Граф Хвостов

                Люблю стихи писать и отдавать в печать.
                Граф Д. И. Хвостов

Се он – граф Хвостов, наш пиит именитый,
Маститый, а пуще всего – плодовитый,
Ко всяким родам стихотворства горазд,
И что ни напишет – сейчас же издаст.

Но публика (странно!) в правах на величье
Со смехом ему отказала – за притчи.
Дались же они ей! Ну кто без греха:
Дурного порой не подпустит стиха?

Ан нет! Собрались «арзамасцы», ребяты –
И ну зубоскалить словцом «хвостовато»,
Решив, что права на бессмертье свои
Имеет он... в качестве галиматьи!

Нет в дерзких юнцах ни понятья, ни чувства!
Им ведомо ль, что есть служенье искусству?
Ведь кто б еще так, как усердный Хвостов,
Стихами со всяким делиться готов,

Читать их в гостиной, в саду, в кабинете,
В театре, на бале – да прямо в карете:
Знакомцу предложит порой подвезти
(Чтоб кстати попотчевать чтеньем в пути).

Сам кучеру крикнет: «Ступай-ка потише!»
И, дверцу захлопнув, подсядет поближе
К попутчику, важно раскроет тетрадь,
Намерен стихи всю дорогу читать.

Несчастный приятель кряхтит да потеет,
И муку приемлет, однако не смеет
Пиита восторженный жар охладить
И, дверцу толкнув, на ходу соскочить.

Да что! Граф дарил сочиненья, бывало,
В разъездах владельцам дворов постоялых.
В чуланах пылятся тома его там,
Средь старого хлама, в поживу мышам.

Но граф не уймется: глядишь, уже снова
Собранье новейших творений готово.
Ревнитель словесности, он что ни год
Печатает книги на собственный счет.

Еще не распродан тираж предыдущий,
Он скупит его, дабы выпустить лучший
И с дарственной надписью личной опять
Собратьям-пиитам тома разослать.

За что ж ополчаются все на Хвостова?
Он людям не только не делал дурного,
Но в долгом служенье на поприще Муз
Всегда проявлял и ученость, и вкус,

Классическим следуя верно заветам.
Из новых-то кто б мог сравниться с ним в этом?
У них всё безделки, смешки, баловство,
Смешна им серьезная лира его.

Они образцовых творений не хвалят,
Лишь пуще в журнальных суждениях жалят         
Но, к счастью, оценки пристрастный судЕй
Оспорены мнением близких людей.

За отзыв хвалебный, за доброе слово –
Теплом наполняется сердце Хвостова,
И он, умилен похвалами, не прочь
Поклонникам лиры, чем сможет, помочь:

Замолвить вельможам словечко по дружбе,
Составить протекцию часом по службе,
Деньгами ссудить (благо, сам он богат),
А то – переправить прошенье в Сенат.

Ах, люди так падки до выгод и денег!
Но, чин почитая, творений не ценят.
Не выгод, а славы лишь жаждет Хвостов –
Высокой награды и жертв, и трудов!

Жаль, мало в России умов просвещенных.
Лесть, сплетни и карты – вот воздух салонов.
А тех, в ком участье к словесности есть,
Увы! – обуяли корыстность и спесь.

Пииты пошли всё народ не чиновный,
Но крепок, однако же, дух в них сословный:
Везде превозносят себя и своих,
Чужим же поддержки не встретить у них.

Повсюду теперь развелось их немало,
Они захватили театры, журналы
И, свой самозваный устроивши суд,
Оценки всему торопливо дают.

А что он за суд этой клики столичной?
Насмешки, да брань, на нападки на личность.
Примета обиженных жизнью людей:
Печатный зоил – чем бедней, тем он злей.

Семейство, нужда и долги одолели,
Вот он и строчит, как писец, всю неделю,
Чтоб этой дешевой чернильной стряпней
Себе заработать на хлеб трудовой.

О, Господи! – граф сокрушенно вздыхает
И нравов таких никогда не признает.
Причем тут нужда? Ведь, по мненью его,
Искусство – само искупленье всего.

Жрецам Аполлона вражда не пристала!
Ужель им пространства журнального мало,
И каждый, кто ищет себе уголок,
Позарился те на чужой кошелек?

Насколько же древние авторы правы,
Когда восклицали: о время! о нравы!
Дельцам ли, к наживе направившим прыть,
Суметь бескорыстье творца оценить?

13 марта 1996