Любовь слепа?

Помнится мне, когда я был совсем ребенком, любовь представлялась мне чем-то вроде яркого праздничного воздушного шара. Вот он у меня в руках, такой красивый и большой, а затем - бах! - и остается от него что-то жалкое и скукоженное.

Думаю, это пришло мне в голову, когда я рассматривал фотографии со свадьбы мамы и папы. Такие яркие, они притягивали взгляд, и я подолгу изучал каждую деталь. Мать рассказывала, я на них тоже есть, только меня не видно. Все гости смеются, обнимаются, родители танцуют... Я все пытался выискать на них себя, но, как теперь уже очевидно, это результатов не дало.

Или может в тот день, когда я, сидя под кухонным столом, парковал свою новенькую, блестящую пожарную машину с настоящей маленькой синей лампочкой на крыше. Я играл в пожар, и воображаемые потоки воды были призваны потушить огромное воображаемое пламя и вновь вернуть небольшому воображаемому кварталу порядок и спокойствие. Но как ни старалась машина и мое воображение, покою по-прежнему мешала перебранка в соседней комнате, ее резкие, словно жалящие звуки, упрямо не желающие оставаться в пределах закрытого помещения, и жужжащее тревожное чувство, сопровождающее их.

Воздушный шарик лопнул не в моих руках, но ревел именно я.

Позже, подростком, я никогда не забывал об этом воздушном шаре. Но больше не думал о нем всерьез.
Свои первые деньги, заработанные нехитрым трудом - мытьем нескольких соседских машин, с немного облезшей уже краской, я потратил на билеты в кино и мороженное для милой смешливой блондинки, влюбившей в себя добрую половину моих друзей. Я помню этот вечер - его надежды, его мерцающее очарование, и после - какое-то глухое разочарование глубоко в душе. Словно история, казавшаяся с чьих-то слов сказочной, а на самом деле оказавшаяся совершенно банальной. Я ждал большего, как все подростки, с их большими надеждами и юношеским максимализмом. Но я не перестал ждать.

Нет, я и после не перестал ждать. Я никогда не довольствовался имеющимся, душа моя требовала чего-то совершенно иного, чего-то уникального, чего-то недоступного.

И, признаться, в отношении любви я искал и находил это уникальное. Тогда жизнь казалась мне большим приключением, сейчас же я смотрю на тот период с насмешкой. Я был наивен, считая, что за яркой формой скрывается столь же яркая душа.

Тогда я смотрел на все это просто. Я искал. Но находил одно - все было так непрочно, и раз за разом шарик лопался, обнажая то, что сопутствует обычно подобным отношениям. Слоеный пирог из упреков, мелких обид, раздражения и усталости.

Помню, после очередного тяжелого расставания и забирал свою мать из санатория. Он за городом, так что пришлось стоять в пробке на выезде. День выдался очень жаркий и трудный. Мне не хотелось говорить, но она видела все по моему лицу, как делала это всю жизнь.
- Ты еще не знаешь жизнь. Слишком рано так отчаиваться.
Она смотрела в сторону, в окно, и не ждала ответа. Я был до такой степени расстроен и вымотан, что уже почти открыл рот, чтобы возразить, чтобы сказать ''ведь я уже давно не ребенок''. Но то, как она молчала и, казалось, уже думала о другом, и то, какой уютной после ее слов теперь казалась тишина в машине, заставило остановиться. С минуту я слушал эту такую странную тишину, потом произнес: да, ты права, мама.
Тогда она перевела взгляд на меня и улыбнулась.

Это случилось осенью. Я вовсе не сентиментальный человек, но считаю этот день поворотным днем моей жизни. К тому времени, как это случилось, почти все мои друзья уже водили в сад своих карапузов и в ресторан - жен. Я смотрел на них со смесью зависти и непонимания, будто они обладали тайным знанием о мире, позволяющим им ходить по воде, например, или вот, счастливо жить в браке. Я ходил к ним на ужины, смотрел на их маленькие уютные миры, и мне становилось грустно.

И вот наступил тот теплый сентябрьский день. Я уже семь месяцев как был знаком с Энн. И, хотя я и признавал, что она, пожалуй, самая понимающая из всех, кого я знал, все-таки я был настроен как обычно - скептически. С осторожностью и любопытством я наблюдал за развитием этих отношений. В тот вечер я шел на встречу к ней, она ждала меня в парке, на нашем излюбленном уютном месте под дубом. Подходя, я заметил ребятню, резвящуюся на траве рядом с ней. Она смотрела на них, просто сидела и смотрела на их прыжки, слушала их крики. А я стоял и смотрел на нее. Ничего не происходило, мир будто стал дальше от нас, время будто замерло в этом мгновении - теплый осенний вечер, свет заходящего солнца, спокойствие и бьющая ключом веселая детская жизнь. Я смотрел на нее, а потом подошел, и поцеловал. Тот вечер прошёл, как обычно - прогулка, ужин, обсуждение насущных дел. Но именно в тот вечер я понял - если я не решусь, я так никогда и не узнаю, что значит семья.

* * *
Когда ты юн и молод, ты многого не знаешь еще о жизни, хотя тебе кажется, что знаешь. Я был мечтателен и одинок, и слишком многим страхам я не мог найти объяснений. Любовь казалась мне разрушительно прекрасной, желанной и опасной, и совершенно неподвласной мне, словно дикий хищный дверь. Я желал ее и боялся ее.

Свадьба состоялась в октябре, и для меня была словно прыжок с парашютом. А вот Энн, как оказалось, осталась совершенно спокойна. Я ждал, ждал, когда же кончится праздник и начнутся проблемы. Праздник действительно кончился, поздравления перестали поступать даже от очень дальних родственников и знакомых. А проблемы так и не начинались. Мелкие, бытовые, они решались быстрее, чем мы успевали их обсудить.

Вот и сейчас я сижу за чашкой кофе, пишу эту краткую биографию, а Энн готовит тосты на завтрак. Как многого я не знал о спокойствии, об уюте, о себе, о женщинах, о семье и любви. Люди говорят: любовь слепа, но брак - хороший окулист. С этим не поспоришь.