Поэту Сергею Васильеву

    Сергею Васильеву

Душа сгорала медленно и зло,
и сам Господь твоим мольбам не внемлил,
тебе, должно, как многим не везло,
так в засуху растрескивались земли.

Хотелось пить свободу и любовь,
владеть пером, как многие не могут,
спешить и первым приходить на зов,
не важно к  людям или даже  к Богу.

Теперь вдохнул б лиловую сирень,
к её соцветьям влажным прикасаясь,
но не пришёл ещё весенний день,
хоть многие тебе помочь пытались.

И голуби, головки наклонив,
еще бредут по городским проспектам,
но ничего не могут изменить,
иные у богов, должно, проекты…

 *
Ушёл поэт. Закрыв за гробом дверь,
другие скорбно побрели в печали,
немало по стране таких потерь,
а мы опять, как будто бы в начале,

как в первый раз, приняв удар смертей,
взываем к богу и, шепча молитвы,
хороним самых дорогих людей,
и режет сердце боль, острее бритвы.

Еще его нам слышатся шаги,
его улыбка манит обаяньем,
и будоражит мысль его строки,
его стихотворенья без названья.

И тает снег от жара  пылких губ,
хоть холод  смерти проникает в разум,
Но кто-то снова ждёт на берегу
его знакомую, до боли, фразу…

        ***

  Сергею  В.

В твою голландку брошены дрова,
распиленных безжалостно деревьев,
и на газоне смята вся трава.
Что ведал огородник о посеве?

Как странно нынче выглядит твой сад,
все абрикосы спилены соседом,
еще не начинался листопад,
а он вдруг о тебе завёл беседу,

мол непрактичен, выгоды не знал,
что согревался  выпивкою часто,
а главного он так и не сказал,
распиливая ствол ветлы на части.

А ты любил её весёлый нрав,
и серебристость опушённых листьев,
и не считал , что ствол её коряв,
и обожал её движенья лисьи.

Теперь всё в прошлом, даже ветер стих.
черновики сжигаются упорно,
как ловко можно прошлое снести,
назвав и бесполезным , и позорным.