Сага об Иртыше
Пройдя свой путь через поля леса и горы,
Зря времени не тратил озорной крепыш,
Все набиваясь к местным девам в ухажеры.
Проснувшись от лучей пурпурного рассвета,
Скатился мальчик с гор Монгольского Алтая.
Оставив страсть раскосых глаз он без ответа,
Исток свой обозначил всеж-таки в Китае.
Мелодия таинственных бутонов желтых роз,
Усыпавших Восточный склон хребта Алтая,
Остановила путника, по телу пробежал мороз,
Проснулась страсть, к любви препятствия ломая.
Пьянит дурман от запаха и свежести цветов,
В изнеможении он падает в букет с шипами грез,
Себя и страсть свою усердно насладить готов,
Лишь бы дотронуться до тела желтолицых роз.
О, вот они, желания благоухающие неги,
Ласкает слух оргазма страждущие стоны,
Неспешный ритм колышет грудь и обереги,
Апофеоз! Не сберегли невинность дев драконы.
Покувыркался в цветнике любви Иртыш,
Неведомый доселе искусив блаженства час,
Вошел в анабиоз, как будьто закурил гашиш,
И рухнул в бездну снов, сомкнувши веки глаз.
Средь лепестков помятых желтолицых роз,
Не юноша очнулся ото сна, уже мужчина,
Изведавший нектар искусных женских грез,
Он только жажду утолил, и впереди вершина.
Неторопливо встал и осмотрелся «Дон Жуан»,
Мольбы немые взоры «тронутых» вчера девиц,
Потоки слез, в лучах искрящиеся как фонтан,
Оставил так, изрядно наследивший принц.
Под звуки музыки, наполненной печалью душ,
Вприпрыжку, меж остолбеневших туш драконов,
Спустился вниз по склону многодетный муж,
В страну Казахию, где многоженству нет препонов.
Играющей волной прозрачных горных вод,
Запятнанной скорбящими мазками желтых роз,
Иртыш целует озеро Зайсан и переходит в брод,
К толпе встречающих его степных невинных коз.
Палящий зной колышет берега Великого Зайсана,
В восточном танце граций извивает козочек тела,
Нирвана виртуальная сдавила грудь петлей аркана,
Пронзила сердце спущенная страстью опиум-стрела.
Едва достигнув берега и сбросив пыль дорог,
Иртыш, не мешкая пустился с поцелуями в разнос,
Что прозевал, подвыпивши - дремавший козерог,
Открыв глаза, от изумления слегка попал в гипноз.
Позора тяжкий груз вогнал в оцепененье вожака,
Отнялись ноги, непроизвольно челюсть опустилась,
Все чувства ненависти выдало движенье желвака,
Да злоба помрачневших глаз вулканом заискрилась.
Картина шоу эротически - разгульного гуляки,
Открылась пред блестящими очами старого козла,
Застыли козочки, желая трепетной любви вояки,
Пора безудержного секса с путником пришла.
В крутой водоворот затягивал Иртыш желанных дев,
То поднимал, то медленно крутил и навзничь клал,
К закату всеж-таки ученье древней камасутры одолев,
Свой мастер класс закончил, осушив желания бокал.
Туманом козий пух поднялся над долиной чудной,
Стон раздается обессилевших от страсти «недотрог»,
Узоры обнаженных тел, следы той встречи буйной,
Уже сплели на голове козла, могучий третий рог.
Утехами насытившись с аборигенками Зайсана,
Оставив страстных козочек на импотентного козла,
Неспешно в путь отправился небесный сын шайтана,
К истоку Бухтарминской ГЭС дорожка скользкая несла.
Немного одуревший от разгула в царстве юных дев,
Остаток разума бесславно утопив в вине разврата,
Скользил по косогорам дней, тропы не разглядев
Уткнулся в стену тупика, откуда уже нет возврата.
Потоком водным бился узник в основанье скал,
Волной неистово стучал в закрытые немые двери,
Крутился средь скалистых стен, насилуя штурвал,
Он заперт в каменном мешке, как в клетке звери.
Заполонила крепость рукотворная потоки Иртыша,
В отместку за поруганную честь девиц Зайсана,
Волна его, последние надежды на спасение круша,
Разбилась о скалу, издав истошный крик баклана.
Бессилие пред каменной стеной сковало гордеца,
Поникли волны, распластавшись дрожью мелкой,
Уже готова жертвой лечь свобода на алтарь жреца,
Похоронив желания любви в расцвете пылкой.
Склонившись в тяжкий сон, тоскующий «агнец»,
Почувствовал прикосновенье теплых нежных губ.
Толчками судорожно вырвался из тупика «пловец»,
И гимн любви пропел многоголосьем водных труб.
Не ожидал, потертый временем Иртыш, такого чуда,
На водопой пришедшие со всей округи белые овечки,
Склонились вожделенно над водой, томясь от блуда,
Ласкали гребни волн, сгорая в ожиданье скорой ночки.
Поток горячий от пылающих огнем сердец блудниц,
Тайфуном разразился в страждущей душе пришельца,
Волной поднявшейся из недр накрыл и, опрокинув ниц,
Втянул в развратную постель, овечек белоснежных тельца.
Скользили по песчаной простыне заблудшие овечки,
Под набегавшую волну наперебой ныряли быстро,
Желание пройти через экстаз, используя период течки,
Не сдерживал девиц, бросая их в объятия маэстро.
В ночной тиши, лишь разрываемой блаженным стоном,
Да плеском аритмичным волн, зарвавшейся в агонии реки,
Недвижимые от свалившейся на них беды, стояли колом,
Бараны местные, с ушами свернутыми в жухлые стручки.
А карнавал ночной, бесовских оргий все набирал свой ход,
Мелькали в свете пламени ночном нагие плечики и попки,
Прерывистые стоны переходили в крики, празднуя исход,
Не уставал Иртыш, поочередно открывая новые раскопки.
Серебряным шарфом напомнило Светило о приходе утра,
Укрыв пологие вершины действа засмотревшихся холмов,
Покрыла инеем зари остекленевшие тела баранов гидра,
Завистливая тень легла морщиной зла на лезвия рогов.
Кровавым пологом рассвет в глазах баранов отразился,
Копыта нервно отбивали молотом мелодию отмщенья,
Нахал «неверный» на овец казахских нагло покусился,
Не вымолить отступнику у ярых мамлюков прощенья.
Свинцовым ожерельем обхватили тучи, низвергая гром,
Огня стремительные нити стрелами вонзались в плоть,
Нещадные ветра без устали хлестали гребни волн кнутом,
Упруго падали на удальца дожди, сплетая струи в плеть.
Предчувствуя беду, Иртыш в побег решил уйти из плена,
Взор свой обратив на утомленную отару трепетных овец.
«Врата откройте мне, и станет к вам любовь моя не тленна,
Спасите ручеек, насытивший и утоливший жажду наконец».
О помощи мольба набатом застучала по сердцу наложниц,
Тревога обуяла изнемогающих от ожидания любви овец,
Спасти, открыть врата, безумно ринулась толпа паломниц,
Из плена вызволить дружка, иначе милому придет пи…дец.
С протяжным стоном, час расставанья с милым приближая,
Овечки в штурм пошли, открыв упругой грудью ворота.
Рыдать о безвозвратных днях любви обильной, продолжая,
Простились кратко с узником. «В путь добрый сирота».
По ложе скал отвесных, падая бурлящим водопадом,
Достиг равнины знойный искуситель девичьих сердец.
Устало распластав поток, истрепанный овечьим стадом,
Впал в дремоту, дождавшись отдыха работник наконец.
Сиреневый рассвет Иртыш встречал спокойным взором,
Прикрыв опухшие глаза, день солнечный он провожал,
Закат спасительный распевом приближал с волнами хором,
Чтоб утонуть в ночи, воспоминая девочек, кого он обожал.
Так день за днем, в дурмане миража, тоскливо пролетает,
Вслепую шарит в поисках невинных лож тоскующий поток,
Пески степей безжизненных, обильно потом поливает,
С неистребимой жаждой яростно испить любви глоток.
Бесплодный поиск истощил прозрачные потоки Иртыша,
Скитаний мытарства напрасны в поисках оазиса степного,
Израненным ушел из выстроенных тюрем, изгородь круша,
Прополз чрез города вражды, весь окровавленный стреногой.
Остатки бывших чистых вод, собрав в поток зелено-мутный,
В путь за мечтою поспешил, к звезде сверкающей, полярной,
Настойчиво в край дальний русло пробивал, он в иноземный,
В надежде обрести покой, покончив с прошлым безвозвратно.
Дорожку расстелила по реке Луна холодной тканью ситца,
Скатились с неба звезды капельками льда на водную шагрень,
Отшельник ветер встрепенулся перед сном таежной птицей,
Седые облака в ночной тиши ласкали мыслями любви сирень.
До косточек озяб в ночи сибирской заплутавший странник,
Прикосновения Луны и звезд не отогрели изморозь души,
Напрасно ли искал приют, ослабший от невзгод посланник?
Забредший в дикий край, нетронутой и девственной глуши.
Впал в забытье Иртыш, в холодном русле смертного одра,
Сковал прозрачной простыней мороз реки едва живые воды.
Вдруг змейка теплым ручейком, коснулась хладного бедра,
Прильнула к телу Иртыша, теплом дыхания нашептывая оды.
Сердечка робкого удары пронзили молнией остывший стан,
Вскипела кровь, освобождая чувства и желания из плена,
Прилив страстей, волной цунами разорвав тугой капкан,
В объятья заключил девицу Омь, подол нащупав у колена.
Движенья рук, прошедших встреч полны воспоминаний,
Тропой знакомой с трепетом спешат к заветному ларцу,
По шелковой волне скользя, стирают боль страданий,
Все ближе к очагу страстей, любовного желания венцу.
Взметнулась хриплая волна, дыхания поддавшись силе,
За ней вторая, третья зачастили, с громом падая на берег,
Подмял поток девицу под себя, запутав косы в желтом иле,
Зашарил торопливо в поисках «конца», о, бедный «Йорик».
«Не торопись мой друг глотнуть услады», молвила девица,
«Пришла к тебе я не на ночь, по жизни рядом буду плыть я,
Любовью воскрешу мечты, под ярким отблеском зарницы,
Желания твои, я буду услаждать. Готов? Сейчас начну я».
Не тратя времени, в кураж пустилась Омь, истосковавшись,
То, вскидывая тонкий стан над Иртышем, со стоном опускает,
То змейкой заползая вниз, трепещет, к мускулу прижавшись,
Руками-струйками мурашки запуская, еще, еще любви желает.
В пылу любовном ранние восходы провожая, встречают дни,
Истомой обессиленные в сон впадая, желают скорого заката,
И снова ночь, любви истоки возбуждая, откроет дверь для них,
И снова плен судьбой играя, безудержно несет на жало переката.
Как во хмелю промчались дни, влекомые волной разврата,
Все дальше к северу несло поток в объятиях утех любви.
Дыхание таежных недр пыл страсти, остужая без возврата,
Равниной успокоило течение и блуд потока – c'est la vie.
Не шелохнется гладь, когда то буйного красавца Иртыша.
Утрачена былая стать и удаль водного пленителя сердец,
Иссякли музыка и песни, и слова чем радовалась юная душа.
Потасканный девицами изрядно, Иртыш почувствовал конец.
Неотвратимый час настал, едва горящего в душе костра.
Разглаживая дно седым от времени течением уставших вод,
Не торопясь, старательно укладывая ложе смертного одра,
Иртыш, смиренно отпуская водную стихию, ждет исход.
2011г .
Свидетельство о публикации №116020309534