Неадресованное. Non credere quod non vides

Я забыл, зачем-то, все твои обиды. Ты - эволюционирующий в человека космос, коробка, заклеенная вселенной, закрытый кувшин, наполненный цианистым калием,
Ты слышишь кровавый кашель планеты и продолжаешь засорять ее легкие пустыми фразами про Анну Каренину, забывая проверить их леденящий рассудок смысл,
Ты терпишь острые звуки поющих птиц, ты видишь темные цвета замыслов, так пугающих человечество, ты чувствуешь ложь, скрытую за галимым "модным" названием,
И все понимаешь, яростно размахивая руками в отрицании.
Я любил пить остывшее вино, стоявшее так долго на пыльном подоконнике, когда ты, созерцая звезды на ночном небе, напеваешь старого Кабалевского, забыв, что вокруг тебя существует Мир,
Ты играешь на фортепиано, а я сижу, уставившись в потолок, думая о том, что он слишком бел, и о том, что Шопен не понимал жизни, размахивая пером над бумагой, выводя каждую ноту экспромта,
Ты любишь чувствовать нажим стен; ты любишь читать объем сердца, смотря одиноким людям в глаза, протирая устало очки возвращаться к ночным солнцам, горящим так ярко; ты любишь виски вливать в сапфир
Твоей души, одиноко стоящей в стороне.
Обожая читать Булгакова, я стирал пальцы в кровь, листая страницы нарисованной жизни, забывая о том, что я - жив, снаружи течет время; а ты все играешь Дебюсси, тараторя непонятные людям слова, складывающиеся в тонкую музыку:
Ты любишь называть ее снами, но я знаю, что такое бессонница, и я пытаюсь доказать тебе, что ты звучишь как ветер, когда в четыре часа утра я сижу на своем кресле, тихо потягивая портвейн, и слышу тебя, слышу твоего брата, спокойно летящего сквозь ночной город,
Я однажды слышал твой голос, я слышал, как ты плачешь, долбя стены своими руками, как ты вытираешь слезы кровью, размазывая все по стеклам; я помню, как ты страдаешь, узнав, что я играю на публику,
И как называешь себя никем, хрипя в бездонную гладь сна.
Я любил играть на своей скрипке, когда ты читаешь меня как раскрытые ноты на пульте, стоящем передо мной; я любил слушать пластинку и шепотом подвывать Рахманинову, когда ты, уставившись на звезды, поешь Шостаковича,
Никогда не забуду как любишь лежать ты в ванне, вглядываясь в глаза крана, выманивая собой воду и теплое полотенце, которое я так любил накидывать тебе на плечи, когда ты, забывшись, начинаешь скулить от холода, не слыша и не замечая неладного,
Ты все еще помнишь - да, ты помнишь - как я прятал твое сердце в моих горящих руках; ты помнишь: когда я читаю тебе Бродского, ты любишь лежать на узком диване, осторожно выпадая из этого континуума, посапывая на самых интересных моментах; ты любишь раскапывать мои сокровища,
И никогда их не возвращаешь, пока я не поведаю тебе свою историю.
Ты забываешь все мои обиды, тихо шагая по теплому полу к окну, открывая его и вдыхая аромат свободы; я забываю себя, видя, что ты вновь смотришь на звезды, и, открывая альбом, вновь и вновь зарисовываю твою тень, струящуюся по гладким шторам,
Я люблю вдыхать аромат ирисов, которые ты поливаешь каждый день, забывая, что цветы не пьют мартини; ты любишь смотреть на то, как я реанимирую бедные тюльпаны, которые ты так тщательно поливаешь ликером, и любишь слушать, как я чихаю, стирая пыль и капельки слез с оконных рам,
Публике нравится видеть странных людей, изображающих из себя слуг закона; нам нравится наблюдать за странными существами, так хорошо изображающими из себя людей, смеющимися над тем, что мы прячем мысли под подушками, и что мы разбегаемся по своим норам
Слыша, что нам предлагают лучшую жизнь.
...Я забыл, зачем-то, все твои обиды. Ты - эволюционирующий в человека космос, коробка, заклеенная вселенной, закрытый кувшин, наполненный цианистым калием.
Ты слышишь кровавый кашель планеты и продолжаешь засорять ее легкие пустыми фразами про Анну Каренину, забывая проверить их леденящий рассудок смысл.
Я забываю вспомнить свое имя, но вспоминаю забыть свое звание,
Когда ты напеваешь Бетховена, обнажая свою душу и, забывая время, кричишь в окно о том, что ты
Есть.