Мы пили океан на брошенной земле

Мы пили океан на брошенной земле,
И звезды странные, смеясь, мерцали.
Их было много в поднебесной мгле:
Они порвали небосвод, упали

И нас засыпали. И осознала я,
Что там, в том городе мне близком,
О нас не вспомнят шумные друзья
И не помянут скорбным обелиском,

И тихий путник осенью сырой
Не повстречает нас своей дорогой.
Он пусть идет, а мы лежим с тобой
Под спудом звезд, немые недотроги.

Лишь океан и южной ночи жар
Нам осторожно напевают
О той земле, где городской угар
Людские души отравляет.

Но ты встаешь и шепчешь мне: 'Пойдем!'
И нас подхватывает ветер,
Мы плавно бесконечность познаем,
Мы счастливы, как маленькие дети.

Ты слышишь пенье птиц, я слышу гром и дождь
И вижу даль, горящую зарницей.
Ты мудр и прост, а я сквозь листьев дрожь
Лечу куда-то белой праздной птицей.

'Остановись, послушай!' - 'Не могу!'
'Мы не расстанемся с тобой!' - 'Я знаю!'
И ты как будто таешь на бегу,
А я в блестящей бездне растворяюсь...

Убиты звездами - какая, милый, блажь,
Мы просто умерли нечаянно для мира.
Но вот тот самы дом, двенадцатый этаж
И эта душная квартира,

Ты плачешь или пьешь, укрывшись в ветхий плед,
На кухне маленькой в угрюмый вечер зимний,
И едкий дым смердящих сигарет вдыхаешь ты,
Мой слабый и мой сильный.

Ты плач и пей: я и сама грешна
Грехами этими. Забудь мужскую гордость.
И тусклый желтый свет. Мы выпиты до дна.
И лишь вздохнет увянувшая совесть.