Дневник Полины
На веранде у столика сидят Прасковья Егоровна Аннекова и ее дочь Ольга.
Ольга:
Какой сегодня тёплый вечер.
Сентябрьский вечер золотой.
Прасковья:
Зажги-ка, дочь, скорее свечи.
Поговорить хочу с тобой.
Немного мне уже осталось,
к концу подходит жизни путь.
Хочу, чтоб опубликовала
ты мой дневник когда-нибудь.
Я здесь писала по-французски
(не каждый мой язык поймёт).
Ты всё переведи на русский,
чтоб нас российский знал народ.
Как жили мы, о чём мечтали,
про наши дни, про наши сны.
Как за свободу пострадали
России лучшие сыны.
Ты посиди, меня послушай.
Не кратким будет мой рассказ.
Бумаге изливала душу,
тебе откроюсь я сейчас.
Часть 1 (Франция)
Из Лотарингии я родом.
Близ Нанси, в замке Шампаньи.
Я подрастала год за годом
В кругу моей родной семьи.
Отец мой был полковник смелый
и уважаемый. При том,
не расходилось слово с делом,
коль слово дадено отцом.
Осталась в двадцать семь вдовою
родная маменька моя.
Пришлось работать нам с сестрою
в салоне кройки и шитья.
Война двенадцатого года…
Ушел мой дядя воевать.
«Я знаю, русского народа
Наполеону не сломать, -
сказал нам дядя, уезжая,-
Мы не увидимся, должно».
Не стало вскоре дяди Жана,
погиб он под Бородино.
Повсюду горе, плачь и стоны
и сходит Франция с ума.
Солдат измученных колонны,
а следом – движется чума.
Явилась горем и смертями
и посетила каждый дом.
Повозки с черными гробами,
костры горят и дым кругом.
А после русские солдаты
по городу с победой шли.
И восхищались мы, девчата:
какие все богатыри!
Сказала я своим подружкам,
что за француза не пойду.
Что нагадала мне старушка –
в России я любовь найду.
Потом – Париж. В торговом доме
три года мне служить пришлось.
Но сердце мучилось в истоме,
в Россию дикую рвалось.
Контракт я вскоре заключила
с торговым домом Дюманси.
В Москву отправить попросила.
Я еду! Маменька, прости!
Часть 2 (Москва)
Ольга:
Ах, магазин парижской моды!
Ах, шляпки, ленты, веера!
Здесь толпы праздного народа
гуляют с самого утра.
Прасковья:
И суетятся продавщицы,
желая дамам угодить:
Матрону, юную ль девицу
стремясь к лицу принарядить.
- А вот – заносчива, богата,
сама уже не молода,
Не мелочась, швыряет злато,
стараясь обмануть года.
А с нею кто? Какой красивый!
Высокий, ладный, тонкий стан!
А взгляд какой лазурно-синий!
- То Анненковой сын, Иван.
Её единственный наследник,
поручик и кавалергард,
блестящий рыцарь и наездник,
любимец девушек и франт.
- О, Боже! Боже! Погибаю!
Ведь это тот, кого ждала…
Под взором жарким таю, таю…
И руку франту подала.
А он сказал: «Вы – ангел, право!
Вы – ангел! Господи, прости!
Что ангел делает кудрявый
В торговом доме Дюманси?»
И закружилось, завертелось:
любовь, свидания, цветы.
Как верить искренне хотелось:
мои сбываются мечты!
Он предложил венчаться тайно.
Но, зная Анны нрав крутой,
уговорила я Ивана
Повременить годок-другой.
Невенчанное наше счастье!
Недолго длилось и оно…
Пришло осеннее ненастье
и нам расстаться суждено.
Признался он перед отъездом,
что в заговоре состоит.
Что отдал МНЕ любовь с надеждой,
РОССИИ – честь принадлежит.
В груди – предчувствие теснилось,
а сердце ныло и рвалось.
«Восстанье в Питере свершилось!» -
по всей России разнеслось.
Всем существом туда рванулась:
спасти Ивана, поддержать!
Дитя под сердцем шевельнулось,
просило словно подождать.
Дочь родилась, Александрина.
Прислала денег мать его.
Гонца я в Питер снарядила,
узнать про друга моего.
Затем, оправившись немного,
сама поехала к нему.
Ох, нелегка была дорога
К Ивану милому, в тюрьму.
Часть 3 (Петербург)
Он духом пал совсем от мысли,
что я оставила его!
Луна в оконце коромыслом,
а рядом нету никого.
-Я за тобой, в Сибирь поеду!
Мы вместе будем до конца!
Я разделю с тобой все беды!
Тому порукой – два кольца.
Одно себе возьми колечко,
второе – будет у меня.
Соединимся мы навечно.
Женой твоею стану я.
Пыталась я спасти Ивана,
устроив милому побег.
«Мой сын – беглец?!- сказала Анна –
ПокОрен будет он судьбе!»
Я лодочника подкупила
и с ним вдвоем сквозь лед и тьму
на утлой лодке мы поплыли
к другому берегу, в тюрьму.
За деньги вывел страж Ванюшу,
чтоб с ним проститься я могла.
Ольга:
Ах, мама-маменька, послушай,
Какой отважной ты была!
Прасковья:
В острог сибирский, по этапу
Угнали Ваню в кандалах.
Я дочь оставила на бабку,
сама в заботах и делах.
Царю прошенье написала,
то был души несчастной крик.
По-русски я тогда не знала,
но царь французский знал язык:
-«Мой государь, хочу как друга,
припав к стопам, я вас молить:
с моим невенчанным супругом
прошу меня соединить.
Забуду Францию родную,
законы ваши все приму.
Лишь об одном у вас прошу я:
сошлите и меня в тюрьму.
Вы мне поможете, я знаю!
Мне без Ивана свет не мил!»-
В слезах монарха умоляя,
упала я, лишившись сил.
Царь Николай был просьбой тронут
И к мужу ехать разрешил.
А на неблизкую дорогу
казенных денег отпустил!
Спасибо будущей свекрови,
Она мне тоже помогла
деньгами. И людей дворовых
в сопровождение дала.
Часть 4. (Сибирь)
Я долго ехала, препоны
одолевая на пути.
Через сугробы и заслоны
лети возок, лети, лети!
Но вот – Чита: острог, церквушка,
комендатура, комендант
и сопок круглые макушки,
и лица хмурые солдат.
Я подписала все бумажки
и все уладила дела.
А наша милая «Мурашка»
к себе заехать позвала.
Мы с нею ночь проговорили
и подружились навсегда.
С Иваном встречу разрешили
на третий день, но – не беда!
Безумной радости свиданья
тебе не в силах описать.
Как сладко после расставанья
родные губы целовать!
В острожной церкви нас венчали.
Меня Прасковьей нарекли.
Всё вместе: радость и печали:
ведь мужа тотчас увели.
Все дамы в маленькой избушке
меня поздравить собрались.
Устроили мы там пирушку, -
Продлись же счастие, продлись!..
Ивана после отпустили,
увы, всего на полчаса!
А мне потом всю ночь светили,
как звезды, милого глаза.
И он сказал: «Смотрел на звёзды,
а видел лишь тебя одну».
Счастливой всё же, ночью поздней,
я тихо отошла ко сну.
И потянулись дни в Сибири.
Весною сопки все в цвету.
Мы огород в селе разбили,
Мужьям готовили еду.
Мы к частоколу приходили
и говорили обо всем,
и вести милым приносили,
и вспоминали о былом.
Они нас ангелами звали
и посвящали нам стихи,
портреты наши рисовали.
…Утрами пели петухи.
Коровы сельские мычали,
несли крестьянки молоко.
А мы друг другу помогали,
хоть всем нам было нелегко.
В Чите, в Петровском каземате,
мы с мужем вместе много лет.
Все декабристы здесь, как братья.
Для нас чужого горя нет.
Я восемнадцать раз рожала,
но только семеро живых.
Земле не раз я предавала
Останки деток дорогих.
О! Если б знала ты, родная,
Как тяжело детей терять!
Ольга:
Я знаю, маменька! Не надо
теперь о грустном вспоминать.
Часть 5 (Поселение)
Прасковья:
Летели дни, летели годы…
Срок нашей каторги истек.
На поселении свободы
Представить губернатор смог.
На государственную службу
Мой муж в Туринске приглашен.
Он образован, людям нужен.
Служить он будет хорошо.
Вернет былое уваженье,
Благополучие семьи
И мне большое облегченье
Его успехи принесли.
Часть 6.(Нижний Новгород)
Всё позади: метели, вьюги…
Мы в Новгороде - двадцать лет.
Здесь за различные заслуги
супруг был славою согрет.
А я живу его делами,
семьею нашей и детьми,
почет и уваженье с нами,
и нам не стыдно пред людьми.
Прости, дочурка, я устала…
Продолжу завтра свой рассказ…
Дочь Ольга:
Той ночью маменьки не стало.
И для отца весь мир погас.
Не мог представить, что не выйдет
к нему навстречу никогда
его сокровище, не кликнет
его к обеду.
ВОТ - БЕДА!
Не ссылка, каторга, морозы,
тогда ОНА была при нем.
И расцветали в сердце розы.
Любовью грела, как огнем.
Недолго без нее он прожил.
Мой ангел, я к ТЕБЕ лечу!-
Так жизнь свою он подытожил.
Господь задул его свечу…
Примечания: Анна – мать Ивана Александровича Анненкова.
Наша милая «Мурашка» - Мурашкой жены декабристов ласково называли Александрину Муравьеву.
Copyright: Любовь Панасюк, Акша, Забайкальский край.
Свидетельство о публикации №116020901457