отца были свои журналы и газеты. Это охота, политика, сельское хозяйства.

 Увлекшись в 9 классе астрофизикой, я написала в Новосибирск, в Академгородок, к ученым-астрофизикам. Они ответили мне и стали посылать брошюры по астрофизике, из которых я узнала многое о звездах, планетах, цивилизациях, которые могут быть в галактике. Я хотела стать астрофизиком, поступить на факультет астрофизики в МГУ или в какой-нибудь другой университет. Мама сказала, что учить меня не смогут, так как нет таких денег и я не смогу пройти по конкурсу. Надо физику и математику знать на "отлично", получить хотя бы серебряную медаль в школе. Эта профессия маме показалась слишком экзотичной и не реальной. Она видела во мне врача, учителя. Звезды и устройство мироздания стали для меня недоступны, но я пообещала им, что я непременно изучу их.
 
 Кроме всех увлечений , я рисовала и была бессрочным редактором школьной газеты. Возле моей газеты собиралась почти вся школа. Некоторые хулиганистые ребята уже опасались меня, завидев, успокаивались, уверенные, что мое молчаливое наблюдение чревато для них. Я ничего им не говорила, но они знали, что реакция с моей стороны прольется в смешные ив забавные карикатуры и вся школа будет умирать от смеха. А что страшнее смеха?  Стать художником - вот моя заветная мечта. И непременно лирическим пейзажистом, портретистом. В детстве я не учась, стала рисовать с натуры, твердо убежденная, что природа сама говорит, как и что делать. Папа был в восторге от моих рисунков, моего творчества и, кажется, был горд мной. Стать художником для меня была вожделенной мечтой. Я рассматривала рисунки Серова, Репина, Леонардо да Винчи, Дюрера и видела в них свое и прослеживала, как идет рука художников, мысленно разговаривая с ними. Я пристрастилась рисовать пером и тушью, так как рисунок нельзя исправлять ластиком, подправлять растушевкой, рисовать, как снайпер, сразу попадая  точно, иначе неверно и фальшиво. Отсюда у меня неприятие фальши, лжи, ненависть к вранью где бы то ни было. Я была очень строгой девочкой во всем. В личных отношениях недотрога и мальчишки боялись подходить ко мне, притрагиваться не то что рукой, а даже взглядом. Я становилась ледяной и колючей. Моя жизнь, все мои мысли принадлежали искусству. Литература, поэзия, кино, рассуждения - все было направлено только для того, чтобы штурмовать высоты искусства, стать хорошим художником. Я понимала, что для этого меня надо было отдать еще ребенком в художественную щколу, куда моя мама не захотела отдавать. Но меня не отдали и в школе не было учителя по изобразительному искусству. Варилась в собственном соку. Мне нужен был мудрый наставник. А его не было. Я рассуждала и говорила маме, что я из-за этого не смогу выдержать экзамены, чтобы учиться на художника. Мама сказала, рисуй дома, кто тебе мешает? И я рисовала.
 Я работала сразу после окончания школы учителем рисования в школе. Администрация и учителя решили, что я могу уже учить детей, хотя педагогического образования не было. Думаю, что в этом преуспел мой классный руководитель Валерий Николаевич Шевченко. Он был духовным наставником, учителем, которого уважали и любили вся школа и все село.


Когда поступила на художественно-графическое отделение педагогического училища в Благовещенске, то там  мои преподаватели сказали, что учить они меня не будут, так как я сформировалась уже, как художник и учить меня - только портить. После училища я поступила в институт имени Герцена в Ленинграде, на художественно-графический факультет. Мое сердце замирало, когда я подошла к Академии имени Репина и вошла в него совершенно воодушевленная всей атмосферой Академии. Я представляла, по этим коридорам ходили величайшие художники! Эту дверь открывали они своей рукой, их учили и наставляли академики, мэтры от искусства. И после учебы в Академии, встав самостоятельными художниками, они создавали шедевры.
 То, что говорили мне преподаватели -  с этим я не согласилась. Мне хотелось знать, как добиваться такого натурализма, чтобы нельзя было различить нарисованное от реального, как добиться высочайшей техники, отточенности рисунка. Но после поняла, что дело не в натурализме, не в мастерстве, а в душе и в мыслях.
 
 Кроме всего, я вела дневник(дневником нельзя назвать, я не прослеживала свою жизнь), скорей тетрадь записей, куда я заносила понравившиеся высказывания, отрывки из прозы и поэзии, свои мысли. Ее кто-то взял почитать, а другие не вернули, похитили и тетрадь навсегда пропала. Но я помню, что там было написано.

 На первой странице моей вишневой тетради отрывок из стихов о комиссарах поэта Эдуарда Багрицкого " Какое бы сражение не покачнуло шар земной, я все равно паду на той далекой, на гражданской. И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной..." Революция. Гражданская война. Становление Советской власти. Герои. Книги, фильмы, песни, стихи.
Фильм "Оптимистическая трагедия"по названию своему парадоксально. Как может быть трагедия оптимистической? Хорошо, что задолго до просмотра этого фильма я прочла Всеволода Вишневского, его рассказы, узнала его биографию, в которой упоминается   Лариса Рейснер. Я увидела на фотографиях удивительно красивое женское лицо, мне казалось одухотворенное. Редкое сочетание красивой внешности, характера, воли и прекрасной души, особенно в женщине. Такая могла повести за собой многих и они без оглядки на опасности, могли погибнуть по одному ее знаку. Может это и есть символ революции? Среди серых будничных дней в деревне, она казалась мне сияющей звездой в далекой гражданской войне. Лариса Рейснер была музой не только Вишневского, но и поэта Маяковского, и многих революционеров-мужчин. Кажется, она была родом из бывших дворян, которая ушла из своей среды, посвятила себя революции, осознанно  стала революционеркой, стала прототипом комиссара в трагедии Всеволода Вишневского. Нам была талантливо  преподнесена романтика революции, стихия гражданской войны.

 Мы читали книгу"Как закалялась сталь" Николая Островского, который участвовал в гражданской войне. Тяжело контуженный в боях, Николай Островский  был прикован к постели, будучи уже слепым, писал автобиографичную книгу между полосками, чтобы строчки не наползали друг на друга и можно было прочесть написаное. После жена его стала помогать писать под его диктовку. Сам факт поражал своей стойкостью и выдержкой. Умирающий Николай Островский улыбался и боролся, был жив и боролся  его герой Павел Корчагин.
 
 Я вглядывалась на фотографиях в лица революционеров и они мне казались прекрасны. Красивое женское лицо стройной женщины в кожаной куртке комиссара, с револьвером на поясе. Кажется, Лариса Рейснер умерла от тифа молодой женщиной. Трагически и нелепо.

 Не прошла я мимо Толстого, Гоголя (я смеялась до слез и поражалась его наблюдениям и точности рисунка), Бунина, Тургенева, Чехова, Гаршина, Пришвина, Паустовского, Грина(от него становилось невыразимо грустно, грусть была во всем), Федосеева, Арсеньева, других писателей, великих и не очень.
 
 Между тем прочитала всего Оноре де Бальзака, его "Человеческую комедию", "Маркиза де Помпадур", "Отец Горио", "Шагреневая кожа" и другие, стала задумываться о сути человеческой натуры. Теодор Драйзер показался слишком тяжеловесным. Очень понравились Джек Лондон, Виктор Гюго, Лопе де Вега, Шекспир, ПРоспер Мериме и даже трактаты Аристотеля.
 Случайно попалась книга Цветкова о Японии и она меня поразила открытием страны на востоке, которая была до этой книги загадкой для всех. Я стала читать о путешествиях и других странах. Это было частично в журнале "Вокруг света".
 
 Попалась мне на глаза книга "Сага о Форсайтах" Голсуорси и я попала под влияние писателя. Необыкновенно описание чувств влюбленных на фоне природы. Я плакала над любовью Ирэн и Боссини, где Боссини трагически погибает.
 
 Дальше я увлеклась Эдгаром По, Конан Дойлем. Увлеклась до такой степени, что ночами рисовала персонажи, делала иллюстрации к рассказам. Волосы зашевелились, когда прочитала Эдгара По "Убийство на улице Морт", успокоилась и увлеклась Багрянцевым, Катаевым, Полевым, Беляевым. На горизонте появились другие авторы.   
 
 Чтиво мое было беспорядочно. С одинаковым интересом я читала про звезды и космос, о Вселенной, рождение молодых звезд, Млечном пути, космических скоростях, пыталась разобраться в теории вероятности Альберта Эйнштейна (!). Там были формулы и я их пыталась разобрать, но поняла, что для этого надо стать студентом соответствующего учебнеого учреждения.
 
 Поздним вечером, в полночь вслушиваясь в вкрадчивый бархатный голос Анатолия Горохова, ведущего программу "После полуночи", где рассказывались о музыкальных композициях, о неизвестных музыкантах, группах, мелодии которых очаровывали меня до бесчувствия. Я слушала их затаив дыхание. Мне все нравилось. Я ждала уже днем, что вечером, ночью начнется настоящая жизнь, будет звучать чарующая музыка. Я была влюблена в диктора Анатолия Горохова. Мне он казался необыкновенным человеком, особенным. Если бы он появился на виду, то я бы не смогла бы даже приблизиться, как к существу неземному. Да и вряд ли он мог появиться когда-нибудь и где-нибудь. Мне казалось, что он живет в эфире и моя фантазия отказывалась нарисовать его внешний образ.
 
 В журналах "Нева", "Дружба народов", "Юность" я узнала о поэтах Великой Отчественной войны. Это Иосиф Уткин, Михаил Дудин, Ольга Бергольц, Николай Старшинов, Римма Казакова, Юлия Друнина, позже познакомилась с поэзией Вероники Тушновой, философской лирикой необычайно тонкой и поэтичной. Это поэтесса, которая находила поэтичную душу во всем. Я не могу сказать, кто был моим любимым поэтом. Мне казалось, что так писать такие стихи могут только особенные личности, которым выпала тяжелая судьба, но они были над ней, над этой тяжелой судьбой и этим они спаслись и спасали многих.

Сияющими вершинами являются безусловно Пушкин, Лермонтов. Чуть ниже Бунин, Блок, Есенин (отдельно), Анна Ахматова (отдельно)
 
 Некоторые поэты стоят отдельно в силу их значимости и о них говорить нужно отдельно, как о явлении. Марина Цветаева - отдельно. Белла Ахмадуллина, Вероника Тушнова, Николай Рубцов - каждый поэт  отдельно. То есть есть поэты, как отдельное государство, явление.
   
 
 Поль Элюар, Вийон, Гийом Апполинер, Поль Валери, Верлен, Жак Превер, Луи Арагон, Жан Кокто, Анна де Ноай. Отдельно предстоит Шарль Бодлер, его "Цветы зла". Никогда бы не подумала, что существует поэзия зла. Одни говорили, что это метостазы запада, его больной души. Но как талантливо можно писать!
 
 Любимым героем в моей жизни стал капитан Блад в "Одиссее капитана Блада". Его выдержка, стойкость, ум и решимость были невероятны. Вероятно, не выдержавшие люди подобных испытаний, становились негодяями и слюнтяями.
 
 И, наконец, появился Джон Фаулз, который перевернул все мои воззрения на Англию. Я на нее смотрела глазами Конан Дойля, английскими художниками, писателями и поэтами прошлого. Оказалось, нет. Недаром, Фаулз стал изгоем на родине. Это был не писатель, не художник, а скорей всего санитар или хирург. Он продемонстрировал английское ханжество, лицемерие и настоящую жестокость, коварство, странные образы, которые были рождены на этом лоне. Я восхитилась его мужеством  и бесстрашием.
 Нравился Рой Бредбери, его "145 по Фаренгейту", удалось найти Джерома Д Селинджери "Над пропастью во ржи". Запад и Европа изучалась по книгам Пруста, Андреа Моруа, Мопассана, Гюго, Вольтера, выше названных поэтов. Франция сияла в импрессионистах, на фотографиях в газетах и журналах и тех, кто счастливо посетил и запечатлел на фото европейские достопримечательности. Франция звучала голосом Эдит Пиаф, Ив Монтана, Шарля Азнавура, оркестром Моруа, голосом Мерей Матье, Джо Дэссеном, обликом Катрин Денев, другими прославленными звездами.

Музыка, поэзия, книги, фильмы, разговоры обо всем, в основном, о перепитиях судеб и душ. Тогда казалось, что учтя опыт и уроки великих, можно вообще не сделать никаких ошибок в жизни, создавать, открывать новое и интересное. Опыт великих предшественников обогащает, учит, закаляет, а в жизни приходится все на ходу решать и действовать сообразно времени и ситуации. Жизнь не дает возможности и времени обдумать не спеша и правильно ответить или действовать сразу, предвидеть все подводные рифы и камни. Надо только сразу не впадать в отчаяние и в панику. Терпеливо трудиться над собой, сохранять сильное и хорошее, не быть на поводу случайному и поверхностному. Отсюда мое убеждение, что безвыходного положения в жизни нет. Надо только хорошенько подумать и можно найти единственно правильное решение или несколько правильных шагов. Жизнь только с виду великодушна и терпелива, она неумолима и безвозвратна, делает свои поправки и выносит свой вердикт. Разрешает управлять собой и своими действиями и, кажется, сначала жизнь идет так, как тебе хочется. Но это иллюзия. Учитывая это, я скажу,что книги, мысли великих писателей и поэтов, а точнее герои и персонажи очень помогают выстоять в периоды испытаний. Надо только открыть эти книги, вчитаться в строки, увидеть героев, но жить надо самой и делать выбор во всем самостоятельно.