Ёрничество или собирание стихотворений

I
         Думать вслух, когда слышат миллионы людей, или выражать думание буковками перед этими же миллионами - это своеобразное безумное "сэлфи". Упражняться так нужно в потаённом дневнике, но могут потом сказать, что ты умственный онанист, поэтому лучше просто не думать и быть безумцем, но вкусивший наркотика графомании становится активным писакой и тычется своими словами во все мозговые и душевные дыры читателей.
Ещё четырёхлетним ребёнком, когда мама читала мне строфы Агнии Барто, я стал завидовать людям, умеющим так складно рифмовать, и в моей необученной голове поселилась мысль, что я обязательно стану великим поэтом. Да мало ли кем я мечтал стать: в начальных классах средней школы – так космонавтом, в средних классах – великим физиком-теоретиком, в старших – кораблестроителем. Когда я учился в ленинградской Корабелке, то дошкольная мечта воспряла духом, расцвела буйными цветами, и я стал усиленно графоманить. Немало сил и времени бросал в буквенный вулкан. Результат был нулевым. Сейчас, можно сказать на закате своего существования, стараюсь преуспеть в исполнении обозначенном выше детского томительного желания, но всегда помню придуманный мной после первой неудачи слоган: Богу – богово, но звёзды – Болгову.
Так и не научившись писать стихи, я пошёл другим путём: у своего приятеля Арсения Лесного, честно скажу, придурковатого стихоплёта, стал покупать за сигареты стихотворения. Конечно, сучило этот Арсений, так как дымит дорогим парламентом. Я тоже не промах. Попросил его написать расписку о том, что выкупленные творения написал я и принадлежат они отныне мне.
Признаюсь читателю этих строк, что не все опусы, напечатанные на моих страницах в Избе ли, на Стихире или в Литсовете, от Арсения. Много стихотворений я приобрёл у Вени Лайнена, Антона Проста, Ветра Баала и у тёзки Анатолия Аласто. Какие кто стишки написал мне и не упомнить, а рыться в расписках лень, скопилось их около полутысячи. Пусть разбираются биографы.
Спросите, зачем я всё это описываю? Ответ найдёте в самом конце, после обнародованных двух стишков Арсения Лесного, точнее, уже моих. Одно из них, а оно второе, написано в далёком 1973 году, первое - абсолютно новое, можно сказать вчерашнее, так как выкупил я его 22 сентября 2015г.
Да вот эти опусы:

1.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Самый большой остров – это материк Евразия,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Всё остальное - это острова и островки.

Я тихо живу в городке у большого ручья,
Где годы гитарно бренчат в проводах и трамвае,
А осенью ветер бросается медью на чай
И гамбургский счёт церемоний любви убывает.

Ручей вытекает из озера трёх островков
И ладожно льёт колыбельные сны Прионежья
В чухонский залив корабельных трудов и гудков,
А рядом в садах соловьями разбужена нежность.

В граните и воздухе чувствую пушкинский след,
И запах духов незнакомки щекочется в ноздри,
Я в старости чую эпоху младенческих лет,
А юношу вижу смертельно лежащим на одре.

Тоска не слетает, как с белого гуся вода,
В которой закаты кровавят исходы мечтаний,
Но с каждым рассветом, была, не была ли беда,
Надежда и вера с любовью пускаются в танец.


2.

Хор морщинистыхх птенцов голосит -
Любви, любви!
Птица убиваешь себя
Ради этого прожорливого чувства.

Я кричу, любите и хольте меня,
Любуйтесь мной.
И находятся милые птицы,
И любят.

Подумаю, и больше нет слов.
Я берегу себя.
Как мучительно это зло,
Жить, не любя.


Если есть желающие перекупить эти стишки у меня, то обращайтесь. Сторгуемся, тем более, Арсений предложил мне ещё кое-что в обмен на сигареты.



II
        Продолжу о своих взаимоотношениях с Арсением Лесным, который по бедности часто собирает окурки, обжигает пламенем зажигалки фильтры и курит. Наверное, поэтому я согласился брать его произведения в обмен на сигареты.
Эх, жалость! Как же ты обременительна!
Не сказал бы, что мы с Арсением друзья, скорее приятели, может быть, даже просто знакомцы, но этому пришельцу в мой мир удалось втянуть меня в круг общений с загадочными существами. Самый таинственный среди них – это Веня Лайнен. При знакомстве он протянул руку со словами:
- Венялайнен, что в переводе с финского просто русский, то есть человек племени венедов.
Пожимая руку, я ответил с улыбкой:
- Bolgoff, что в переводе с немецкого означает круглый двор, но не дурак.
- Это ещё будем посмотреть – смеясь, на южный манер ответил Веня и стал набивать трубку.
- Слушай, – говорю – я встречал тебя, вроде, на матмеховских лекциях в университете в начале 70-ых.
- А ты что там делал? Среди студентов я тебя не замечал.
- Бегал слушать умных людей по рекомендации нашего математика из Корабелки, как-никак он закончил ранее матмех.
В отличие от Арсения, Веня брезговал совать окурки в рот и потрошил из них оставшийся табак в стеклянную баночку. Запах дыма из трубки, на удивление, был приятным и в нём не было того налёта приторности, который присущ голландскому Клану, который несколько лет назад я усиленно смаковал.
- Хочу тебе предложить ченч – сказал Веня – за четыре моих коротеньких стишка ты даёшь пачку Амфоры. Стишки твои, а табачок мой.
- Лады – говорю, хоть и засомневался в разумности этой сделки.
Спросил у Арсения о поэтической силе Лайнена . Тот развеял мои сомнения восторженным декламированием. Сам я не люблю вслух читать стишки, но с удовольствием слушаю распевные придыхания и завывания чтецов.
        Полученные от Вени Лайнена опусы оказались частично детскими и очень радостно легли мне на сердце. Всё-таки сказывается воспитание на мишках, слонах, бычках и зайчиках от Агнии Барто. Хотя не знаю, может быть и не детские, не очень-то разбираюсь в поэтической классификации, поэтому пропечатываю их в Избе часто без рубрики. Первые три стихотворения, которые я и назвал ребяческими, уже ранее были опубликованы на моей странице, но, думаю, будет не лишним ещё раз напомнить о них, а вот четвёртое долго держал в загашнике. Что-то меня останавливало и закрывало путь к обнародованию. Скажу честно, стихотворение под номером четыре мне абсолютно непонятно и это раздражает моё самочувствие.

Да вот эти стишки:

1. Пони

У меня есть шоколадка
В форме маленькой лошадки.
Я, наверно, не усну,
Если пони не лизну.


2. Вита инкогнита

- Папа, что такое вита?
- То по-нашему есть жизнь,
Что в тебе, во мне, в улите
Сердцем бьёт и в кровь бежит.
- А инкогнита? Наверно …
Ну, скажи, быстрей скажи!
- Неизвестность. Так примерно.
- Папа! Это очень скверно:
Неизвестно, как нам жить.


3. Терра инкогнита

- Папа, что такое терра?
- То земля по-нашему.
Что задумалась, всё верно,
Дальше папу спрашивай.
- Про инкогнита я знаю…
То не кот, что в ус урчит,
И не пёс, что громко лает,
Не петух, что всё кричит.
Неизвестный нам земляк …
Всё! Я знаю, точно знаю!
То не ёжик и не зая,
Это попросту - червяк!


4. Невмоготу

Невмоготу мне омут немоты,
Невыносима сила ослеплений,
Великолепны белые листы
И этой белизны ты вождь и пленник.

Ты раб, изгой из царства подлецов,
Где лучшим яством вымахала плесень,
И в этой взвеси лучшим из ловцов
Пребудет тот, кто в шкуру волка влезет.

А ты молчи и буковки копи,
Коль нет ума карманить миллиарды.
Ты царь беды, король своих обид
И можешь только с чёртом сделать бартер.

Помочь не сможет случай и герой,
Не Бог придёт, как инопланетянин:
Фурункул в попе, то есть геморрой,
Вот что тебя к реальности притянет.


Да, замечу, что взял тогда, как и в последующие разы, расписку с Вени о том, что авторство стихов теперь моё. Даже не знаю, радоваться или нет, но предложение о перекупке всех, уже законно моих, опусов остаётся в силе. Обращайтесь, я не кусаюсь. Сторгуемся.



III
         Моё знакомство с Антоном Проста получилось немного смешным для меня и обидным для Антона. Как вы понимаете, этот индивидуум тоже из шоблы Арсения Лесного, этой нищенствующей, но гордой шантрапы, и мне было не удивительно, что он тоже поэт и жаждет за свои стишки получить что-то материальное.
Не протягивая руки он представился:
- Просто Антон Проста.
Я улыбнулся и вопросительно ответил:
- Не протягивай Толе Болгову руку, а то протянешь ноги? – и, сделав серьёзный вид, проблеял – тра-та-та-та  тра-та та, не простата, простота.
Антон всхлипнул. Да, мне показалось, что он всхлипнул. Может быть, Проста просто икнул, но это уже не важно. Главное, он повернулся и быстро куда-то исчез , освободив меня от никчемного общения. Не тут-то было! Через минуту подошёл Арсений и передал просьбу Антона о продаже мне трёх стишков, но так как тот не курит, то просит в качестве валюты шоколад: плитка шоколада за опус.
- Антон случайно не женщина? - спросил я.
- Если и есть в нём что-то такое, то скрывается там матёрая девственница. – шутканул Лесной.
- Двести рублей не деньги, пусть приносит свои стишки, заодно и расписку. Ты, Арсений, знаешь, о чём я говорю.
Таким образом я оброс ещё тремя опусами. Должен сказать, что мне понравились тогда только два первых из них. Они заставили меня пошурудить в поисковиках и почерпнуть любопытные сведения. Оказывается, почти весь «французский» парфюм носит имена обычных портных, то есть кутюрье. Мало того, в эту компанию вклинились и наши, как Слава Зайцев с духами «Маруся» трёх видов, да и эстрадники не подкачали: и Алла Пугачёва, и Анжелика Варум, и Кристина Орбакайте, и Слава Добрынин со своим «Казино» (прошу не путать песню с туалетной водой) и т.д. и т.п. Наконец то узнал, кто такой Велимир Хлебников, а то раньше думал, что стишок про Гзи-гзи-гзео написала рок-панк группа «Аукцыон». Смело и твёрдо говорю, что просветился я по самые помидоры. Такие вот приятные дела, и всего-то за две шоколадки! Естественно, я быстро эти стишки тиснул на своей странице, а третье, оно и здесь под номером три, долго держал в закромах, но приспело время и для него.
Должен с гордостью заметить, что все названия стихотворений я переиначиваю. Есть, всё-таки, и у меня сухой порох в пороховницах!

1. от БОБЭОБИ ПЕЛИСЬ ГУБЫ до МКРТЧАН ВЗБЗДНУЛ

. . . . . . . . . . . . . «Бобэоби пелись губы,
. . . . . . . . . . . . . Вээоми пелись взоры,
. . . . . . . . . . . . . Пиээо пелись брови
. . . . . . . . . . . . . Лиэээй пелся облик…» __(32-гл., 30-согл. звуков. А.Проста, но теперь А.Болгов!!!)
. . . . . . . . . . . . . Велимир Хлебников.

Бобэоби пелись губы.
Ауру уела убыль,
Игуаной волоокой
Отшипела в караоке, ____________ 32-гласных, 24-согласных звуков.

Тонкошеее елея,
В аэрооазис блея.
Зааукала аулом,
Засыхая саксаулом. _____________ 32-гласных, 24-согласных звуков.

Затыкает горло матом
Из аорты алый атом.
Затихают все законы
На феерии ионов. ______________ 32-гласных, 30-согласных звуков.

Паузы поэта – экать
Аэлит-элитным эхом,
Пролетая инем в яне,
Да по пьяни, да в бурьяне. _______ 32-гласных, 32-согласных звуков(Ь - не в счёт).

Дефлорацию окалин
Прошурую, словно Каин,
И раскаюсь я в Иуде,
На суде и в пересуде. _____________ 32-гласных, 32-согласных звуков.

Даунами Лао-цзы ли
В голове ваятель зырит.
Там дуэли сна и буден.
Есть вопрос. А кто мы будем? _____ 32-гласных, 38-согласных звуков.

Косовица налетела
Беспределом передела.
Роговица задубела,
Стало чёрным то, что бело. ________ 32-гласных, 39-согласных звуков.

Переплёвы пули дуры,
Переплавы тела в дыры-
Пало стало, бестолково,
К пулемёту я прикован. ___________ 32-гласных, 40-согласных звуков.

Перелётными когтями
Взрыт навзрыд очередями.
Жизнь жую на стыках тленья
Строчным стрежнем изумленья. _____ 32-гласных, 51-согласных звуков.

Выбрит, стрижен и стреножен,
Всхлипом, вскриками размножен.
Схлопнут жёлчью детства всходы
В страхе всплывшие уроды. ________ 32-гласных, 64-согласных звуков.

В схроны встроит вставки гроба
Проржавевший в строгость робот.
Взвизгнет сталь пространств в утробе,
Всласть надкусит всё для пробы. _____ 32-гласных, 75-согласных звуков.

Вздохи сплина в склянках строчки
Грусть, разброд стремлений в точки.
Взрыв раздробленности взглядов
Из просроченных снарядов. ___________ 32-гласных, 73-согласных звуков.

Вскроет время год за годом,
Проштампованных штрих-кодом.
Страхом смерти покоробит,
Строя лего из надгробий. ____________ 32-гласных, 55-согласных звуков.

Может кто ещё и грезит,
Протирая глаз от рези.
Обожжён. На воду дуя,
Напрягусь и мкртчаном взбздну я. _____ 32-гласных, 46-согласных звуков.


2. РАЗМИНКА БУКОВОК В ПАРФЮМЕРНОМ ЭКСТРАКТЕ

Жизнь по нови со временем водится:
Шмыг да шмыг незамеченной лодицей
По водице и снам у околицы,
Да по небу, что звёздами молится.

Всё по-старому быль хороводится,
Хорохорится старой негодницей.
Ах, поэзия, времени модница,
Разгаббанилась дольчей по бодице.

Ну ответь, за тебя кто заступится?
Увязают колёса по ступицу.
Ты распутница в нищей распутице,
Раздиорилась негой на спутнице.

Отвечай! До кончины ли маяться,
Рассыпаясь осколками в матрицы?
Что ты режешь мне душу на платьица.
Неужели богема расплачется?

Не расплачется и не расплатится,
Нины ричью легонько облатится,
Облачится духами кудесницы
И полезет к вершинам по лестнице.

В перепутье застрянет на месяце
Лаудерно нести околесицу.
Завихрится та песня, закружится,
Что круги по воде в грязной лужице.

По-эстелевски льдами застелется,
Задохнётся при пенье метелицей,
Лагерфельдовски в поле опустится
И скукожится белой капустницей.

Ты прости меня, осень угодница,
С неуёмным успением сводница.
Ждёт поэта весенняя вольница.
Перемелется лёд. Распогодится.


3. СОЛИСТ И ОПЕРА

Я дую в солнечный свисток
Игриво и заливисто.
Танцуй дождями лет так сто
Над ивами извивисто.

Ты лупишь в бойкий барабан
Ладонью и костяшками,
Пытаясь выдавить раба
Из жизни с ношей тяжкою.

Соседка дуется в гобой
Несметными обидами,
И звуки движутся гурьбой
То с радостью, то с бедами.

А рядом рок, как дважды два
От Эндрю Ллойда Вебера,
Гремит экстазами в слова …
Но то другая опера.

Я понял то, что в колдовстве
Так нужно одиночество,
Когда по осени к листве
Приставлен звёздной ночи ствол.

        Напоминаю, что готов любые МОИ (как греет сердце это слово) стихи перепродать. Обращайтесь, сторгуемся. Поспешайте, други, а то начну скоро от безысходности кусаться.




IV
         Если бы вы знали, как тяжело мне общаться с идиотами, выслушивая их дурную начитанность, где штампованные истины грызутся между собой, и вся эта обслюнявленная гадость ползёт в мою душу. И какое блаженство испытываешь от беседы с умным человеком, которому от этого пошлого мира ничего не надо и от меня ему ничего не нужно, но гармония его мыслей и рассуждений обволакивает мозг и предлагает либо согласиться, либо возразить: всё будет принято благосклонно.
Появился у меня такой знакомец с лёгкой руки Арсения Лесного и зовут его Анатолий Аласто;.
Тёзка как-никак, да ещё и обладатель хорошего юмора.

Здравствуй, тёзка Аласто!
За знакомство пьём по сто.
Брудершафтнем вместе
Водовки по двести.

Во как! Нет, лучше – эко! Случайное знакомство с умным и весёлым человеком, а затем беседа с ним о звёздных скоплениях в северном полушарии неба и головного мозга подтолкнула меня, в кои то веки, написать экспромт. Такое со мной случилось в первый раз. Не представляете, какую радость я испытал при словах Аласто, что, мол, недурственно написано.
И впервые самолично предложил автору обменять его стихи на всё, что ему угодно. Анатолий улыбнулся и сказал:
- Не будем вляпываться в торговлю. Дарю тебе одно своё стихотворение, да оно не простое, так как является ответом в виде пародии-эпиграммы на опус автора, который мимоходом оскорбил не столько стихи моего друга закадыки Горана Горотича, сколько его самого, обвинив другана в использовании нескольких компьютерных программ для написания своих замысловатых стихотворений. Я то знаю, что никаких компьютеров у Горана отродясь не было, смешно сказать, он даже мобильником пользоваться не умеет, но по интернету стала прогуливаться клевета на Горотича об его программистском мошенничестве при написании текстов. Скрепя зубами, суставами и сердцем, стал читать писанину обидчика-клеветника и быстро состряпал язвительность на его говорящего кота, опутанного ужами и подавшегося вместе с хозяином вслед за жухлыми листьями, но немного поостыл и не стал её опубликовывать. Вот ты и сделай это от своего имени.
- А не схлопочу ли я по лицу от разгневанного автора?
- Всё может быть, но ты потренируйся на братьях Кличках: как только сможешь их укладывать одной левой, так исчезнет боязнь за свои нос и рёбра.
- Но это же невозможно! – подыграл я.
- Тогда подожди, когда они состарятся и скукожатся, чтоб ты смог их обоих вырубить хуком.
- Да я раньше их постарею.
- Постарайся этого не допустить, и да поможет тебе в этом молодая и неуёмная жена олигарха Бени Коломойского, но не забывай и про кольт, удар которого сильней ста тысяч вольт.
Долго я колебался – стоит, не стоит.
А, была не была, тем более, не мной писано, хоть стихи стали по закону моими, но на всякий случай во рту ношу капу и эпиграмму в виде эпиграфа оставил за авторством Анатолия Аласто:


Виктор Хламов
Разговор с котом
http://www.stihi.ru/2013/11/12/4615


За окнами три дня уж непогода,
Дождь, слякоть, как свинцовый водоём
К зиме сейчас готовится природа
Пожухли листья, мы с котом вдвоём.

Сидим, он у окошка, я тут рядом,
На стуле правда, подоконник мал.
Он подмигнул кошачьим, хитрым взглядом,
Хозяин, ты ж давно не выпивал.

Погода, нет ты глянь, ну что творится,
Всё в тучах, рассердился водолей,
Пора бы валерьянкой причаститься,
Себе стаканчик, не забудь налей.

Дом протопи, а то ведь что то зябко,
Ты посидишь в тепле, а я в ногах
Достань свою заветную тетрадку,
И почитай кота мне в сапогах.

Василий друг, ты слышал уж раз двести,
Сам говорил, что летом наизусть,
Читал на чердаке своей невесте,
Которой? Что не помнишь? Ну и пусть.

Не хочешь, ну тогда про Дартаньяна,
Наш человек, породы котовскОй,
Вот так сижу ребята, у дивана
И говорю с котом, иль сам с собой.

Мне опасения порой терзают душу,
Достукался, ведь говорю с котом,
Не жалуюсь, не ною я, не трушу,
Но всё таки не хочется в дурдом.




Пародия

Про ужей и кота

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «О силе действий прозвищ на судьбу,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Фамилий с ними - мне поведал лама.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Видать бы то влияние в гробу,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Да в жизнь ворвался критик Виктор Хламов.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . На крыльях хлама он в стихи проник,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Покаркал всласть и птицам выдал гамму,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ну, чуть в компот нассал, точней, в родник,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Зато в морали стал обычным хамом».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Анатолий Аласто. Из эпиграммного цикла «Как тяжко жить».

За окнами три года непогода,
Ужи размокли в слякотную слизь,
Пожухли листья, скрючились в уродов,
И мы с котом за ними подались.

Пропало всё: прогнили все компосты,
Навоз дырявит воздуха объём,
Протух покой от WESTa и до OSTa,
Мечты завяли, мы с котом вдвоём.

Ещё скажу я про ужей ужастик –
Они прижались жопами уже
К свинцовым лужам, где раскисло счастье.
Ужели это вечность в неглиже?

«Эх! Выпить бы по литру валерьянки» -
Промолвил кот – «Долой сухой закон!
Давай воскреснем песней в дикой пьянке,
Тащи, хотя бы, зельц и самогон!

Махнём по первой и продолжим рьяно,
Порожней станет пьяная бутыль…
Сюда бы шпагу, как у Дартаньяна,
Хотя сгодится мне и твой костыль.

Давай читать былинные рассказы,
Где бравый кот уханькал стаю крыс…
Чу! Слышишь мышь скребётся в битой вазе…
Ну, не ори мне в ухо – брысь да брысь».

Вот так живём: идём с котом направо –
Там Кащенко нам песенки поёт, *
Идём налево - сказочку с отравой
Скворцов-Степанов в миске подаёт. *

* - как правило, почти все дурдомы в городах и весях России носят фамилии этих прославленных врачей.


         Призываю читающих не обижаться и не злиться на меня, а если глаголы всё-таки будоражат чьё то сердце несносным оскорблением, то направляю этот пламенный насос прямыми прыжками к Анатолию Аласто. У меня нет ничего личного, только бизнес, суть которого излагаю несколькими словами: если есть желающие перекупить у меня стишата, то обращайтесь, сторгуемся, я пока не кусаюсь.




V
         Устал писать о новоявленных друзьях. Представляю, как вы, читатели, утомились от моих россказней. Понимаю, и простите меня, стареющего графомана. Прекрасно знаю, что великолепные (неужели их Бог лепит?), достижения вовсе не мои потуги, а случайные стечения течений (блин! - масло масляное!), всяческих многоточий во мнениях. Нужно было бы писать точек, но поймите правильно, что сейчас, прилюдно, все эти точечные созвездия и их капельки объединяю в многочисленные тире, такие своеобразные пунктиры. Это будет рулевее, но эти росчерки превращают горизонт в отрезки, то бишь отребья от прямых линий….
Спросите, где же кривые? Их есть у меня.

Дуги, дуги, да овалы,
Где провалы Бендера,
Зазывают небывало,
Приглашая к тендеру.

Ах, эти вечные джунгли и всяческие соревнования за выживание: в шкурах овечьих волки, да разные об этом толки. Вот-вот, научился рифмовать, а куда деться, если приходится читать приобретённое. Главное, это происходит без насуплевания (суп я люблю и на него не плюю) бровей, потирания висков, чесанию затылка и комканию исписанной бумаги. Раз - и получается, два – и опус готов.
Бывают в жизни передряги, как без этого, но в каждом случае стараюсь отыскать что-то хорошее или более-менее удобное для мозга и тела. Я говорю о новоявленном друге. Мало того, что это женщина, так она вросла в меня всеми своими потрохами и привычками.
Не буду её описывать, не в моих силах.

Это нечто, это вечно,
Непосильно разуму.
Скажем, в закоулке Млечном
Я теряю азимут.

Во! Как образно я описал или описался буковками. Бывает же у старости прореха, да не без греха, который зовёт к размножению плоти.
Не нужно виагры, а к ней флиртующих девиц с узкими бёдрами. Дай нам широкобёдрых и волооких женщин, от которых дрыгаются мышцы на ногах и между ними, да так сильно, что хочется пробивать пенальти в любовные ворота.
Вроде бы понятно округлил (никакой округ я не сливал), пытаясь выправить овал простого правила – хто выще бье, той краще грае. Гадайте сами.
Для меня всё очень просто. Её имя - Пародерма.
Она сказала, что хочет взять пенальти от меня. Так и сказала – хочу утонуть в оргазме.
И я старался. Улетал в непонятные миры, но она резко прервала игру и сказала, теперь, как хочешь ты. Она же Бог, а что я могу сметь, только излиться.
Я выпростался. До бесконечности. А вы думали, что будет по-другому? Нет, обыкновенно и обыденно, как олень, волк или медведь делает своё дело.
Понимаю, вы ждёте, а что было дальше? Обычный капитализм. Прибыль священна.
А как убыль? Вот-вот. Это стало сплошным зигзагом для меня.
Ах, ты, моя Пародерма.
Я спросил, почему к пару или к паре прилипло дерьмо?
Она ответила просто:
- Я весна.
- Почему так?
- Из кожи идёт пар, а почва это кожа. Как иначе?
- Да никак, милая. Всё понятно, но вначале я подумал о пародиях на говённые произведения.
- Бывает и такое, но стараюсь писать пародии на хорошие стихи. Это своеобразный танец от печки, и плохо, когда печь скособочена и уродлива.
Я и весна сдыбались. Другой скажет, у них произошло соитие или сопряжение, третий бодро вставит слово "секс", но мы не секретные сотрудники и сексами не занимаемся, хотя разницы для меня нет. На этом и остановка, да знатоки моих общений спросят, а где же новые стишки от обильных оргазмов?
Их нет у меня, разве только вот этот, простенький и короткий. Весна не пишет о себе, сочиняет только о своей противоположности, об осени.
С гордостью заявляю, что стихотворение подарено мне Пародермочкой.

К югу потянулись
Солнечные птицы,
Вслед за ними стаи облаков.
Сердце полоснули
Сны и небылицы,
Оживляя в памяти глагол.

Льётся побежалость
В цвет моих успений,
Жалобой по жёлобу обид,
Где слеза прижалась
На губастой пене
К образу опасности от бед.

Всё, что было милым,
То предстало горьким,
Задохнулось прелостью листов.
Что меня кормило
И хрустело коркой,
Отшумело в будущий росток.

Буду жить под снегом
И на тонкой льдине
Разведу для шалости огонь,
И над белой негой
В зимней паутине
Заискрится инеевый конь.

         Чуть выше я слегонца коснулся такого понятия, как формация капитализма, родителя и пестователя приспособленчества, где всё покупается и продаётся, даже совесть. Поэтому бессовестно обращаюсь к тебе, читатель: если хочешь у меня перекупить стишки для вечного их использования, то не стесняйся и пиши мне о своём желании. Можешь это делать прямо здесь, в рецках, а покривее, так через личку. Сторгуемся, а сделка будет заверена нотариально.





VI
         Ранее упоминал об усталости в моих потугах описать многочисленные знакомства от Арсения Лесного. Не усталость это, а ощущение обречённости. Сил хватает сказать только о Ветре Баале, который не обращал на меня никакого внимания и этим притягивал к себе. На то он и ветер: обдует взглядом и улетит по своим делам вершить то, что непонятно всем. Сила притяжения, а по иному гравитации, заставила меня быть естественным и, отбросив стеснение, обёрнутое в этом случае застенчивостью, подойти в Баалу и первым заговорить о погоде. Прекрасно знал, что Ветер был неравнодушен к Пародерме, да все знали об этом и смотрели на меня с укоризной. Как-никак, мои шашни с Весной, правда, с её полного согласия, делали меня великосветским и богатым изгоем, ведь Ветер любил её задолго до моего появления. Но, скажите, читатели, разве есть какие-то временные приоритеты в любви? Самое удивительное, что об их отсутствии я впервые услышал не от Александра Сергеевича с его «любви все возрасты покорны», где речь идёт совсем о другом, а от Ветра Баала. Это и была точка нашего первого соприкосновения, которая вылилась в линию. Дай бог, чтоб она не стала отрезком, ибо возникшая дружба между разными людьми должна прочерчиваться долго, а лучше вечно. Я забыл упомянуть, что Пародерма по-национальности турчанка, Ветер Баал – монгол, а я что-то среднее между англо-саксами, австро-венграми, финно-уграми и жителями с карибских Тринидата и Тобаго, совместно с тихоокеанскими атоллами Фиджи и островом Пасхи, короче, основательно русский. Скажите, что я космополит, ан нет: когда я жил в общаге рядом с немцами, то им было хорошо, да мне было плохо и наоборот, но мы всегда не чурались закусывать из одной тарелки, обмениваясь музыкой и словами, в которых были удивительно разные и близкие мироощущения.
Я не стал предлагать Ветру сделку по творчеству. В конце концов, стал писать сам, и отпала эта необходимость унижать заблудившихся в своих мыслях чутких людей.
Ветер Баал прочёл мою писанину и сказал:
- Я готов выкупить эти иронические строки за коробку спичек.
- Согласен, - ответил я.
Долго держал коробок в своих руках, потом, не колеблясь, достал спичку, зажёг её и всунул назад. Вы бы знали, как интересен этот маленький взрыв, будто прорвался душевный фурункул.
Не знаю, что будет делать с этими буковками Ветер, может быть, развеет их, как листья осенью, но пока они не сгнили, с разрешения Баала, по памяти, привожу это ёрничество:

Волки, агнцы и ослы

К просмотру злого бытия
В прогоне долгих лет
Мой Бог, а может быть и я,
Купил святой билет.

Да, оказался волчьим он,
Краплёным тенью слов:
Где есть понятие лимон,
Там нет земных основ.

Продай-купи, купи-продай:
Товар ко всем лицом,
Но если ест тебя еда,
То станешь подлецом.

И, если есть в тебе беда,
То станет волк овцой
В закланье века без следа,
Задуманным творцом.

Вот так бесследно век прошёл,
Хотя, следили все:
Кто кровью, а другой грошом
На вечности осел.

Подскажет мудрый, ты осёл,
И будет прав стократ,
Как прав Шекспир и наше всё,
Что жизнь – театр, игра.

Но есть и заповедь одна,
Мне дедушка сказал,
Что, если в жопе нету дна,
То ад её вокзал.

Подскажет хитрый в яви гусь:
И в пекле можно жить.
Простите, я так не могу,
Отсутствуют ножи.

Читатель, друг, не укоряй
За мой слепой побег:
Мне звёзды больше не горят,
Отсюда это бе-ээээ.


         Жаль, что у меня нет желания описывать свою встречу и общение с Небесным Ознобом. Как и в случае с Ветром Баалом, не знаю истинных имён и фамилий этих поэтов, если очень хотите, то графоманов.
Никогда не говори нет, если можно сказать дипломатичное «быть может». Вот и бородатый анекдот к этому приспел:

Если офицер говорит нет, то это нет.
Если девушка говорит нет, то это быть может.
Если дипломат говорит нет, то это не дипломат.

Если офицер говорит да, то это да.
Если девушка говорит да, то это не девушка.
Если дипломат говорит да, то это быть может.

Если офицер говорит быть может, то это не офицер.
Если девушка говорит быть может, то это да.
Если дипломат говорит быть может, то это нет.

         Вы прекрасно поняли, что от меня бизнес предложение больше не поступит. Наступил финал, то есть конец. Кина больше не будет, но это не гибель поэтической цивилизации.





VII
         Никогда не говори нет, старайся быть дипломатом из приведённого мной ранее анекдота. Не зарекайся от … Да вы сами знаете от чего. Как всякий жадный до денег режиссёр я решил продолжить комедию и описать ещё одного индивидуума, завалившего меня своей писаниной. Скажу о Небесном Ознобе.
Интересный псевдоним у этого оболтуса в трясине поэзии, я бы сказал – предельно возвышенное клеймо, поэтому немного комично выглядит оно в моём понимании движения галактик в пространстве и буковок в тексте. Когда я впервые услышал такое наименование поэта, у меня родилась идея сделать и себе клона под названием Словесный Понос, как-никак, очищение души от всяческого мусора есть нормальный физиологический процесс здорового духа. Как человек, Небесный Озноб показался мне интересным сумасшедшим. Во-первых, перечёл почти всех поэтов, можно сказать, всех времён и народов, во-вторых, многим написал посвящения в стихотворной форме, в третьих, запомнил массу строф и сыплет ими, где ни попадя. Часто пользуюсь кладовкой его памяти, хотя там, как и интернетовских поисковиках, рухляди навалом, но есть и дорогущие раритеты. Например, в последнем разговоре, где Небесный Озноб поведал мне о своих обидах, нанесённых ему критиками от поэзии, которые обвинили «гусиную кожу» (так про себя я называю Озноба) в примазывании к великим именам, я обратил внимание на его грязные ногти и засаленные волосы и сказал:
- Понимаешь, Озноб, критики, как и поучители в деле поэзии весьма недалёкие люди, пользующиеся десятком, может быть, несколькими десятками схем, при исследовании фигуры речи, при этом природой, если хочешь, то назови это космосом или Богом, их рассыпано в пространстве и времени неисчислимое множество, мало того, каждый день идёт их прибавление. Поэзии невозможно научить, разве, что только грамотному построению буковок и знаков препинания в определённом критиканским и учительским схематизмом порядке. Вспомни, как некоторые умники гнобили при жизни А.С. Пушкина, дербаня его произведения: ведь они считали нынешнее Наше Всё, дай бог, третьим по силе поэтом среди живущих. И где эти словесники, кудесники русской речи? В своих смелых выводах могу и ошибаться, но одно знаю точно и нагло обращаюсь к тебе: неопрятный вид поэта обязательно отразится и на его строфах. Представь себе рифмы с грязными ногтями и пахнущие терпким потом строчки. Бррр! Как там у Пушкина о красе ногтей?
Небесный Озноб без всякой заминки привёл эти строчки:
- «ЕвгенийОнегин», глава I, строфа 25,
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей.
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей.
Второй Чадаев, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт – и продолжил далее - знаешь, Толян, хочу подарить тебе свой опус, где есть некое касание этой темы, но хочу, чтоб ты оставил в целости и сохранности название.
Я прочёл выданную мне бумажку, очень похожую на туалетную, и выдвинул своё условие, мол, хочу втиснуть туда в виде эпиграфа строфу Пушкина, на что получил улыбчивое согласие кариесных зубов Озноба.
Да вот этот стишок с первозданным названием:

Спорная штука

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «…Быть можно дельным человеком
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И думать о красе ногтей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . К чему бесплодно спорить с веком?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Обычай деспот меж людей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Второй Чадаев, мой Евгений,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Боясь ревнивых осуждений,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . В своей одежде был педант
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И то, что мы назвали франт...».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . А. С. Пушкин, «Евгений Онегин».

Который год с напраслиной упорной
Пытаюсь будни в сказку облачить,
Но каждый раз в моём словесном порно
Дерьмом искрят кастальские ключи.

Казалось мне, в никчемности безволий
Поэт на путь страданий обречён:
Питать себя огнём вселенской боли
И скорби гладить ласковым лучом.

Одна стезя – писать стихи о горе,
Дождём успений литься по судьбе,
Стоять над бездной гордым осокорем,
Пытаясь клянчить счастье у небес.

Будь проще – получил шлепок в ответе –
Умей зерно от плевел отделить,
Негоже парусам не чуять ветер
И с кораблём топтаться на мели.

На твой призыв, который приворотен,
Любить и холить искренно себя,
Отвечу лаем сук из подворотен,
Когтями кошек, что во тьме шипят.

Затем пиликну птенчиком из рая
И соглашусь, нисколько не скорбя,
Когда земля, от слёз беды сырая,
Меня похитит нагло у тебя.

Беги, вертись, разбрызгиваясь в деле,
Лаская тело и красу ногтей.
Любить предельно мир умеют те лишь,
Кто есть здоров в труде и суете.


         Такие вот дела, братцы-читатели, критики-учителя. Всё-таки, я вас люблю и, похоже, без вас нет и моего бултыхания в океане поэзии. Но для того, чтоб мне не погибнуть в пучине, надобно приобрести парусную яхту, а для этого нужны деньжата, потому бизнес предложение о покупке принадлежащих мне стихотворений остаётся в силе. Поспешайте, пока продаю их дёшево. Позднее, на аукционах они пойдут по баснословной цене, но тогда меня не будет, и на яхте будут шлындать совсем другие люди.




VIII

          Знаю-знаю, любезный читатель, о твоей усталости от моей писанины, но лебезю перед тобой с большой надеждой на твоё терпение.
Как говорится, закончим наше общение на мажорной ноте, обнимемся и расцелуемся, но прочти, пожалуйста, мой последний писк. Придавили меня интернетные гады, обвиняют в плагиате, мол, Веня Лайнен, это - я, Эдуард Нуфимович Вертухайнен, другой донимает мою душу и кричит, что Арсений Лесной – это он, Виктор Наполеонович Кутузаев, а третий бубнит про своего Небесного Озноба. Устал от этого донимательства и качания литературных прав и, естественно, денежного эквивалента к ним из моего кармана. Вот дурачьё, не знают, что моя мошна набита драгоценностями, да только они не для их кармана, точнее, головы. Там миллиарды галсов, а один галс равен одному образу. Биржевой валюты там отродясь не водилось, разве что шелестели и перешёптывались в юности юксы и тугрики.
Прочитав нижеприведённый опус, многое прояснится для тебя, читатель, так пестуемый воображением моих полушарий.



Без меня всё пухнут альманахи

Вдоль дороги мёртвые сугробы догорают в солнечном костре.
Обгорел я в жизненной утробе, отравился ядами от стрел.
Ловкий снайпер их пускал словами, закадычный недруг мой и друг.
Так, обычно жил я между вами, то ли обруч, то ли звёздный круг.

До меня поэтов много было, и при мне бахвалилась ботва:
От зари на яблоках кобылы до заката пенился отвар.
Опьянённый бегом буйной доли, на одежде пыль твою неся,
Я любил тебя, страна, до боли, а любить без горечи нельзя.

Много странствий, много в них и водки, проблевался буквами сполна.
Ох, ты горе, жёлчь на утлой лодке, где все щели пробует волна.
Что ответишь, сказочник небесный, о молчанье тайну расскажи.
Помнишь ливень, тот потоп отвесный, где тонули щепки у межи.

Я бродил божественным напитком, над которым бредила оса,
Но прокис в расстрелянной попытке отпечатать сны на небесах.
Без меня распухли альманахи, жил с печатью, как поэт - ты лох,
Был отправлен правящими на хер, был отравлен и душой оглох.

Помню, от обиды я согнулся, на семь бед ещё одна беда:
Много видел я на свете гнуса, но удара в дых не ожидал.
В злой хандре спалил свои тетради на июльском плачущем костре.
Не жалейте песен, бога ради, жалость бьёт меня ещё острей.

Все пятнадцать лет себя курочил, много пил и только лишь читал,
Остро помня то клеймо, как росчерк: ты, говно, маститым не чета.
Так, обыкновеннейший ублюдок у четы прославленных семей,
Ты вонючка на роскошном блюде. Стихотворить более не смей.

Налетело время технологий, виртуальный мир меня настиг.
Всё, не нужно целовать всем ноги, чтобы напечатать в небе стих.
Славлю откровенную стихию, весь шальной и буйный интернет,
Кланяюсь писавшему стихи мне, каждому пятнадцать раз в ответ.

Будь ко мне, читатель, благосклонен, не кори, я совесть не пропил,
Ухожу по жизненному склону и пилю на сердце свой пропил.
Всё приму: междусобойчик кланов, сладких слов любой подхалимаж,
А за то, что сделал кучу клонов, хоть убей и по стене размажь.

Не обижусь, поклонюсь и снобу, всё равно восстану я весной.
Что люблю, к Небесному Ознобу призовёт признанием Лесной. *
Если нужно, моюсь в римской терме, чтобы снять с нарывов дикий стон,
Веником хлещусь я в Пародерме, а стихи пусть пишет Аласто.

Всё так просто, словно зёрна просо, падают стихи в осенний бал,
Их ласкает буквой тихий Проста, свежим ветром балует Баал.
Да я русский, из венедов «лайнен», да я серб, Горотичем творю.
Да, еврей я, что судьбой облаен. Я бессмертник и трава горюн.

Есть поэты: мой Есенин - Волга, вечный Пушкин - русский океан,
Ну а автор этих строчек, Болгов, маленький ручей, но не обман.
Я рубцами стану у Рубцова, мне Высоцкий тайну прохрипит,
И звездой от пламенного Цоя я уйду в неистовство рябин.

2011. 2012

* - Небесный Озноб, Арсений Лесной, Пародерма, Антон Проста, Ветер Баал и Веня Лайнен - мои псевдонимы на Стихи.ру.
Анатолий Аласто – на Рифме2
Веня Лайнен и Горан Горотич - в Избе-Читальне.


          После многочисленных нападок на меня я постарался закрыть всех своих клонов, да не сумел укоротить некоторых на Стихи.ру, так как забыл напрочь пароли, а вот в Избушке быстро прихлопнул Веню Лайнена и Горана Горотича.
Признаюсь, что теплится мысль ещё побаловаться клонированием и назвать этого выкидыша каким-то звёздным именем, допустим, Регул-Альдебаран, точнее, РеГул АльдеБарана, то есть, Ревущий Гул Альде-Барана. Что такое Альде? Извини, Читатель, это мой секрет. Должен же он быть у меня.
А теперь давай обнимемся и почеломкаемся, только не сплёвывай после этого: мои объятия и слюни божественны и волшебны.