Об одном стихотворении Сибирского Волка

/Из обзора на 88 ревью площадки "Психоделика"/

***

То, что чудеснее речи любой,
помнит, как бабочка [о] камень билась
[вместе – с хранимой под сором – водой] –
так и скажи, что она сохранилась

в тёплой смоле, как селенье в глуши,
будто летая, латает подбрюшье
божьему небу – в котором дрожит
белым хитином хранимо снаружи.

Но ничего не случается, что
может озвученным стать – переносным
смыслом.  За контур – усни, инженер,
слесарь-сантехник бабочкам водным.

Чувствуешь [?] – что эта бабочка внутрь
смотрит, себя разбирая до страха –
словно из камня сбежала уснуть
в тминых пустотах своих – там, где влага

небо построила – не по себе
богу, что бабочке может присниться,
то, что чудеснее речи, и снег
в камне за ней продолжает кружиться.

                (Сибирский волк, 15/07/13) http://www.stihi.ru/2013/07/15/6865


Сибирский волк принёс очень зрелое стихотворение. И очень виртуозное.

ВИРТУОЗНОСТЬ – в технике: начиная от фоники до композиции в целом.

Зачин с подчёркнутым «о». «О» звучит в тексте сквозной микротемой – «о» восхищения («то, что чудеснее речи...»),
«о» окон в причудливый мир («где влага небо построила» и где даже богу не по себе...),
«о» потенциальной озвученности («что может озвученным стать – переносным смыслом»)...
А вслед за «о» – «ч», вторая звукотема стихотворения: «что», «чудеснее», «бабочка», «ничего не случается...» и проч. и проч.
Гласная и согласная, Инь и Янь, влага и камень, пение и смысл ... :)
И между ними – локальные созвучия: «летая, латает», «хитином хранимо», «в тёплой смоле, как селенье в глуши»...

Сказав «речь» в первой строке, автор кружит над речью, как бабочка над водой: «скажи», «озвученной», «переносным смыслом»... – но в итоге переносится «за контур» – в то, что «чудеснее речи»: «чувствуешь» (это словно антипод к «скажи»), «внутрь смотрит» (а не воспринимает дрожание снаружи), «может присниться»... В конце стихотворение, вернувшись к начальным образам, продолжает их как бы в другом измерении: круг не замкнулся, а оказался витком спирали.

Семантика стихотворения находит отражение в структуре: в синтаксисе, принципе рифмовки, даже графике.

Синтаксис сложен и «въедлив», будто и речь «внутрь смотрит, себя разбирая до страха» – может быть, из страха упустить что-то важное, оказаться недостаточно точной и чуткой...

Рифмы, как и образы, также проделывают виток спирали:
от точных в первой строфе («любой/водой»), с включением глагольных («билась/сохранилась») –
через неточные во второй («глуши/дрожит», «подбрюшье/снаружи») –
до полного отстутствия в нечётных строчках третьей («что/инженер») –
с последующем возращением к неточным и, наконец, к точным глагольным в финале («присниться/кружиться»). При этом если первые глагольные рифмы стихотворения стояли в прошедшем времени, то последние – в инфинитиве, чисто грамматическим средствами перенося действие из определённого и завершённого в потенциальное («может присниться») и вечно становящееся («продолжает кружиться»).

На этом фоне – мелочь, но как характерно отражение смысла в графике: слова «переносный смысл» приходятся на межстрочный перенос, образуют, несут его. Так «само» получилось или автор сознательно вывернул наизнанку приём, в своё время использованный Пушкиным в «Домике в Коломне» (вспомним строчку про цезуру на второй стопе, где слово «цезура» эту самую цезуру – нарушает)? В любом случае, Сибирский Акела не промахнулся. ))


ЗРЕЛОСТЬ – в равновесии музыки и смысла, в мудрой интонации, в отстутствии эпатажа. В приятии жизни, в которой смерть – и конец (печальный, приносящий боль), и выход в новое измерение.