Двенадцатый стишок о тебе

Что, и ты туда, моя прелесть, милые тихие дни тебе приелись? Зачем ты ломишься, на что надеясь? Что выживешь? Доплывешь?
Там такие глаза, что край земной, там такие рыдания под луной и непокой... И земная дрожь. 

Там пожары и джунгли, детка... Там такими словами стреляют метко, что дыру в груди не заткнешь салфеткой. Просто сдавайся в плен.
Пой, танцуй племенные танцы, вы — босые беженцы, самозванцы, по кошмару в каждом наспинном ранце, по смоле, текущей из вен. 

Завтра, только сойдёт тревога, спросите, кто вы есть, у Бога, распрощаетесь у порога и отправитесь умирать.
Петь погибельные песни, пока грудь пополам не треснет, и тогда, вот, алой и пресной правда выплывет покарать. 

Моя боль, незаконченная повинность, моя смерть, моя половинность, разрушающая причинность, привкус яда на мягких губах,
Пусть дадут от тебя мне лекарство, антидот, за который пол царства, что в тебе за такое коварство,
Превратившее царство в прах? 

Эти ямочки — злые вести, этот смех — мне сгореть на месте, мы когда-нибудь будем вместе?
Только, пожалуйста, не отвечай.
Эти волосы, люди: сплошные лица, все — раскаяться, покориться... Каждый шепчет: "Только бы не влюбиться". 
А ты сидишь и косишься невзначай. 

Пояс кофты, такие плечи... Ты не примешь случайной встречи, мои взгляды, скупые речи, воздухом рассыпаемые по дну. 
Волшебство такое: я меньше мысли, тоньше звёзд, что во тьме повисли, я  — набор оператором букв чисел, навсегда оставляя тебя одну. 

И во всем этом есть идеальный повод мне сменить интернет, телефон и город, не тянуть истрепавшийся провод, как тебя за ремень. 
Ты же знаешь, что, даже сгинув, я повсюду узнаю спину, это — яд, кровь мгновенно стынет.
И вокруг наступает Тень. 

Пара суток, веков, столетий. Тысячи невысказанностей, матерных междометий, я была и последней, и третьей. Все прошло.
Ты сидела, пила свой чивас...
Где-то за стойкой бара, смеясь игриво. Кто-то со сцены поёт: "Аррива..."
Я смотрю на тебя из тени... Почти что мимо.
И ничего не чувствую. Излечилась.