Страшнее всего потерять веру в добро
… Когда попадаешь в зону, минуя несколько взаимоблокирующих дверей, сразу возникает тревожное чувство. Смотрю, как выходят из столовой заключенные, группами располагаются в теньке на небольшой перекур. Лица серого, либо землистого цвета. В глазах – настороженность, затаенная корысть, саркастическая ухмылка, безнадежная грусть. Людей, прибывших сюда по делам с воли (как тут говорят), не оставляют в одиночестве, поэтому мне в цеху не пришлось скучать, дожидаясь отгрузки нашего заказа. Разговорились с Димой из Западного Казахстана. Сидит за бытовое преступление. На мой вопрос, как тут живется, отвечает, не задумываясь: «Если с головой, то жить можно». В том, что делать это Дима умеет, мне вскоре пришлось убедиться. Его бригаду отправили на отгрузку мрамора, и я заранее дал старшему немного денег в знак благодарности. Заверив меня в том, что они потом все поровну разделят, Дима вместе с товарищами взялся за работу. А когда в грузовики была уложена последняя плитка, один вдруг сказал: «Мужики, дайте работягам на чай и табак». Удивленный, я показал на бригадира, утаившего от напарника деньги. Меж ними завязалась перебранка.
Подошел один из смотрителей по цеху. Эти заключенные не работают, приглядывают за порядком. В форменном кителе Сергей выглядит почти как настоящий мастер на обычном заводе, и лишь фуражка, которую носят только в зоне, выдает в нем заключённого. Похоже, он здесь гораздо в лучшем положении, нежели простые работники. Как выяснилось из разговора, он не стоит у станка в воде и белой пыли, летящей из-под пилы, режущей, как масло, вековой гранит. У него есть возможность помыться в конце дня. Кивает в сторону распиловщика: «Жалко мне этих мужиков. Через пару лет туберкулез обеспечен. Он как пришел на смену в 8 часов, так до восьми вечера и вкладывает. В этой сырости и с нашей кормежкой, которую моя матушка даже свиньям не дает, долго никто не протягивает. Зарплата у них около 800-900 тенге в месяц. Да и то – не наличными, их обязывают в лавке отовариваться. А там, кроме чая, консервов и табака, ничего нет. Я им иногда помогаю, чем могу. Бедолаги – придут со смены и валятся спать, в чем были. От грязи – вши постельные, болезни. Расчешет – заражение пошло. Сколько таких!»
Оказывается, заключенных здесь делят на простых мужиков, красных и черных. Мужики красные – это те, с кем мне довелось поговорить, Дима и Сергей. Черными зовут блатных-те, по всей видимости, верховодят в зоне. Спрашиваю у Сергея, есть ли здесь такие, кто мог бы провести свой срок, не испытывая на себе давления внутритюремных порядков, кому не хочется быть ни красным, ни черным, ни мужиком, на котором ездят? У моего нового знакомого чувство юмора за время пребывания в тюрьме нисколько не пропало. Ответ его был неожидан: «Если с воли приносят хорошие деньги, то можешь лежать себе у телевизора с газеткой, и никакие порядки тебя не затронут».
Да, наверное, экономически выгодно иметь в лице заключенных дармовую рабсилу. За моральную сторону никто особо и не переживает – преступники же, чего их жалеть? Возможно, это и есть основная причина, мешающая позитивным изменениям в самой системе ИТК. По-моему, люди, отбывающие свой срок, действительно уже наказаны этим за свои правонарушения. Должны быть созданы хотя бы элементарные условия для нормальной жизни и работы людей, находящихся по ту сторону забора с колючей проволокой. Ведь из тюрем сейчас выходят озлобленные, с исковерканной психикой и подорванным здоровьем люди. Что мы выигрываем, имея такие «исправительные» колонии? Чем быстрее начнутся прогрессивные перемены в этой сфере, тем меньше будет нравственных калек и потерявших веру в добро. Напечатав недавно открытое письмо заключенных, «ПШ» сделала хороший почин в этом деле. Данная проблема не должна оставлять никого равнодушным, поскольку отношение к ней всего общества наверняка подвигнет людей ответственных на конкретные шаги.
Вот такую немалую пищу для размышлений дала мне поездка в соседний Тараз по сугубо строительным делам.
1998 г.
Свидетельство о публикации №116020303403