Таланту А. М. Горького. Кавказ. Быть на Земле!

     Между Сухумом и Очемчирами, недалеко от моря, на берегу реки Кодор –
сквозь весёлый шум светлых вод горной речки, показывающей свой задор,
ясно слышен глухой плеск морских волн, словно зачаровывающий, неторопливый хор .
  Настала осень.
В белой пене Кодора кружились, мелькали жёлтые листья лавровишни,
точно маленькие,  проворные лососи, как на картине – совсем не лишние.
   Я сидел на камнях над рекой и думал, что, наверное, чайки и бакланы, когда охотятся,
тоже принимают листья за рыбу и – обманываются,
вот почему они так обижены и будто кричат: о, какое горе, –
там, направо, за деревьями, где плещет море.
   Каштаны надо мною убраны золотом,
у ног моих – много листьев, а над головой – повисшие плетью
Ветви граба, на том берегу уже голые,
висят в воздухе разорванной сетью;
    в ней, точно пойманный, прыгает жёлто-красный горный дятел-расудук,
стучит чёрным носом по коре ствола, выгоняя насекомых,
а ловкие синицы и сизые поползни – гости с далекого севера –
клюют их, в рационах их давно знакомых.
     Слева от меня по вершинам гор, смотрящим свысока,
тяжело нависли, угрожая дождём, дымные облака,
от них ползут тени по зелёным скатам, а одна по склону даже спешит,
где растёт мёртвое дерево самшит.
    А в дуплах старых буков и лип можно найти «пьяный мёд»,   
который в древности едва не погубил солдат Помпея Великого –
пьяной сладостью своей, свалив с ног целый легион железных римлян, налакомившихся  его,
забывших от «мёда» и про командира своего;
     пчёлы делают его из цветов лавра и азалии,
а «проходящие» люди выбирают из дупла и едят,
намазав на лаваш – тонкую лепёшку из пшеничной муки –
прямо райский сад!
   Осенью на Кавказе – точно в богатом соборе,
который построили великие мудрецы –
необъятный храм из золота, изумрудов, бирюзы,
развешены по горам лучшие ковры,
с красивейшими узорами на каждом ковре,
шитые шелками у тюркмен, в Самарканде, в Шемахе...
и всё – снесли сюда, на глаза Солнца, как бы желая сказать ему на небе:
Твоё – от Твоих – Тебе.
    Я вижу, как длиннобородые седые великаны с огромными глазами весёлых детей,
спускаясь с гор, украшают землю и всё на ней,
всюду щедро сея разноцветные сокровища – им так жить веселей –
   покрывают горные вершины толстыми пластами серебра,
а уступы их – живою тканью многообразных деревьев – источниками добра,
и безумно-красивым становится под их руками
этот кусок благодатной земли. И всё это они делают сами.
   Превосходная должность –
Быть на земле человеком!
Сколько видишь чудесного,
познавая прекрасное век за веком!
   Как мучительно сладко волнуется сердце в тихом восхищении пред красотою!...
Плещется и шуршит галькой море – всё в белых кружевах с каждой новой волною;
шепчутся кусты, сверкает Солнце, перейдя за полдень, в золоте высоты...
Море шумит, шумит... нет восхитительнее красоты...

------------   
Максим Горький. Рождение человека.
Это было в 1892-м году.
Между Сухумом и Очемчирами, на берегу реки Кодор, недалеко от моря — сквозь веселый шум светлых вод горной речки ясно слышен глухой плеск морских волн.
Осень. В белой пене Кодора кружились, мелькали желтые листья лавровишни, точно маленькие, проворные лососи, я сидел на камнях над рекой и думал, что, наверное, чайки и бакланы тоже принимают листья за рыбу и – обманываются, вот почему они так обиженно кричат, там, направо, за деревьями, где плещет море.
Каштаны надо мною убраны золотом, у ног моих – много листьев...
 Ветви граба на том берегу уже голые и висят в воздухе разорванной сетью; в ней, точно пойманный, прыгает желто-красный горный дятел-расудук, стучит черным носом по коре ствола, выгоняя насекомых, а ловкие синицы и сизые поползни – гости с далекого севера – клюют их.
Слева от меня по вершинам гор тяжело нависли, угрожая дождем, дымные облака, от них ползут тени по зеленым скатам, где растет мертвое дерево самшит, а в дуплах старых буков и лип можно найти «пьяный мед», который, в древности, едва не погубил солдат Помпея Великого пьяной сладостью своей, свалив с ног целый легион железных римлян;
пчелы делают его из цветов лавра и азалии, а «проходящие» люди выбирают из дупла и едят, намазав на лаваш — тонкую лепешку из пшеничной муки...
Осенью на Кавказе — точно в богатом соборе, который построили великие мудрецы –
необъятный храм из золота, бирюзы, изумрудов, развесили по горам лучшие ковры, шитые шелками у тюркмен, в Самарканде, в Шемахе... и всё – снесли сюда, на глаза Солнца, как бы желая сказать ему:
Твое – от Твоих – Тебе.
 ...Я вижу, как длиннобородые седые великаны, с огромными глазами веселых детей, спускаясь с гор, украшают землю, всюду щедро сея разноцветные сокровища, покрывают горные вершины толстыми пластами серебра, а уступы их – живою тканью многообразных деревьев, и – безумно-красивым становится под их руками этот кусок благодатной земли.
Превосходная должность – быть на земле человеком, сколько видишь чудесного, как мучительно сладко волнуется сердце в тихом восхищении пред красотою!...
Плескалось и шуршало море, все в белых кружевах стружек; шептались кусты, сияло солнце, перейдя за полдень...
Море шумит, шумит...