Почерк дошел до ручки

Всё обороты круче – речи вразнос пошли. И на письме не лучше: троллим, грозим, пошлим. Только уже в соцсетях амбициозный пляс. Как они только терпят взрывоопасных нас. Слог до того наш скуден, точно постим весь год. Кто мы по своей сути? Почерк не выдает. Он стал нам в тягость даже. Вместо него – пароль. Нынче не так уж важно, тролль ты или не тролль. Режешь ли правду-матку или открыто врешь. В Worde ведь всё прокатит, что ты не наберешь. Левый наклон ли, правый, литеры все в рядок. Что у тебя за нравы, здрав ты или того? Буквы, как под копирку, строго в строю стоят, точно пред Ким Чен Ыном, а не из-под пера.

Мода марать бумагу вышла давно на нет. Где ты, строка-стиляга, страстная на письме? Где твой порыв, блаженство, где твои дрожь и гнев? Стала ты неуместной, как прошлогодний снег. Помню, в начальных классах перышками скрипел. Пропись в чернильных кляксах, почерк – ну так себе. Как я тогда старался, чтобы он был красив. Вместе с пером, бывало, аж языком водил. Слово давалось тяжко в прописях, но зато устно в футбол как вмажешь с правой – и сразу гол. Нервно хрипел Высоцкий что-то там про удар. Сбился в футболе почерк, да и удар пропал. Из правового поля вышел словесный ряд. Слышите, что глаголит сытенький «Ленинград»? Рэпер ревет со сцены, в горле першит от строк, то ли те из пластпены, то ли еще из чего? Сразу видать, что почерк весь у него крутой, хоть он не Резник вроде, вовсе и не Крутой. Разве перо такому вставишь в репертуар, чтоб хоть «Траву у дома» сдуру не потоптал? Ручки сказали перьям: нечего, мол, скрипеть. Но тем хоть оды пели, ручкам не станут петь.

Ровный отцовский почерк – документальный факт. Мир был тревожен, впрочем, да и хватало врак. И копытом судьбина била отца под дых, жестко пинала в спину, чтобы, как все, ходил. Права на переписку, правда, не отняла, и присылались письма. Мама их берегла. И от себя писала, что, мол, скучает, ждет, что и сынишка Славик скоро письмо прочтет: «Просит какой-то спутник. Ты уж ему сострой. Когда вернешься, будет вместе летать с тобой…»

Порознь сплетались в душах почерка этих два маетных, неразлучных – Броня и Бронислав. Гуси летели в просинь, страстно метель мела. Сколько же зим и весен мама отца ждала… Верила и молила, чтобы вернулся он. Нес сквозь пургу и ливни письма ей почтальон. Май утопал в сирени. Мне год десятый шел. Помню, как в день весенний папа ко мне пришел. После был Клосс* и Штирлиц, Леннон и Саша Волк**. Главное же случилось – папа домой пришел. Почерк его походки, жестов, надежд – во мне. Жаль, что мы с ним не схожи строками на письме.

Сколько себя ни мучай, ни выводи «прости». Почерк дошел до ручки. Нету назад пути.

* Главный герой популярного телефильма «Ставка больше, чем жизнь».

** Друг детства.