Плачьте Вик и Шеврикука

На Спасской башне
ударили куранты
размеренно и страшно.
Ура кричали черти -

почти-что Новый Год...
Кремлёвские курсанты
чеканят шаг. O!..my God!
Сейчас мы, арестанты,

в замызганном подвале
повиснем на кресте
под вой какой-то швали.
Должно нам повезти...

Не верю в смерть в кошмаре.
Всё это выдумки мои
во сне в стихах о каре.
Болезнь и жар, помои,

фантазии гнилые
в болоте, глине, иле.
Скорей в луга иные,
где солнце в небе синем

ласкает всё живое
и не живое тоже -
хоть деревце кривое,
хоть бороду на роже

вонючего козлища.
Бутоны чайной розы
на фоне стен жилища,
обвитых в томной позе

лозою винограда,
в метёлках-шишках хмеля,
в изломах тел плюща...
Гляди, - ватага рада -

в руках у нас ни сабли,
ни шпаги, ни пищали.
Я наступил на грабли -
зачем Терезе обещал,

что за тобой, Шеврука,
последую в подвал?
Сон оказался в руку.
Вон к нам идёт амбал,

палач, мясник с гвоздями...
Очнулся Шеврикука.
Откинул с глаз он пряди:
- Мессир, нам впредь наука.

Всё это выдумки твои.
А я всего - толмач.
Давай, не плачь, не ной,
не жди пока палач

засадит гвоздь в ладошки
безвольных слабых рук
и в кость лодыжек ног.
Сознанье потеряешь,

а с ним и жизнь и логос.
Ведь ты, Вик - демиург.
Господь и господин.
Смешно, что ты в испуге,

где сам - есть Иегова
или варяжский Один.
Убей, придумай снова,
- они всего лишь плод

воображения,
брожения ума.
Давай обряд сожженья
для этого гуано

устрой сейчас и тут.
Решай скорее, Вик.
Пусть знают, черти, чтут.
Трясёт пусть нервный тик

и голову пусть прячут
в песок, как страус эму,
вампиры, - лишь узнают -
живут они в поэме

или в стихах поэта
с фамилией Степанов.
- Шеврюк, а, может, просто
плеснуть на плесень дэтой?

- Плесни, я кину паклю
с огнём и керосином
на Рому, паню Цилю.
Горят пусть суки синим

чадящим пламенем.
И вся их челядь, чада...
Несть им числа и имени
исчадьям пекла, ада.

И только я подумал -
взметнулись клубы дыма.
Сквозняк в окошко дунул.
Сойти с ума, - я выжил,

хотя себя уж трижды
давно похоронил
и не было надежды...
Пожар и взрыв тротила

не тронул нас с Шеврюкой.
Осели хлопья пепла.
Сначала было очень тихо.
Прошло, пропало лихо.

Стояло закорюкой
со мною рядом тело
в какой-то тёмной рясе,
похожей на античный пеплос.

Живой осталась Циля
с фигурой фурии
и голосом Терезы
под звук Uriah Heep,

глотая слёзы,
тихонько пела
Come Back To Me.
Сухой и спелый колос

фигуры и лица
старухи Цили
налились жизнью,
как соками берёза.

И вот уже не Циля,
а лешая Тереза
взлетела птицей
и стала резать

пред нами воздух,
как дух бесплотный,
меняя формы плоти.
То поросячье ухо,

а то стакан с бухлом
в руках у пьяни в хлам.
При этом хохотала,
а иногда журчала

ручьём на снеге талом.
- Шеврюка, гном, тебе не в лом
со мной поехать в Талдом?
Там жили предки в доме,

который, жаль, сломали.
Зачем нам Вик, поэт?
Ты сам хороший малый.
Что скажешь мне на это?

Решайся, Шеврикука.
Детей там нарожаем.
Любовь тому порука
- со смехом ведьма ржала.

- Мне слышать это лестно
от девушки прелестной.
Сними-ка нас с креста,
меня и Вика.

Разреж все путы.
Потом и говори
о чём-то путном,
Тереза-Циля.

Тут птица села
на плечи гнома
и прохрипела - well,
начнём всё снова.

В когтях держала трут,
а в клюве паклю.
- Теперь я точно труп
- подумал Вик.

Ему хотелось плакать...

29.01.2016