Крик ll
Разумные речи тонут в коварном хмеле.
Мне и правда легче выражаться рифмами и строками,
Чем слушать, что я одиночка, которая наглеет
С каждым днём.
С каждым рассветом все дальше и на потом
Откладываешь взрослые разговоры о том,
Что я взрослею.
Ты что-то говоришь, кричишь, но я не слышу.
Я читаю по губам целые романы, где я лишний,
Где я, как иронично, ещё не вырос, но уж резко поумнел,
Свою особу превознес
И над всеми подняв, с высоты на всех аккуратненько поклал,
И ко всему еще и обнаглел.
Ты не видишь, что шаблон семьи твоей давно сгорел,
И пепла не найти,
А мой истлел,
Когда твоё "уйти" сильнее было материнского "простить".
На берегу каждого заката
Одно и то же,
Мы с тобой не станем похожи,
Как тишина океанских глубин и грозного грома раскаты.
Так что же, коль я вырос, думаешь, забыл
Или лучше быть мне благодарным?
Нет, я должен быть удобным, милым, всех любить?
Ты, наверное, и сам забыл, какой нанёс удар мне...
Мать твоя желала моей смерти,
Когда ещё не видел я божий свет.
Это к примеру, не принимайте ближе к сердцу,
Лишь дайте мне ответ...
Зачем кого-то мне любить?
Я в двенадцать жизнь перестал ценить.
То была первая дождливая весна,
Всхлипы, сгорблена спина,
Спина поэта.
Лезвие рисовало образы и силуэты
И капли крови моей горячей катились по руке, к ладони, вниз,
Под шум сильного весеннего дождя
Я опустошенно пал ниц
Тогда...
Ну что? Знаешь ли ты меня?
Больше не смотришь на меня с упреком,
Несчастный сын, отец пророка?
Никогда не увидишь ты эти строки,
Они не заполнят твоей души пустоты,
А коль увидишь их,
То не увидишь в них
Ни смысла, ни прока.
Спасибо от сына за преподанный тогда урок.
Что это? Судьба игривая, блеск чёрного рока?
Почему разрушены моей семьи ворота?
Огнём полыхал сладострастный пир,
Я хотел, чтобы со мною рыдал весь мир,
В печь хотел отправить муз всех и нимф,
В печь все души, струны арф и звуки лир.
И чтобы плакал и страдал весь мир,
Пока король устраивал очередной пир.
А теперь вы хотите, чтобы я кого-то любил?
Ты меня боишься, ведь я помню,
Кем ты был, каким и знаю, как и кем ты стал
И в глаза твои гляжу упрямо, нагло, с вызовом и болью,
Ведь я помню,
Утирая слёзы кровью,
Разжигая раны солью,
Как семью ты разрушал
И жизнь мою,
На пепле моей прошлой жизни строя жизнь свою.
Но я переболел и унижения забил,
Себя переборол, предубеждения и гордость задавил..
Но.. Все же..
Говоря со мной, ты хотел видеть мои глаза,
Я пошёл на одолжение,
Ведь это просто приоритетно-возрастное уважение.
В глазах отражалась картина детства
С названием "Мое самое больше сражение"
Я там претерпел поражение..
Свет дверного проема
И тень уходящей спины Отца.
Каков контраст,
Каков новой жизни приём,
Тяжко упавший уже тогда сознания и зрелости моей пласт.
На часах стрелки застыли тогда,
Не встретившись на двенадцати больше никогда,
Они погибли на рассвете, в пять утра.
Из меня вырывается истерический смех,
Ты умудряешься говорить мне о Боге?
Да ты и есть грех!
Я лучше буду обивать пороги
И засыпать под фонарём,
Чем паперти коснуться мои ноги
И молиться стану перед алтарём.
Вера - не моя подруга,
Да, и это твоя заслуга.
Не в моём увлечений круге
Иметь мифических другов.
Заслуг у тебя действительно много.
Помнишь Старое Поле?
Напомнить голод?
Зря пытаешься быть строгим,
Я много потерял
И сам себя воспитал.
Теперь мне все равно
В моём сердце тобою навсегда посеян холод.
Ну вот.
Снова смотришь не то с гневом, не то с упреком.
Обижаешься? Не ощущаешь сыновьей любви?
Я ею обделен и её недостоин,
А тебе, в силу лет, чувства стали дороги?
Оставь меня, у тебя есть младые сердца сынов других,
Не разрушь хотя бы их...
Как путник ценит красоту благодатных дорог,
Так и я воспоминаний высокий острог.
Свидетельство о публикации №116012609153