Я буду бредить, а ты не слушай

    Анна ….точеный профиль, словно древний бог, вложил в тебя своё вдохновенье, короткая чуть волной стрижка, и никаких этих русых длинных кос. Гривы только для лошадей – длинные, ухоженные. Ты же смуглым отроком или отроковицей входишь в нашу судьбу. Это сейчас стихи твои  на любителя,  но  мы-то их учили в школе:
                Он мне сказал: «Я верный друг!»
                И моего коснулся платья.
                Как не похожи на объятья
                Прикосновенья этих рук.
                Так гладят кошек или птиц….
    И наше воображенье легко рисовало картины: пусть мы всего не знали, даже почитай почти ничего, но семечко в земле наклюнулось, и, потом, годы спустя можно было просто его подрастить, и вспомнить стихи и судьбу многих женщин России.
                Ты давно перестала считать уколы –
                Грудь мертва под острой иглой.
                И напрасно стараешься быть весёлой –
                Легче в гроб тебе лечь живой.(1921)
    Причём ни одну из русских поэтесс ни с чем не спутаешь. В смысле национальности – хотя сейчас это как будто бы и не принято оговаривать отельной строкой. Видимо, всё же бог не случайно для разобщения людей спутал не кровь, а языки. Язык, на котором ты мыслишь, вольно или не вольно – это твой знак. И переход на другую образную мыслеформу – это изменение себя. И чем дальше друг от друга языки, тем более коренной излом происходит в сознании.
    В цикле «АNNО DOMINI» (Лето Господне) есть «Предсказание»:
                Видел я тот венец златокованный…
                Не завидуй такому венцу!
                Оттого, что и сам он ворованный,
                И тебе он совсем не к лицу. (1921)
    На этом вся её творческая линия сливается в одно целое из вот таких маленьких ручейков и чёрточек. Становясь все шире. И нигде ручейки не смешиваются, даже замутняясь от вина проклятья - потом очищаются песками пустынь, и становятся всё столь же прохладными, правда, те воды уже гибельны сами по себе, потому, как и фильтрация – доводящая их до чистоты слезы, не выводит главного. Гибельности, заложенной в водах, прошедших через испытание железом и огнём. Так расплавленный металл имеет серебристо-платиновый цвет, почти белый. Белокровие земель. Пройдя через привнесённое каление, металл багровеет, а затем становится всё таким же бесцветно-серебристым, но уже в другой структурной составляющей.
                Ах, за что ты караешь меня,
                Я не знаю своей вины,
                От меня ты не хочешь детей
                И не любишь моих стихов.
    Но стихи, как вода – льются из одного сознания в другое. Снами, видениями, бредом, следом божьей милости или божьего наказания. И та некрасовская женщина «русских селений», которой он воздвиг памятник, как женщине ни перед чем ни останавливающейся, преобразуется в столь же сильную натуру, но уже на другой основе:
                А ты думал -….
                …..что брошусь, моля и рыдая,
                Под копыта гнедого коня.
                Или стану просить у знахарок
                В наговорной воде корешок…
                Будь же проклят. Ни стоном , ни взглядом
                Окаянной души не коснусь….(1933)
    То есть произошла довольно заметная трансформация образа.   Русь к тому времени прошла через Первую мировую, через братоубийственную гражданскую и резко сменила своё лицо. Ни какая война не бывает прошлой. Она рождает новые знания, новые понятия и тем самым, даёт коренной сдвиг сознания. Люди до войны и после – это два разных народа. У Антуана де Сент Экзюпери есть в повести «Военный лётчик» фраза:               
     «Родина — это не совокупность провинций, обычаев, предметов, которые всегда может охватить мой разум. Родина — это Сущность. И вот наступает час, когда я вдруг обнаруживаю, что перестал видеть Сущность.»
    И ты её не видишь: потому как нет тех, кто смог бы с тобою разделить твоё видение. Они мертвы. Тебе не к кому пойти в гости, а если и есть, то это не те люди. И ты им не очень- то доверяешь, помня об ужасах предательства, лжи, фальши, которые выпали на твою долю.
                И всюду клевета сопутствовала мне.
                Её ползучий шаг я слышала во сне
                И в мёртвом городе под беспощадным небом,
                Скитаясь наугад за кровом и за хлебом.(1935)
    И это земное бессилье каждого воскресить всех, кто был тебе дорог и необходим. Потери ложатся пустотой окон, глазниц – ниц. Можно представить себе две галактики, как два диска, вращающихся в пространстве во взаимно пересекающихся плоскостях, и – вот в определённый промежуток времени перемещаясь вдоль плоскости, они сближаются на столько, что дальнейшее их вращение накладывается одно на другое. Жизнь и смерть пересекаются по оси времен. То, что их составляющие сейчас не теряют своей ориентации, несомненно. Но происходит качественный скачок. Оба диска видоизменяются в своей Сущности. Смерть отнимает положенное ей – насыщаясь жизнями другого диска. А жизнь теряет свой запас энергии – и тем самым так же становится Сущностью с новой основой. Потом диски, плавно пройдя друг сквозь друга, расходятся до нового соприкосновения. И жизнь и смерть сняли свой урожай. И составляющие их единицы стали другими. Они уже не они. Тот же Экзюпери чуть дальше по тексту говорит: "После этой войны французы перестанут существовать как нация". И после таких соприкосновений женщины, как отдельная вселенная – перестанут существовать.
                И входит последний пленённый её красотою,
                Высокий и статный, и шепчет в смятении он:
                «Тебя как рабыню…в триумфе пошлёт пред собою…»
                Но шеи лебяжьей всё так же спокоен наклон.(1940)
    И дело не в личных достоинствах оставшихся. Дело совсем не в этом. Дело в том, что ночами у тебя болит сердце, но ты понимаешь, что место, где концентрируется боль за гранью твоей сущности. Так находясь в комнате, где происходит утечка газа, легко этого не заметить, если в обычный бытовой газ не добавить специальную смесь для запаха. И тогда малейшая искра неосторожного обращения с огнём – это приговор. Разумеется, для тех, кого пажар не затронет – это только бегущая новостная строка. Мало ли чего где горит. Тут все время что-то горит. Мир стал легковоспламеняющейся жидкостью. Но даже повесив себе на шею этот знак – принципиально ничего не изменил. Кому он демонстрирует своё огнеопасное состояние. Кто здесь есть ещё кроме него самого. И кто станет читать эти знаки. Мало ли чего кому взбрело в голову.
                - Я буду бредить, а ты не слушай.


© Copyright: Волна Поль Домби, 2011