Анна Солодкая. Дружище Фебль Украина

Анна Солодкая. Дружище Фебль

               

          Родилась в колыбели Донбасса  (07.08.1951г), в городе Лисичанске. Эта колыбель и сформировала меня, преисполнив духом донецких степей. Впрочем, мое поколение искренне считало Родиной всю нашу огромную страну, занимавшую шестую часть на карте мира. Как в песне: «Мой адрес не дом и не улица. Мой адрес Советский Союз». По специальности я – инженер. Работала на заводе и в НИИ. Но так уж вышло, что стихи и прозу пишу с юности.
         Член Межрегионального союза писателей Украины, лауреат литературной премии «Свой вариант». Награждена Почетным дипломом за лучшую публикацию 2012 года.  Печатаюсь в областной и городской прессе, в коллективных изданиях. Автор поэтического сборника «Любви раскатистое эхо». В 2011 году лисичанской телерадиокомпанией «Акцент» снят фильм о творчестве – «Я пишу про життя» (YouTube). Дипломант четвертого Всеукраинского песенно-поэтического турнира «Рыцари слова». Продолжаю жить…
               
   
                Д Р У Ж И Щ Е      Ф Е Б Л Ь            
               
      Недавно мне довелось побывать у одного пожилого кинолога. А точнее – напроситься в гости.  Нужна была толковая консультация, дать которую мог только  Генрих, с его энциклопедическими знаниями. Надеясь выяснить всё за полчаса, я задержалась у него на целых три! 
     – Видите ли, девушка, – начал он, – Господь, создавая собак, наряду с умом, вложил в них уйму полезных качеств. Необыкновенную преданность, например, выносливость, строгость и доброту. И, что удивительно, всё это одновременно сочетается с игривостью и лаской. Один хвост чего стоит! Он бывает красноречивее глаз!
       Мы прошли в кабинет, где на стенах красовалось множество портретов. Здесь были легавые и  фокстерьеры, колли и таксы, пудели и спаниели, далматинцы, доги и простые дворняги… Хозяин обращал моё внимание то на один снимок, то на другой, азартно рассказывая о своих любимцах.
       В простенке между окнами, на самом видном месте, висел очень старый портрет, с которого с достоинством глядел огромный сенбернар.
      – А это что за красавец? – спросила я, указав на фото.
      – Это? – старик взглянул поверх очков. – Это очень знаменитый пёс, умница и герой… Легендарный спасатель Фебль.
      Ходили слухи, что дед Генриха жил в Швейцарии, стоял у истоков зарождения альпинизма и, к тому же, обучал собак находить людей под снежными завалами. Правда, оставалось тайной, как их семья попала в наши края. Будто бы, этот самый дед бежал от какого-то уголовного преследования. Толком никто не знал, но факт оставался фактом. Видимо, не только наши революционеры иммигрировали в Швейцарию, но и швейцарцы искали укрытия в дикой России. Генрих давно жил здесь и, если бы не имя, все бы забыли, что он немец.  Но о стране своих предков знал до мельчайших подробностей.
      –  Вы когда-нибудь бывали в Альпах? – вежливо спросил он.
      –  Нет, не приходилось.
      –  А там сейчас много людей из бывшего Союза. В прошлом году я гостил у дальних родственников и был очень удивлён, слыша русскую речь.
      –   Ещё бы! Одна из самых прекрасных стран мира! Рай для нынешних миллионеров!
      –   Да, нельзя не заметить! На таком маленьком клочке земли  уместилось столько прелестей, – улыбнулся Генрих, – и климат совершенно уникальный! Меняется в зависимости от высоты. Внизу, в горных долинах, –  влажно и тепло, чуть выше – уже прохладней, а на вершинах – мощные ледники с нетающим снегом. Там и летом бывают жестокие метели. Особенно если ветер с северо-запада, со стороны гор Юра. Путешественников всегда  привлекала красота этих мест. Французы, например, постоянно приезжают, да и немцы, и итальянцы… Граница – рядом! Иному французу до Парижа дальше, чем до Берна! И, что интересно! В Швейцарии официальными считаются четыре языка: немецкий, французский, итальянский и даже ретороманский. И никаких трений, никаких споров, не то, что у нас в Украине!
      Генрих заметил, что я не отрываю взгляд от Фебля, и сказал задумчиво:
      – Никто меня раньше не спрашивал, но Вам, так и быть, я поведаю эту историю.
     Он закурил, сев в кресло напротив меня, и начал рассказ:
     – В прошлые века, сударыня,  в горах люди путешествовали обычно пешком. Техники никакой не было. Это сейчас одно баловство! А тогда, если кого застигала снежная буря, а на высотах она была очень жестокой, то человека ожидала неминуемая смерть! Вначале бедняга отчаянно борется за жизнь, потом нестерпимый холод сковывает движения и, наконец, одолевает сонливость. А вокруг – только вой да свист ветра, забивающий дыхание. И никакой надежды на спасение. Это трудно представить! В наших краях такого не бывает!
      В разных точках гор располагались спасательные станции, где работали инструкторы с поисковыми сенбернарами. Эту породу вывели здесь же, в Альпах, в монастыре святого Бернара, специально для спасения людей. Отсюда и название. Только эти псы, с их неимоверной выносливостью, могли помочь. Шерсть у них почти медвежья и масса под восемьдесят килограммов! Но, при всех своих внушительных размерах, – добрейшие существа! Их обучали технике спасения в экстремальных условиях. Они способны учуять человека даже под метровым слоем снега, вырыть и, согревая собой, привести в чувства.  Иные замерзающие бессознательно брели за собакой и выбирались из беды, а кого и тащить приходилось. Сенбернары – безотказные труженики! Всегда спешат на помощь.
       На горе Дюфур, это самая высокая точка в Альпах, было три таких станции, расположенных на разных высотах. Старались обезопасить беспечных туристов, которых тянуло именно сюда! Но все равно несчастных случаев хватало! Инструкторы давно изучили превратности климата. Однако, когда на плоскогорье великолепная погода и в небе ни одной тучки, – попробуй, убеди народ, что в горы идти не надо, будет снежный буран! – Не верят, идут, а потом «смельчаков», полуживых, за шиворот притаскивает пёс.
      Здесь и служил старина Фебль. Среди своих собратьев он отличался необыкновенной смекалкой. А потому и посылали его в самые труднодоступные места. Создавалось впечатление, что это человек в собачьей шкуре – настолько был умён! На его счету было уже 67 успешных случаев спасения людей. Впрочем, 68… Редкая удача воспитать такого пса.  Обучал его некто Кнехт, большой специалист в дрессуре и отважный альпинист. Он знал горы, как свои пять пальцев. А Фебль был для него другом, братом – как хотите! Но с ним он никогда не расставался.
      Вдруг Генрих замолчал и вопросительно взглянул на меня:
      – Я не утомил Вас рассказом, сударыня?
      – Нет, нет, что Вы! Мне очень интересно.
      – Ну, тогда я продолжу… В тот злополучный год приехала группа французских исследователей. К ним, уж как – не знаю, затесался печально известный Поль – картежник и дебошир. По-видимому, кому-то из них он был приятелем. Он и раньше бывал здесь, бесцельно прожигая жизнь. Обитал в окрестностях озера Лаго-Маджоре, где поселился и в этот раз. Но не один, а с какой-то известной дамой. Судя по всему, с любовницей.
      В Швейцарии, знаете ли, много прекрасных озёр. Почти все они расположены в зоне широколиственных лесов – буковых и дубовых. Излюбленные места для отдыха! А выше по склонам – хвойный массив, образующий переходящий пояс к альпийским лугам, где на больших высотах потрясают воображение необыкновенные цветы, каких не увидишь в целом мире! Представьте себе – под открытым небом растут крокусы и нарциссы, рододендроны, камнеломки, горечавки и эдельвейсы… Неописуемая красота! Упал бы лицом в душистый ковер и лежал вечно!
       Поль жил вольготно, сорил деньгами, что для французов, само по себе, нетипично. Это вам не широкая русская душа! Они трудно расстаются с кошельком, как, впрочем, и  мы, немцы. Но у нас это объясняется скорее целесообразностью, чем жадностью.  А французы очень меркантильны, я бы даже сказал, глупо меркантильны!  Но дело не в этом. Человек старался произвести впечатление на свою пассию.
       В прибывшей группе было несколько научных сотрудников из географического общества. Они в это время года всегда вели наблюдения, занося данные в особые таблицы, и, надо сказать, поднимались в горы довольно-таки высоко! Поль неоднократно порывался идти с ними. Разумеется, они его не брали, поскольку без специальной подготовки это невозможно! На вершинах очень холодно, нередки обвалы, не говоря уже о снежных бурях! Но где там! Вселившийся в парня бес был сильнее. И однажды, крепко поскандалив, он все же увязался за ними.
       – А какая высота горы Дюфур? – поинтересовалась я.
       – По-моему, 4 634 метра над уровнем моря… Всего на какую-то  тысячу ниже, чем кавказский Эльбрус! Ну, это я так, для сравнения, сказал.
       Конечно, глупец был страшной обузой для ученых. И, понятное дело, сорвал все планы. А тут еще погода стала портиться! Видя, что работать все равно не удастся, они поспешили  вниз. Полю же проторённый маршрут казался слишком длинным, и он решил спуститься по более короткому склону. Самонадеянный повеса был убеждён, что «умники» перестраховываются, предупреждая его об опасности. Амбиции затмили разум: «Да что они вообще  понимают?! Я им всем докажу, кто я такой! А главное – Софи станет гордиться мной»!               
       Уступ был довольно крут. Француз и спотыкался, и падал, и кубарем летел. Оступившись в очередной раз, услышал над собой какой-то гул. «Что бы это могло значить?» – подумал горе – путешественник. И не успел испугаться, как был погребён под толщей снега. Когда ученые возвратились на станцию, его все еще не было…
       Между тем, солнце скрылось, в завываниях ветра слышались устрашающие ноты. Иозеф, пожилой, видавший виды спасатель, вспомнил, как Поль давеча, напяливая тёплые вещи, сунул во внутренний карман флягу с коньяком. Старик, чуя беду, ещё прокричал ему вслед:
        – Эй ты, Суворов несчастный, вернись! Последний раз предупреждаю!
 Но в ответ увидел неприличный жест, который тот подарил на прощание.
        Географы сообщили, что в горах начались частые обвалы, надо запретить любые восхождения, пока не сойдут лавины.
        А пропавший все не являлся и не являлся… Спасатели не находили места! Барометр предсказывал ураган.
       – Ну, теперь осталось уповать на Бога! – прошептал Иозеф.
       Фебль неподвижно лежал у входа, положив голову на могучие лапы.
       –   Иди сюда, дружище! Смотри, какую сахарную кость я для тебя припас! – ласково позвал хозяин.
       Пёс неспеша подошёл, взяв из рук гостинец. 
       – Ах, ты мой славный, ах, ты мой хороший! – Кнехт трепал его за густую холку, – не заболел ли ты? Что такой невесёлый?
       Глаза собаки выражали грусть.
       А за стенами станции происходило что-то страшное – лавины с грохотом крушили все на своем пути. Неистово выл ветер и через каких-то полчаса, всё вокруг заволокло снежной пеленой. Видимость исчезла. Казалось, силы небесные весь свой гнев обрушили  на этот маленький пятачок земли. Душа приходила в смятение от обезумевшей стихии. Спасатели с тревогой переглядывались, понимая, что случилось наихудшее.
      –  Не стоит больше ждать, – беспомощно развел руками Иозеф, – сам он не вернётся. Надо посылать Фебля!
      В распоряжении Кнехта были все поисковые псы. Да вот беда – в этом опасном районе работал только Фебль!
      –  Жаль собаку отпускать в такую погоду, – нахмурил брови инструктор,  – одно дело – несчастный случай, а другое – глупость человеческая. Этот Поль – просто упрямая скотина! А теперь спасай его!
       –  Что делать? – сочувственно произнёс Иозеф, –  мы обязаны…
       Кнехт тяжело вздохнул, присев на корточки перед псом, который всё ещё грыз кость:
       –  Вставай, дружище, – тихо сказал он, – работа ждёт.
       Дружище встал во весь свой богатырский рост. Хозяин ещё раз ласково потрепал его, поцеловал в морду и так же тихо приказал: «Искать»!
       Пёс, ни секунды не медля, шагнул в снежную бездну. А Кнехт, скрепя сердце, грустно глядел ему вслед.
       … Яростный ветер сбивал с ног, леденил бока. Но старина Фебль уверенно пробирался  по опасному склону, временами проваливаясь в глубокий снег. Он хорошо знал своё дело. И сейчас, как всегда, шел на  помощь, шел на поиски человека. А Кнехт сел у очага, обхватив голову руками. Он очень переживал, ожидая друга.
      Преодолев перевал, Фебль остановился, низко нагнув голову, и прислушался. Он чуял глубоко под снегом человеческий запах и едва различимый пульс. Значит, не зря шел, успел вовремя! Призывно повизгивая, стал разгребать снег.  Долго рыл, а неистовый буран все заметал! Пёс терял силы. Так тяжело ещё не приходилось! Но вот, наконец, показались очертания Поля. Спасатель дышал ему в лицо, лизал щёки, несколько раз громко залаял, но всё напрасно! Человек был без сознания. Тогда Фебль осторожно лёг на  него своим горячим телом, чтобы согреть. Это был самый серьёзный и действенный приём, которому обучил его Кнехт. И… жизнь мало-помалу стала возвращаться к французу. Он пришел в себя, пошевелился и медленно открыл глаза. Увидев над собой своего спасителя, принял его за огромного дикого зверя и пришел в неописуемый ужас. В панике нащупал охотничий нож, торчавший из кармана, и изо всех сил вонзил животному в грудь.
      Фебль жалобно взвизгнул, обливаясь кровью, но не укусил. Пошатываясь, с трудом встал и поплёлся назад, по направлению к станции… 
      Генрих умолк, докуривая сигарету, но вскоре заговорил снова:               
      – А Кнехт не находил себе места! Срок возвращения давно истек. Сердце его сжималось от дурного предчувствия. Не прикрываясь от секущего ветра, он вышел на улицу, щелками слезящихся глаз всматриваясь вдаль. И каково же было его удивление, когда увидел только ползущего на четвереньках Поля – этого последнего, спасенного Феблем, человека!
      –   А как же он в такой ураган нашел дорогу?
      –   Его вывел кровавый след, тянувшийся за раненым псом. Бедняга немного не дошел до станции, упал замертво. Ветер шевелил его густую шерсть и, бегущему из последних сил Кнехту, казалось, что старина жив: «Вставай, дружище! – горячо шептал он, ползая в снегу на коленях вокруг него, – не пугай меня!» Открытые глаза Фебля безжизненно глядели в небо.
       Горю спасателей не было предела. Кнехт сидел, будто каменный, сжимая увесистые кулаки. Никто не слушал жалких оправданий Поля. Пустая фляга из-под коньяка валялась под ногами. – Ещё бы чертям не мерещиться! Вот воистину случай, опровергающий представления о том, что человек – самое стоящее создание на свете. Не всегда род людской выглядит достойно. Ходить на двух ногах – совсем не означает быть человеком! Кто такой  этот избалованный француз?  А Фебль всю свою собачью жизнь спасал людей.         
       –  А что же было дальше? – спросила я.          
       –  Ох, милая… дальше и того хуже!  Поль согрелся, отошел от стресса и стал доказывать, что не стоит так убиваться за животным.  Много всяких несуразностей говорил. Кнехт сидел неподвижно и, казалось, ничего не слышал. Но, когда тот сказал: «Подумаешь, Фебль! Заведёте себе другого пса», – вскочил, как ошпаренный,  и ударил глупца наотмашь. Поль влип в стену и медленно стал сползать вниз... Он уже ничего не говорил. А когда к нему подошли, лежал бездыханным. 
      Узнав о случившемся, его влиятельная дамочка  подняла страшный скандал. Лучшие сыщики перевернули страну, но безрезультатно. Кнехт исчез, покинул родину навсегда. Преступника искали во многих странах запада, да так и не нашли…
       Так окончился рассказ о псе, жившем в Швейцарии много лет тому назад. Генрих задумчиво глядел себе под ноги, а я – на портрет Фебля. Пора было расставаться, но никто из нас не осмеливался нарушить молчание.  Старик растревожил заснеженную память, разбередил душу. Провожая меня, он на прощание поднял руку и долго стоял так, пока я не скрылась из вида.

               
                А  ДЕНЬ – ТО   СЕГОДНЯ   КАКОЙ  ?

               
       Несмотря на раннее утро, солнце палило нещадно. Дождя давно не было, земля потрескалась, моля о влаге. С тяпкой на плече, я спешила на дачу. Мурлыча песенку, быстро пробиралась по заросшей бурьяном улице, поглядывая на заброшенные усадьбы, где водилось много бездомных собак. Встретиться с ними никак не хотелось! Обычно я обхожу это дикое место, но сегодня очень хотелось сократить путь!
      Вдруг чей-то хриплый голос заставил меня вздрогнуть:
      – А  день-то сегодня какой, дочка? Вторник?
       У покосившихся ворот стояла сухонькая бабушка в выцветшем синем платке, одетая в старое зимнее пальто, сплошь изъеденное молью. Она  давно ждала, кому бы задать этот вопрос, но по улице никто не проходил.
       – Сегодня суббота, тётенька.
       – А час который?
       – Скоро восемь.
       – Во-о-семь, – протянула женщина и, пошатываясь, направилась во двор.
            Щемящее чувство охватило душу.  В такой солнцепёк – и в теплой одежде!
       – Погодите! – крикнула я вслед первое, что пришло на ум, – Вы, наверно, есть хотите?
       Женщина отрицательно покачала головой. Но я достала из сумки пакетик с колбасой и протянула ей:
       – Все равно возьмите! Пригодится!
       – Спасибо, дочка. Может, зайдёшь чайку попить?
       Было видно, что старушка, насидевшись в одиночестве, хочет пообщаться, но меня ждала иссохшая от зноя земля. Как быть? «Ничего, – решила я, – побуду часок, потерпит моя дача»! Неловко стало оставлять её одну на этой пустынной, Богом забытой улице.
       – Заходи в дом, гостьей будешь, – приглашала она.
       – Хорошо, только ненадолго! Мне ведь еще и полоть, и поливать, а солнце уже высоко!
       Мы ступили на крыльцо. Из сеней дохнуло сыростью. Далее взгляду предстала полутёмная комната с кроватью у окна и допотопным неуклюжим столом, на котором сидел рыжий вороватый кот и что-то жадно ел из тарелки. Рядом с ним во всю «разрывалось» радио. На грязной скатерти, вперемешку с хлебными крошками, виднелся мышиный помёт. – Вот она, одинокая старость!
        – Врысь, паршивец! Опять всё съел! – досадовала женщина. – Только отлучусь, а он – тут как  тут! Горе мне с ним, а  всё ж веселее! Хоть какая-то живая душа рядом!
       Я выключила радио и присела в углу на шатком поломанном стуле. Наконец-то наступила тишина. Хозяйка хлопотала около электрической печки. Заглянув в чайник, обнаружила, что он пуст. Проковыляв к стоявшему на лавке ведру, не нашла воды и там.
       – Надо принести! – прерывисто вздохнула она.
       – Давайте сбегаю! Где у Вас водопровод?
       – За домом в саду, там увидишь.
По колено путаясь в траве, я насилу нашла кран. Внеся воду, сходила еще раз, заполнив несколько эмалированных ведер впрок.
       – Вот спасибо, дочка! Теперь мне на неделю хватит! – радостно приговаривала женщина.
      Разглядывая настенные фото, мое внимание привлёк пожелтевший портрет в деревянной рамочке, с которого глядела ясноокая красавица в белом халате, то ли сестра милосердия, то ли санитарка. На груди – боевые награды, не разобрать какие – снимок старый, военный. А на плечах – платок. Похоже, это и была хозяйка в молодости!
      Нам давно пришло время познакомиться.
      – Как Вас зовут, тётенька?
      – Когда-то Наталией Ивановной величали. А теперь все время одна, не с кем и словом обмолвиться, так и забыла уж, как меня зовут!               
      – А что это у Вас за награды?
      – Награды? – переспросила женщина,  подойдя к фото. – Вот это – медаль за Будапешт и взятие Вены, а то – орден Красной Звезды за Сталинград. Да еще на снимке  платок, который мне очень дорог!  Уходя на фронт, милый Ванечка подарил. Так мы с ним больше и не свиделись… А платок, вишь, уцелел, до сих пор меня согревает!
      Она горестно вздохнула:
      -  Только нет больше у меня ни медалей, ни орденов! Пришел как-то Коля с другом.  Говорит, покажи нам, бабушка, свои награды. Я и принесла заветную коробочку. А они ее с собой унесли вместе с медалями, да ещё и кастрюли алюминиевые забрали. Не пойму только, зачем им кастрюли-то понадобились?! Ни одной в шкафу нет! Теперь в миске еду готовлю.
     Помолчав немного, она добавила:
      – Был у меня ещё орден Отечественной Войны второй степени и орден
За мужество. Они тоже там лежали… Правда, ими наградили уже после войны.
      – А Коля это кто? – спросила я.
      – Внук мой, хороший мальчик. Только с тех пор так и не наведывался! Занят, наверно.
      – Значит, у Вас есть родственники?
      – А как же! И сын есть, и дочка! Последний раз были, кажись, когда пенсию получила. Я им дала денег на продукты, купить крупы, масла постного, хлеба, картошки, соли, сахара… Сама-то никуда не хожу, года не те! На них надеюсь. А сдачу никогда не отдают! Говорят: «Зачем тебе, старая, деньги?» Бог его знает, что теперь почём? Я ведь нигде не бываю. Ноги не носят. Телевизора нет, одно только радио. А там – все про кризис, да про подорожание…
      Постепенно стала проясняться жизнь этой доверчивой женщины. Улыбнувшись, она сказала:
      – Хорошо, когда  в  День Победы с исполкома приходят! Они нас, ветеранов, не забывают. Всегда и торт, и конфеты дарят. А я сладкое так люблю!
      –  Вы, наверное, служили медсестрой?
      – Да, милая. Всю войну раненых на себе таскала. Ох, и страшно было!
Летом еще не так! Кровь впитывалась в землю, а зимой – жуткое зрелище!
Куда ни глянь – снег красный, да бойцы убитые! Там, в Сталинграде, из-под обстрела вынесла командира подразделения и важные документы. За это и получила орден Красной Звезды. Натерпелась лиха, до сих пор кошмары снятся!
      Она умолкла, погрузившись в далёкие воспоминания, сидя на узкой кровати, перед которой не было даже половичка! 
      – Вам холодно? – спросила я.
      – Холодно, очень холодно! – всплакнула Наталия Ивановна, сверкнув льдинками голубых глаз, – лето на дворе, а я никак не согреюсь. Всё мёрзну!
      – А зимой где живёте?
      – Здесь и живу, печку топлю. В прошлом году пошла, было, к Васеньке, а он сказал, что я ему этот, как его, всё забываю слово! А, вспомнила! Что я интерьер порчу. Ты, дочка, не знаешь, что такое – интерьер?
      –  Нет, не знаю, – соврала я.
      – А Васенькин портрет на стенке висит, погляди!
      Мой взгляд остановился на крупном сытом лице мужчины. Конечно, это её сын,  и уточнять не надо! Рядом – цветные фото внуков. Интересно, из какого камня их сердца?   
      Чая мы так и не попили… Да и не было у неё никакого чая! Простившись с новой знакомой, я попала, наконец, на дачу.  Всё валилось из рук. Перед глазами стояла Наталия Ивановна, фронтовая медсестра, попавшая в беду в наше мирное время, только никто не хотел спасать её!  Я и ушла так скоро, потому что не могла больше выносить эту муку! Всё думала, отчего на свете так много несчастных брошенных стариков? Видно оттого, что нет Бога в наших сердцах…
       Вскоре я  снова шла по той же глухой улице, где меня окликнула женщина в синем платочке.  В сумке лежали гостинцы – её любимые конфеты и пирожные. Хотелось порадовать старушку, согреть добрым словом. Прихватила с собой и термос с душистым чаем.
      Отворив скрипучую калитку, вошла во двор и бойко постучала в окошко:   
      – Наталия Ивановна! Встречайте гостью!
      В ответ – тишина. Я заглянула в сад, но там её тоже не оказалось. Вдруг мое внимание привлекли рассыпанные у порога, пахнущие смолой стружки. Те самые, которыми устилают смертное ложе. На крыльце под наглухо забитой дверью, жалобно мяукал осиротевший кот, да из сада доносилось одиночное щебетание какой-то неугомонной птички. Во дворе колыхался полуденный зной, вокруг – ни души!
       Присев на корточки, я погладила пушистого горемыку:
       – Ты кто? Рыжик? Мурчик? Как тебя хозяйка звала? Не жди, она не откроет! Пойдем лучше на дачу, поживешь пока там. А наступят холода –            
заберу домой.       
       Кот, утопая в бурьяне, несмело последовал за мной.
Я закрыла калитку и пошла своей дорогой. А в душе все звучало:
«А день-то сегодня какой, дочка? А час который?»

                А. Солодкая
                ***