Мутанты. I кн. стихов. 1994

Иллюстрация автора               

Сергей Николаев

;; Мутанты
Кн. №1. Стихи
1994
;
                I. РУССКАЯ РУЛЕТКА

1. Портрет космонавта

В душе космонавта жаба
Воспоминаний о боге
И гулящая вусмерть баба,
Ушедшая жить в берлоги.

Мысли его раздеты
Как пьяные комсомольцы,
В смоге его сигареты
Фабрик ртутные кольца,
 
Привязаны лунным канатом
К нему обезьяньи крылья.
Крест на груди космонавта
Осыпан атомной пылью…


2. Симург

Аз  есмь славянский книжный зверь Симург,
Но я дышу не книжными ноздрями.
Я с древа тайн славян, а посему
Лечу сквозь космос тайными стезями.

Лихвою цифр, ва-банков и потерь
Меня крестили – не перекрестили,
Меня звездили – не перезвездили.
Я птицерыбочеловекозверь.

Языческою буквицей огня
Разглаживаю памяти морщины,
И к женщине я привожу мужчину.
Я символ всех читающих в меня!


3. Славянские карты

Кто выдумал эти узорные карты? –
Скажи мне, гитара, цыганка, ответь.
В них дамы – ах! ах!, короли мудреваты,
Валеты вершат авантюр круговерть.

Пусть атомный пламень, и когти мутаций
Гадает цыганка, вошедшая в раж,
Но я станционный смотритель тех станций,
Где атомом движет цыганская блажь.

Там в серых костюмах застыли мутанты,
Из гипса их сердце, из глины броня.
Цыганка гадает. Славянские карты
Летают над скатертью, тайну храня…


4. Лекция

Чертыхаясь, матерясь, божась,
На билет я клянчу денег.
Лекцию читает академик,
Тема: «Анатомия бомжа».

В университетской мудрой лжи
Бьют акценты как часы стенные.
Выйди в поле, там поют бомжи -
Золотые, русские, степные!


5. Бомжи

В гробах сугубо смежных Карабас
И Колобок калякают под мухой:
- Суши портянки, нам лететь на Марс!
- Надень фонарь космический на ухо…

Горит фонарь, пьянит одеколон,
Жирны и ароматны макароны,
А вместо сердца фига в полкило,
А в карманах вараны и вороны.

Гробов сугубо смежных этажи
Гирляндами седых цветов увиты.
Втроём с Непрухой в кайф живут бомжи
Под индексом с межзвёздным алфавитом.

Их легионы бродят по стране,
К фуфайкам приколов седые розы.
Они за нас расплатятся втройне,
Их обескровят первые морозы.


6.

Он Аризону рифмовал с Уралом,
Не поклоняясь монстру твоему,
И был бомжом в родном дому,
А на собачьих свадьбах генералом.


7. Степановские скворцы**

Здесь санитары водку пили,
Играя с психами в буру
И об забор бутылки били.

Когда мелькали поутру
Изгибы практиканток юных,
У главврача звенели струны,
И как Будённый на войне
Он мчал на бешеном коне.

Ключами звякал сторож пьяный,
Кота объедками кормил.
(Чернее бархатных чернил
Кот толстощёкий Валерьяныч).

Струился с неба тихий свет,
Но все они не замечали,
Что полон мир такой печали,
Что в мире сумасшедших нет…

** От названия психиатрической больницы
им. И.И.Скворцова-Степанова


8. Страх

От страха не спасёшься в танке –
Жестокий доктор включит ток.
На электрической каталке
Мчит инвалид, свистит в свисток.

И генералы в шароварах
От страха лезут под паркет,
Но есть от страха в самоварах
Дурманов фирменный букет.

- Хлебни, казак, разгладь морщины,
Из георгина твой мундир,
Всех манекенов на витрине
Ты деревянный командир!

- Вам казака не оболванить,
Мои свистки пугают сон,
Когда шуршит в пустом кармане
Всех страхов страх – Хамелеон!


9. Гладиолус с морщинами дьявола

За окном челюстями скрипят фонари,
Керосиновый голод их мучает.
А фонарщик Василий орал до зари,
В манекены вколачивал случаи.

Бил об стол кулаком, дескать он на войне
Хавал там, где надежда не хавала,
Чтоб на гроб положить Василисе-жене
Гладиолус с морщинами дьявола.

Манекеновы морды умрут до утра,
Треснут кости стола вековечного,
Упадёт на колени фонарщик-дурак
И увидит цветок изувеченный…


10. Русская рулетка

Дед Пахомыч курит на Луну,
Бабка Марья хрупает таблетки,
Нагоняет страх на всю страну
Злое чудо – русская рулетка.

Крутится железный барабан
Во поле, в конюшне, в огороде.
Дед окурок выплюнет в стакан –
Внук умрёт в бессмысленном походе.

Был Пахомыч с Марьей молодой
(Ей фотограф подмигнул, каналья…)
Горько!.. Горько закусить бедой
За семь дней до Беломорканала.

Взять метлу, взлететь бы на Луну!
(Крыльев нет у канареек в клетке),
В лес уйти и плюнуть на страну…
Но зовёт проклятая рулетка.


11.

Мы идём по тонкой паутине,
Сотканной машиной паука,
Мы идём по яростной картине,
И в моей руке твоя рука.

Кто-то рубит саблей паутину,
Но не разрубить её никак,
Как жуку не проточить плотину,
Дураку не раскусить пятак.

И ковёр любви полупрозрачный
Прогибается от наших ног.
Снизу мир – картавый ворон мрачный,
Сверху мир – рождественский пирог.


12. Зверь в офицерских сапогах

Зверь в офицерских сапогах
Опять хохочет надо мною,
Так математик под Луною
Хлопочет в четырёх углах.

Зверь дремлет в свадебном вине,
Когтями рвёт табачный воздух,
Я – в океан, а там на дне
Зверь в травах прячется как в звёздах.

Эй, зверь, сойдёмся на ножах!
Эй, выходи, зверина мерзкий!
Ты в офицерских сапогах,
Я офицер в ботфортах зверских.


13. Снег измен

Воет Бах милицейской сирены,
Вот прохожие – Босх и Бердслей.
Снег измен заметает арену,
Где мы с детства играли в людей.

Ты молчишь за бесснежною далью
В лабиринте коротких гудков,
Телефон-автоматною сталью
Оградилась ты от дураков.

Шнур завился восьмёркою чёрной,
Бесконечной петлёю змеи,
Я в змеиное чрево покорно
Вновь бросаю монеты мои.

Двухкопеечно. Беспросветно.
Снегопад непонятный как сон.
Зазвенела, подпрыгнув, монета,
И ужалил меня телефон.


14. Ворон

Спорт для нищих, а водка для бывших,
Для него папиросный дымок.
Ворон жадно курил на кладбище,
Деревянных не чувствуя ног.

Лес шумел, словно армия женщин,
Шевелились рога и хвосты,
И Норд-Оста железные клещи
Из могил вырывали кресты.

Ворон третью смолил папиросу,
Нахлобучивал шляпу на глаз,
Чтоб не выветрил ветер вопросы,
Словно гвозди засевшие в нас.

Деревянные перья и ноги.
Сон осенний. Звезда в рукаве.
И клубились как змеи дороги,
И шипели в его голове…


15.
(Постмодернизм)

Птица топнет каблуком –
Ангел по полю бежит,
Птица стукнет кулаком –
На иконах снег лежит.

- Ты скажи, пернатый икс,
Голубь ты? Иль ворон ты?
- А зовусь я птица-Стикс,
Краном по лбу – и кранты!


16.
                К картине Владимира Лисунова «Беглец»

Беги сквозь музеев античную сталь,
Сквозь ночь и пожаром забытые стены,
Беги сквозь себя в небоводную даль!
Пусть в спину свистят деревень манекены.

Беги, в каждом сердце начищенный ствол,
На каждой эмблеме узоры из лести,
А в каждом цветке змееосый укол…
Стрелою лети к жаброкрылой невесте!

Круг ночи вращают такие как ты,
Пусть рогофельднефельд капканы расставит, -
Кленовые руки раскинут кресты,
И крылья от бега на них вырастают!


17.

Чёрные руки, держащие вилки,
Режут друг друга по сморщенной коже.
Милая, как это больно и сложно –
Солнце держать в деревянном затылке.

Ночь – ты цветок с головою жандарма,
Лаокоон мускулистой рекламы,
Ночь, ты в обозах классических армий
Авангардистов рождала веками.

Милая, вырвем ночные ресницы,
Чтоб не захлопнулись глаз наших ставни.
Если заснут перелётные птицы –
Мир разобьётся с размаху о камни!


18.

Их очи глубже площадей,
Где ночь на чёрном пьедестале,
Я в крылья заверну людей,
Что от бескрылых слов устали.

- Ну как вам там? Они в ответ
Меня возьмут к себе под крылья.
И нас поднимет без усилья
Свинцовый северный рассвет.
;


                II. ЗЕРКАЛО СМЕРТИ
 

19. Двойники
 
Молчаливый дрожащий швейцар
Студенистую дверь мне открыл,
У него смутный отблеск лица,
За спиною шуршание крыл. 

В снах мерцающих здесь двойников:
Онемевшие лица вождей,
Поцелуй отшумевших эпох,
Механизм исступлённых идей.

В лунных венах мелькают огни,
Сны дымятся былого ума,
Друг сквозь друга проходят они,
Как проходит туман сквозь туман.

Я для них, словно солнечный бог,
А ведь солнца немного во мне.
Лишь тебя в них узнать я не смог
И себя в них узнать не посмел…


20. Зеркало смерти **
(АнтиЛюфтваффе)
(с немецкого)

В адские ямы лётчик летящий,
Пиковой дамы не выносящий,
Чёрная птица милой в конверте –
Всё отразится в зеркале смерти –
Сосен ресницы, спирт муравьиный,
Ландышей лица, солнце в кабине,
Пепел табачный, авиапепел…
Но за удачу разве он не;пил?
Нет тех, кто должен насмерть разбиться,
Вынем из ножен чёрную птицу.
Мы засмеёмся - верьте-не верьте,
Мы поклянёмся зеркалом смерти!
               
                ** Это стихи С.Николаева из цикла «Звёздное лицо Победы»:
  646. Пересечение граней «В снах Морской Столицы я заблудился…»,
  20. Зеркало смерти (АнтиЛюфтваффе), («В адские ямы лётчик летящий…»),
  81. Сон после II Мировой** (с немецкого) («Ганс похоронил аккордеон…»),
  80. Железный сундук * («От деда осталось пять лезвий…»),
  391. Дедушка Аким («Говорил болезный дедушка Аким…»),
  226. Коллекционер * («Примерять ордена с вожделеньем…»),
  228. «Завели на сто семь оборотов…»,
  393. Морской Сталинград («Каждый выбирает что-то одно…»),
  501. В «НеоЭмке» («Стекломолочный лягушарий…»)


21. Этюд

Трамвай ночной – тяжёлый носорог
Газет осенних кожу разрывал,
Крыло зонта прохожий раскрывал,
Хотел взлететь над слякотью дорог.

Ах, осень – Бах в кудрявом парике!
Но сдуть его, и осень – лысый Вий.
В прохожем муравьишке-старике
Мне виден однокрылый Муравий.

Постой, старик, я тоже без судьбы,
Открой глаза, закурим, не робей!
Наш муравийник в пол-часах ходьбы
От неба цвета мёртвых голубей…


22. Метаморфозы

Стоит на Невском гвардия бомжей,
Хрустит хрящами, хлопает ушами,
В гробах трясут от зависти мощами
Два первых бомжа – Вольф и Беранже.

Патруль бомжей опять поймал меня,
И так дерёт, что пухстолбом на Невском.
Мне дали папиросного огня,
Мне отрывают крылья с жарким треском!

В багровых розах синее сукно,
Бомжи сшибают синих птиц гипнозом...
Кусая клювом пух, шепчу одно:
- В Петрополе не в кайф метаморфозы.

И клюв горит в «антоновом огне»,
И новый Босх рождается во мне.


23.

Босх с фиолетовым лицом -
Крещу я водку огурцом,
Я так от злобы фиолетов,
Как завсегдатай туалетов.
Вчера багровый я Вийон,
А завтра Врубель я лиловый,
Мечтаю стать собою снова,
Мечтами насмерть заселён!


24. Морфей

Тебя я по-шамански окрещу
Бокалом со стоградусным шампанским
Крестом гусарским, царским и цыганским
И лунных маков в сердце накрошу.

И щёк твоих порозовеет воск,
Уж маков цвет вовсю на них играет,
Не на земле, а в двух крылах от рая
Пылает лунным пламенем твой мозг.

Есть на Луне для каждого престол,
Туда летят морфеевы квадриги.
А там легки, как христианства книги,         
Четыре мака прогибают стол…


25.

Сирена с твёрдой яблочною грудью,
Скорей надень свой свадебный скафандр,
В метелях петербургского безлюдья
Я поплыву с тобой как Ихтиандр.

Нам свищет из Кунст-камеры Амур,
Кошачий вальс танцуют Бирон с Анной,
Четыре глаза царского орлана
Мерцают нам как в полночь Байконур.

Навстречу нам плывёт Иероним.
Ты узнаёшь пузырчатого Босха?
Мы хлопнем с ним по рюмке купороса
За Петербург, Морфей его храни.

Мы приплывём к Морфею на задворки,
И он зевнёт: - Судьба у вас ясна -
Не разомкнуть ракушек ваших створки,
В вас нету ничего, коль нету сна…
               

26. Ночь

Вползают мысли Сфинксов в телефоны,
Гуляет Медный Всадник без коня,
А в Летний Сад осенние Грифоны
Слетаются, графинами звеня…


27.

Телефонный рыцарь полуночный
Вижу мир глазами старика.
Плачет дождь в органе водосточном,
В жёлтых буклях парка-парика.

Телефоны марсианской службы
Бьют под сердце прямо и под дых.
Виден мир печальнее и глубже
Сквозь очки фантазий золотых…


28.

Я, не умея молиться,
Встаю перед ним на колени,
Когда он един в трёх лицах:
Пушкин, Блок и Есенин.


29. Долохов

В глазах горит железная игра
И ненависть к тюфячному вельможе.
Бог мстит ему: болеют мать, сестра,
А на других героев не похож он.
Когда он волком пьёт дурной настой,
Которым душит сумеречный Невский,
Мерещится, что автор – не Толстой,
А каждым словом смотрит Достоевский…


30.

В ночном Эрмитаже олени сожжённых картин,
В крови юнкера тенеморфными машут руками,
В ночном Эрмитаже на прошлое снят карантин –
Цари и крестьяне дремучими смотрят веками.

Ночной Эрмитаж забывает все истины дня,
Ночной Эрмитаж, ты шепни, что ещё будет с нами?
Олени, цари, и крестьяне, и вся их родня
В сиянии лунном встают под волшебное знамя.

Но кончится ночь, и тоскливые истины дня
Врываются в залы, садятся на троны и даже
Влезают в иконы. А истина в мире одна,
Но это забыли дневные глаза Эрмитажа.

А я, как и все мы, – на лезвии дней и ночей,
На грани смертельной, я страхом бокал наполняю.
У стен Эрмитажа хожу – возле сонных очей,
И ночь или день – что сейчас - я не знаю, не знаю…


31.

Мы курим, чтобы воздух нас услышал,
Ведь в пустоту так трудно говорить.
Из нас в пальто осеннем Воланд вышел
На петербургский фронт окопы рыть.

Нас ложные проспиртовали страхи –
Боимся и бензина, и огня,
И Маргарита к нам в ночной рубахе
Уж не придёт, ресницами пьяня.

Нам тесно так, как будто мы сардины,
Попавшие в консервную беду.
Как Данте, жизнь пройдя до середины,
Мы заблудились в собственном аду.


32.

Ты держишь в руках по горящей свече,
На кем-то сметённой стоишь каланче,
Пружинные птицы картавят окрест,
Клюют твой тяжёлый невидимый крест.

Сирена? Христосыня? Роза ветров?
Кто ты? – Я моргаю как двери метро,
Ведь я лишь брандмействер в казённом ремне,
И полон мой рот петроградских камней.

А ты, словно неистребимая «ять», 
Ты всех, кто пропал, научила мерцать.
И мышцы мерцают пропащих корней,
Сплетаются с мышцами львов и коней,

Вплетаются в новославянскую вязь,
Чтоб древних веков не нарушилась связь,
Чтоб атомный всадник на борзом коне
Летел сквозь туман в телефонном огне.

Хранишь виртуальные лики метро,
Незримых гравюр пожелтевший картон,
И сквозь твои волосы светит луна,
И сквозь твою кожу пылает война.

А утром ты феей мелькаешь в толпе
Иль музой зеркальной в балтийском купе,
Но ночью ты снова на той каланче
И держишь в руках по смолистой свече…


33.

В сиамской стране, где закаты кровавы,
На каждую птицу охранника пост,
Тут Сирин в трухе, просверлённый буравом,
В пыли Гамаюн и в грязи Алконост.

Бокал боднимают здесь с одеколоном
За чучело Вши и за верность Нулю,
Здесь все гладиаторы-хамелеоны,
Но всех ненавижу и всех я люблю.

Мы все близнецы, мы сиамские братья,
Весёлых и пасмурных нас миллиард,
Так больно держать нам Жар-Птицу в объятьях,
Что плачет отечественный Скотланд-Ярд.

Ему не понять – в звёздах зреющей битвы
Не Бог нам поможет и не звездочёт,
А каждый возьмёт по отточенной бритве,
Сиамскую смерть от себя отсечёт!


34.

Я пью утреннюю росу с антенн,
Из зуба ангела ношу амулет,
Я доживу до 700 рентген,
Если не подохну от апрельских котлет.
Моя царевна поёт нагишом
Консервированной лягушкой в пыли витрин,
Ею горжусь и в пустой магазин
Шаром вкатываюсь с корешом.
Вы ненавидеть дрессировали меня,
Но я выдрессировался любить:
В мозгу инвалида – крылья огня,
В тряпке уборщицы – золотую нить.
У вас свинец, у вас мышьяк
Заряжены в ружья железных газет,
Но жизнь ароматна как армянский коньяк,
Которому 2000 лет!


35.

В круженьи веков, государств, поколений
Я странный поэт (в звуках я муэдзин,
А в рифмах я странник иных измерений,
А в ритмах гадатель по книге Ицзин).

Ицзин нам предскажет, что вспять повторится
Времён Карнавал, где цари и князья,
Что ломберный веер раскроет их лица,
И веер никак изменить нам нельзя.

…Вновь Павла увидим (как нерв император),
Курносый и хмурый танцует сюда,
Где вспыхнет в магистре, муштрою объятом
Романтик с пробитою корочкой льда…

Вальс Екатерины гвардейский увидим,
С Владимиром выпьем сварогова сна…
А стих мой ицзинит как Солнце в Тавриде,
Он скажет  «Весна!»  – и наступит Весна!
; 

                III. МАРСИАНСКАЯ КНЯЖНА
 

36.

Вишну цветущим завещаны
Ярких цветов стихи:
Жизнь – путешествие в женщину,
В платья её и грехи.

Шивой осенним завещано:
Если любви больше нет,
Жизнь – путешествие в женщину,
В воспоминанья о ней.

Брахмой плодовым завещано
Путь всех путей найти:
Жизнь – путешествие в женщину,
Смерть – передышка в пути!


37.

Евнухи слушают Баха
В храме, где пахнет Валерией.
У полководца Страха
Мускулистая кавалерия.
У Страха скрипящая книга,
Где кровью написано «Левой!»
Евнухи слушают Грига
В храме, где пахнет Евой.


38. Этногурман

Я всего лишь уснувший Бетховен,
Ты из снов, где не знают про сны.
Жёлтым телом твоим успокоен
С агрокрыльями вкуса хурмы.

Ты горишь кожурой китаянки,
Лао-Цзы иль Конфуца хурма?
Без ушей слышу боцмана склянки:
- Людвиг ван – этноморя гурман…


39. Сюжет

Донна Анна, чернильная роза,
Приувяли твои зеркала.
А в гроссбухе Амура заноза –
Миллиона стальная игла.

Сердце съелось Амуром-собакой,
В дверь стучался Раскольников-гость,
Донна Анна опрыскала лаком
33%-ую злость.

Но Амур сиганул в этот вечер
К Достоевскому в банку чернил,
И Раскольников кукольный череп
Анне-розе любовно разбил.


40. Ночной вызов

Дверь открыли. Хрипела пластинка.
Жарко тёр белый снег на висках
Дон Кихот в деревянных ботинках,
Дон Жуан в золотых носках.

Разгоралась кихотская водка
На жуанских пружинках-усах.
Дульсинея плясала в колготках,
Донна Анна в бумажных трусах.

И смотрели измученным взором,
Словно пёс на куриную кость,
Милицейским давясь «Беломором»,
Санчо Пансо и Каменный Гость…


41.

Одними губами скажи-ка,
Что общее делишь ты с ними?
Ты голая, словно музыка,
Как птица молчит твоё имя.

К стеклу ты прижалась губами,
К стеклу я губами прижался,
И наш поцелуй умножался
Веками, веками, веками…


42. Человек в стеклянной банке

Сижу в трёхлитровке, наперчен, зол,
Давит мне грудь стеклянный камзол.

Эй, подруга в соседней банке,
Давай, из банок умчимся на санках.

Треснем по банкам – банки и треснут!
Вены в осколках. Но путь наш в песнях.


43.

Ты паутинки вместе две связала,
Как мотылёк они летят ко мне.
Но ты меня во мне не узнавала,
Ты думала, что я горю в огне.

А я, как свежевыбритый покойник,
Губами паутинки те ловил,
Потом курил, присев на подоконник,
Припоминал, с какой планеты был.

Мне чудились магические склянки,
Портретов леонардовских овал,
Смольнянки, деревянки, окаянки…
Но лишь тебя в тебе не узнавал.


44. Зима

Ну что ж, зима по-своему права,
Она в меня вколачивала вьюги.
Уж не ищу ни чести, ни добра
В глазах своей очередной подруги.

Зима, зима, ты леденишь сердца,
Ты собрала коллекцию ледышек,
И на очередного молодца
(То есть меня) подруга ровно дышет.

Ну что ж, давай, запрёмся от зимы,
Пусть полумрак окутывает плечи,
Пускай тридцатилетние умы
Концерт английский музыкою лечит.

Зима, зима, ты ужасаешь кровь!
Стань, музыка, нам тёплым одеялом.
У нас нет ничего, но есть любовь,
И кто рассудит – много или мало…


45.

Чёрная собачка с драконом на борту –
Машинка Зингера вышивает туман,
В кривом туманном зеркале наш роман
Радугой вышился за целою версту.

Клоунское зеркало – мои стихи,
Хочется смеяться, дыша на них,
В них артачатся наши ха-ха и хи-хи,
Но грустен роман, он не клоунский стих.

Он то ли выжег нас – то ли нет,
То ль во сне целуя током - то ли наяву,
Наверное, он как болиголова цвет
Осеннюю засыплет нашу мураву.

В зеркало прямое ему больно смотреть,
Веселей – в кривое, там плящут шуты,
Там чушь собачья, там драконова смерть
Машинке антикварной щекотит винты…


46. Меланхолия

Нахохлилась ты словно какаду,
Ну а сказать точнее какадувша.
В дождливом петербургском мы аду,
Там-тамы грусти лупят в наши уши.

Я в джунглях осени с ума сойду,
Балтийским ноябрям отдам я душу,
Но знаешь, грусть – прекрасный стеклодув,
Ну а сказать точнее – стеклодувша.

И полон грустных хищников стеклянных,
Взъерошенных на слякотных полянах, -
Мой африканец – Петербург осенний.

И мы – такие, только без клыков,
Нас стеклодувы выдули из снов,
Из хрупких снов ушедших поколений.


47.

Она в малиновом берете
С испанским говорит послом,
Я не жилец на этом свете,
А значит и на свете том,
Где неподвижная Луна,
Где жжёт дуэльное железо.
А здесь у всех, мой друг любезный,
Лишь ядовитая слюна.
Там вновь наполнит друг убитый
Бокал осеннею землей,
Здесь наши души перевиты
Санкт-Петербургскою змеёй.
Она в малиновом берете
С испанским говорит послом.
Что ж, я жилец на этом свете,
А значит и на свете том.


48.

Марсианская княжна
В стылых Севера ладонях,
В зарослях фабричной вони
И печальна, и нежна.

Я залётный космонавт,
Оживляющий иконы.
Будем пить с тобой ядрёный
Марсианский лимонад.

Поцелуем оживлю
Засмущавшиеся брови.
Север вскрикнет в нашей крови.
И прости, что погублю…


49. В увольнении

Я несу тебе спор, я несу тебе вздор,
И звёзду несу из колодца.
Заденут камень колёсики шпор –
И серебряный звон разольётся.

А месяц набычил свои рога,
Рифмами светятся крыши.
Шпоры есть и на кирзовых сапогах,
Космос их звёздочки слышат…


50.

Тигр живёт между ног ямщика,
Лань живёт между ног княжны.
Мы заснули к щеке щека,
Но и в снах наши звери нежны.


51.

Я клянусь золотыми ноздрями,
Что по паспорту я муравей,
Тьма фантазий прибита гвоздями
К непутёвой моей голове.
А со мной муравьиная Ева,
Нас весною таких легион,
Нам о вишнях с кленового древа
Васильковый поёт патефон.
Мы пришли в этот сад ниоткуда,
Мы сгорим в поцелуе не раз.
Но мы люди, нам хочется чуда,
А любовь – слишком мало для нас!
;


                IV. МУТАНТЫ


52.

В лесах проживают дети,
На первый взгляд они звери,
Они стучат после смерти
В наши глухие двери.

Хмурят мохнатые брови
На каждый наш выстрел меткий.
Мы с ними одной крови,
С одной золотой ветки…


53.

Встань осень перед нами на колени,
Скелетиками листьев извинись
За то, что ленинградские олени
В лесах Санкт-Петербурга извелись,

Что когти псам изъели злые воды,
А у русалок слиплись пузыри,
И радиоактивные народы
Смерть добывают с ночи до зари.

Машинкой не измеришь бога смерти,
Он ощущаем в кончиках волос,
Он может рыбою молчать в конверте
И прыгать чёртом в пачке папирос.


54. Сонет

В лесу стоят деревья разных наций,
Звенит в их листьях Пантеона медь,
Мы к ним летим на крыльях ассигнаций,
Но как на псевдокрыльях долететь?

Мы все поэты невских резерваций
И знаем псевдожизнь и псевдосмерть,
Мы ростом поубавились на треть
Во времена Великих Радиаций.

Спаси, спаси нас, шестиструнный ямб!
Спасите, амфибрахия наркозы!
Мы улететь хотим из ржавых ям

Туда, где Блока мраморные розы,
Где бронзовые Пушкина морозы,
К богам латунным, гипсовым чертям!


55.

- Мы всех попов в гербарий соберём, -
Так думали крестьяне и крестьянки
И ночью расходились после пьянки,
Спеша за керосиновым орлом.

Он освещал хрустящий бурелом,
Болото, где молились Пьяву пьявки,
И леших голубые бородавки,
И шли за ним крестьяне напролом.

Из леших пролетарий выходил,
Сквозь бороду он лозунг говорил:
- Ботаники всех сёл соединяйтесь!

Спеша за птицей с кровью керосинной,
Вы не тяните сельскую резину,
Христа ловить в гербарий принимайтесь!


56. Ночь - 2

Лягушки лают по-монгольски,
«Ночь» – объявляет нам пчела,
И вороны по-комсомольски
Махнули клювом на дела.

Так алкогольно пахнут розы,
Что ноздри в христианском сне,
Сопят языческие козы,
Кайфует филин на сосне.

Лишь не потушит адский пламень
В мундире красном георгин.
Когда приходит ночь сквозь камень -
Снимите шляпу, господин!


57.

В раю повесился дебил
В скафандре обер-лейтенанта,
Он кожей лягушачьей был
Затянут с ног до аксельбанта.

А роза, как кочан капусты,
Качала жирною башкой,
И доминошник «пусто-пусто»
Шептал в змеиной ушко.

А нимфы губками шальными
Пускали в лужах пузыри,
Соревновались жабы с ними,
И лаял даймон до зари.

Нам не разгрызть событий хрящ,
Давайте ж петь и бить баклуши,
И завернёмся, словно в плащ,
В свои геракловые уши!
               

58.

Мы с тобой родились на лугу,
Нам с тобой сказали: - Ни гу-гу.

Ты не думай, брат, что я седой,
Я родился с белой головой.

Голову мою сапог найдёт –
На лугу сто горечей взойдёт.

Ты не думай, брат, что я жесток –
В венах одуванчиковый сок...
 

59. Мутанты

Ржавым молотом ухнут куранты,
Атомов ядра орехами колются.
Из скорлупы выходят мутанты
И Радиации молятся:

«Мать-Радиация, мы падаем ниц
Перед тобой, ты наша звезда.
Твой правый эгрегор смотрит вниз,
Левый – совсем в никуда.

Твоё Царствие, Мать-Радиация,
Всесильно и вечно, потому что верно,
Ты нас собрала в единую нацию –
В гербарий зоомодерна.

Мутанту мутант – кум, товарищ и сват,
Бицепс наш рентгенами мерьте!»
…Такие вот хлопцы у атомных врат
Хрустят скорлупой после смерти.


60.

Возле атомной станции жабы скорбят -
Атом царскую жабу убил.
По-стахановски в гроб загоняет тебя
И себя мирный атомщик Вася-дебил.

От натуги его развинтился пупок,
Миром он никому не отдаст молоток.

Жук Весеньевич, Ель Осеньевна,
Слышен стук за картонной стеной,
Волк Иванович, Марья Оленьевна,
Встанем в полк под хоругвью лесной!


61.

Мы чистили крылья в тени монумента.
- А кто вы такие, - нас грозно спросили,
- А ну-ка покажьте свои документы!
Но мы только фиги в карманах носили.

- А кто мы такие? - фонарики кладбищ,
Еловые рыбы, вишнёвые травы,
Мы косточкой ангела ведаем клады
И гнутым полтинником платим за славу.

Мы видим в асфальте разбитые лица,
Мы разные-разные, добрые, злые,
Из майского золота наши ресницы.
Не дай бог мы спросим: - А вы – кто такие?


62. Элегия

Мы в древнем в лесу,  где туманны дороги,
А вдруг – мы рисунок туманного бога?
А наши одежды – его загляденье?
А наши надежды – его удивленье?
 
Но вырублен лес от угла поворота,
Хозяин исчез, и открыты ворота.

Всё в мире пустяк, только яблони ветка
Не хочет никак согласиться и метко
Нас хлещет по лицам, и щеки в крови,
И птицы-царицы, цари-муравьи
К нам яблоко катят – державный ранет
Сквозь хохот, проклятья и яд сигарет.

Хозяин исчез и открыты ворота,
Но движется лес от угла поворота...

               
63. Храм природы

Мы войдём в шелестящую церковь,
Ту, чьи стены исчезли давно.
Областной Бонапарт, исковеркав
Тело церкви, построил кино.

Улабалась свинарка с экрана,
Пил пират сногшибательный грог,
Годы капали, словно из крана:
Склад, вневедомственная охрана,
Взрыв, ура! И гниющий порог.

Червяки затевали в нём игры,
И смеялись берёзы кругом.
Храм природы... С берёзовым тигром,
Мшистым солнцем, брусничным орлом.

Ходят звери фантазии нашей,
Новой веры искать нам веля,
Мхом поросшее солнце всех краше,
Как и мы, начинает с нуля…
;


                V. ЖЕЛЕЗНЫЙ СУНДУК
 

64.

Во лбу еловом спящего жандарма
Как деревяхи мысли тяжелы:
14-ый год, ура-плацдармы,
Развязаны имперские узлы…

Бомбистку-нимфу видит он во сне:
Грудь левую её зовут Брыканья,
А правая зовётся Трепетанья,
Но филин фыркнул фертом на сосне.

Жандарм очнулся: ферта нет как нет,
Но нет в помине и бомбистки-нимфы,
Лишь за стеною чокаются рифмы –
Опять напился символист-сосед.

Жандармы, символисты и бомбисты…
От них прибудет к смрачному полку,
Где стоголовоуса и речиста
В бараке мразь ползёт по потолку!


65. Яблочная память

Расколи яблоко – и белогвардейцы
Посыплются из сорта «Белый налив»,
И из сорта «Красный шар» - красноармейцы,
Шар земной до косточек кровью умыв.

Расколи яблоко – услышишь самогонную
«Эх, яблочко!» наяривающую гармонь.
Падают из «Антоновки» антоновцы зелёные,
Словно в дантов ад - «антонов огонь».

…Яблони танцуют с ветром как на ярмарке.
Когда плоды срывают деды для внучат,
Тогда время ярое вспоминают яблоки,
В каменное небо лбами стучат.


66. Сын

Мозг батьки звероокого Махно
Мерцает ночью в медицинской банке,
Он заспиртован временем давно –
Изобретатель дьявольской тачанки.

Но злые волосатые глаза
В хлеву следят за нами и в музее,
И на ногах шевелится кирза,
И под трусами копошатся змеи.

Махно, Махно, надорван твой пупок,
Твою тачанку обглодали мыши.
Теперь на взводе атомный курок,
В почёте пластилиновые мышцы.

Мой осциллограф новой злобой дышит,
Я к мозгу батьки подключаю ток.

               
67.

Хмарь лесная, болотный взгляд,
Из дубовых листов погоны.
- За кого ты сражался, брат?
- За зелёных, брат, за зелёных.

Два орловых взгляда горят,
Ржавы крылья и ржаво тело.
- За кого ты сражался, брат?
- Аль не видишь, брат, что за белых?

Молот бьёт и серпы звенят,
Звёзды кровью налились властно.
- Я не спрашиваю, кто ты, брат,
Я же знаю, что ты за красных.

Изрыгая драконий яд,
Жгли вы братьев с подземной силой!
- Но ведь каждый из нас солдат,
Мы сражались, брат, за Россию…


68.

Век пройдёт, или два, или сто –
Солнце Франции брызнет на стол.
Мы закажем бургонский настой
И согнём луидор запятой.

Тост за женщин – лукавых лисиц,
Тост за тысячи солнечных лиц,
В чьих глазищах сонеты горят,
На устах колокольцы звонят!

Надо шпаги скрестить за Христа!
Наша вера, приятель, проста,
Наши шляпы, приятель, черны,
Наши кони, приятель умны,

Потому что плывут облака,
И судьба, словно шпага, легка,
И не вспомнить за тысячи лье:
Кто - Людовик, а кто - Ришелье…


69. Полковник Хорс

Полковник Хорс плюёт в огонь,
В глазах пляшет тоска.
А помнишь, Хорс, махала гармонь
Крыльями у виска?

Мерцана… Марена… Не всё ли равно?
Губы её – карамель.
Слаще «Камю» подавал вино
Вам ординарец Лель.

Правым глазом видна Москва,
Левым глазом – Париж,
Да только пляшет в глазах тоска,
У носа – стрибожий шиш.

Который час? Год какой? –
Истёрся памяти ворс,
Когда до звезды не достать рукой,
Когда отгораешь, Хорс…


70.

Между твоей любовью и моей:
«Эй, муравьи всех стран, соединяйтесь!
На матку муравьиную равняйтесь!
Яд муравьиный сдайте, да скорей!»

Между твоей любовью и моей
Апостолы на конях не промчатся,
Лишь будут в храмах взорванных венчаться
Таинственные выходцы морей.

Между твоей любовью и моей
И белые, и красные кентавры
Гниют на дне удобренных полей,
А время бьёт в надменные литавры

Между твоей любовью и моей…


71. Ночь 1919 г.

Дай губы мне печальные как ветер,
Прохладные как в сумерках сирень.
Очами панны ночь Украйны светит,
Давай, забудем беспощадный день.

…В атаку шли с ухмылочкою странной,
А им навстречу цоканье подков,
Сверкали клавишами фортепьяно
Смеющиеся зубы казаков…

Но в эту ночь, хоть слышно – бой идёт,
Не верится, что люди убивают,
Токует опьянённо пулемёт,
Он самку-пулемётку призывает.

Очами панны вспыхнут в тайнах рощ
И роза, и сурепка золотая –
И к нам в окно на крыльях прилетает
Цветов нечеловеческая мощь…


72. Тюремная ночь

Луна положит морду мне на стол,
Оближет мне тяжёлые морщины,
И я смеяться буду без причины,
Луну лаская по шерсти густой.

А ночь полна цирцеистым цимлянским
Сирени, революции и снов,
И за окном хохочут по-шамански
Гулянки хорохорящихся сов.

И только государственный цветок
Судебных беспощадных приговоров
Молчит в шкафу сырого коридора,
Чернильный, фиолетовый, святой.

Цветок такой же точно мне красиво
Железом выжигали, погляди...
У каждого, Луна, своя Россия,
Не на клеймёной коже, а в груди.


73. Марш 37-го года

На фронтонах Москвы или Сочи
И в кровавом желудке страны
Мы химеры крестьян и рабочих
Из гранитного сна Сатаны.

В кайф пришлись нам фуфайные фраки,
В кайф испанские нам сапоги,
Мы свистим под горой, словно раки,
В наших взглядах не видно ни зги.

В головах наших мысли-гантели,
Мы спортивны, как сытый бульдог,
Мы заселим бараки-отели
У голодных у северных льдов.

И блестят наши лысые космы
Веселее, чем кирза-мечта.
Нипочём нам таинственный космос,
У химер – пострашней красота!


74.

Есть смысл в оставленном пенсне
И в неотправленном письме,
Когда в небритых зеркалах
Не помещается Аллах,
Тот, что пасёт отцов полки,
Когда испепелил виски
Я предвкушением ареста,
А в заколоченном такси
Везут контрольную невесту,
Сняв юбилейные чулки…


75.

Детские лица горят в фонарях
Красными датами календаря.

Детские лица тех лагерей,
Где псы похожи на егерей.

Охота, каждый охранник хвостат,
Сахарно детские кости хрустят.

Помнишь, сказку читали встарь? –
Чтоб забыться – дунь на фонарь.

Дунешь – лай разлетится в ночи,
Красный фонарь от крови кричит…


76.

Он и во френче – медведь:
Пузо, гнойные усики,
Пётр Иванович Смерть
Кушает скользкие трусики.
Гордый, что смог посметь
Делать не, что велено,
Лижет чулки расстрелянных,
Дверь на крючок – и млеть…


77.

Север в седых погонах
Словно хлебнул самогона –
Сквозь ветер я слышу имя,
Любимое меж другими.
Здравствуй! Сейчас утонет
В квадратной моей ладони
Твой цветок пятипалый
От холода бледно-алый.
Брови твои крылаты,
Как у толстовской графини,
Но нам протянули лопаты
Шестирукие серафимы,
А стоглазый начальник
Не видит, как вырос до неба
Цветок прощанья – татарник
С глазами, полными снега…


78. Сон 37-го года

У звёзд ярятся сталинские лица,
И вертухай, прищурясь в потолок,
Ежовые наденет рукавицы
И курит у Вселенной между ног.

И профиль ангела хранит монета,
Сундук Кремля – кровавое вино,
Но и у Люцифера власти нету –
Все наши кости сдать на домино.

И сердце рыбкой прыгает в стакане,
Дай, бабка, на закуску контрабас!
Но к власти вновь приходят марсиане,
И снова марсиане мучат нас.

Играй, мертвец, играй мне на баяне!
Играй, мертвец, не трезв я и не пьян.
Когда-нибудь мы из могилы встанем
И бросим в печь портреты марсиан!


79. Тишина

Сними с меня чешую дремотную,
Перья сонные, платья туманные –
И услышишь очередь пулемётную
И чужую речь деревянную…


80. Железный сундук**

От деда осталось пять лезвий
Да пара заштопанных брюк,
От деда остался железный,
Трофейный саксонский сундук.

Я часто играл в его чреве,
В тяжёлой его тишине,
И медленно мысли как черви
Вползали в меня о войне –

Молчащий охранник на вышке,
Молчание минных полей…
А дед барабанил по крышке:
- Заснул? Вылезай поскорей!

В кошмарах сундук настигает,
Бросает железную тень,
Но дедов кулак заставляет
Поверить в сегодняшний день…

** Из старых тетрадей. Из цикла «Звёздное лицо Победы».


81. Сон после II Мировой**
(с немецкого)

Ганс похоронил аккордеон,
Чьи меха из кожи человечьей.
Слышит Ганс из детства рюмок звон –
Дед с отцом напились в зимний вечер

И кричали: «Космос – новый Рейх!
(А аккордеон играл им марши)
Череп   марсианина орех,
Мы их там пощёлкаем на Марсе!»

Ганс похоронил аккордеон,
Из футляра прорастают розы,
Двигаются клавиши. И сон
Видит Ганс – про дальние морозы…

** Это стихи С.Николаева. Из цикла «Звёздное лицо Победы».


82.

Я, вставив в обойму зубы дракона,
Тени прохожих кошу наповал,
Но я и сам – фантом заоконный,
Меня кто-то дымом нарисовал…


83. Музей снов

Майор вертелся вкруг своей оси
И ржал, как лошадь, но чешуекрыло,
Он пыток фотографии носил
В лопатнике из кожи гамадрила.

В газетном колпаке майора дочь
С овчаркой возле зеркала плясала,
На отраженья в зеркале плевала,
Когда в глазах отца мерцала ночь.

А радиоактивные часы
Рентгенами шушукались, шептались,
Топорщили латинские усы
                В музее снов, что от людей остались…


84. Афганский Аустерлиц

Сапоги ходят в небе над нами,
Где кругом журавлиное знамя,
Одноклассников снежные лица
И седая трава Аустерлица.

Сапоги, вы из чёртовой кожи,
Вы ходили в масонские ложи,
Шли по строкам судьбы без охраны,
И на вас вырастали барханы.

Мозг засыпан песками, но снова
Я шепчу: – Для какого Толстого
Там в горящих песках замерзаю,
Где меня сапоги не узнают?..


85.

Снег летит. Как он похож на моль,
Что пропахла старым нафталином.
Люди есть, у них такая роль –
Снег мести по городским равнинам.

Вставят в зубы едкий «Беломор»,
Поплюют на жилистые руки
И метут седой, слежалый вздор
По всем правилам простой науки.

Снег летит. Как он похож на пыль,
Пыль эпох Платона, Ницше, Канта,
Всех тысячелетий небыль-быль,
Словно перхоть с головы гиганта!
;


                VI. ПЕТУШИНОЕ СЛОВО*
                *(Из старых тетрадей)
 

86. Пожарная команда *

Муха сонная колотится в окно,
А пожарники играют в домино.

Здесь пропахла «Беломором» тишина,
Здесь всё время продолжается война.

Хитрый зверь, его никто не разберёт –
Как огонь себя назавтра поведёт.

И пожарник в стол костяшкою стучит
И в душе с любимым зверем говорит.

* В этом же цикле: 87. «Портрет пожарника»,
174. «Дореволюция».


87. Портрет пожарника *

Я напишу брандмейстера портрет
На фоне старенькой пожарной башни,
Ему пусть будет ровно сорок лет,
Одену я его в мундир вчерашний.

Усы торчком, слегка помялся лик,
Когда в огне искал детей и пьяных,
Пожар в театре ямбургском возник,
Он обгорел, качая помпу рьяно.

Он ординарный, он провинциальный,
Такой банальный, слов я не найду.
В бильярдных, в чайных он молчит отчаянно.
Умрёт в бою. В 15-ом году.

Над ним, как ситец, небо голубое,
Натёртый мелом, шлем его горит,
Ну а в глазах – тяжёлое такое,
О чём он и жене не говорит…


88. Петербургский лубок *

Иван напялит ботфорты,
Впервые нацепит шляпу –
Похож на немца, на чёрта,
Отчасти – на римского папу.

И скажет Марья: – Странно,
Ну выкинул, парень, коленце –
Чем больше похож на немца,
Тем больше похож на Ивана…


89. Смотритель маяка *

Ангел белый прилетает на маяк**,
Ангел курит с дядей Геной табак.

Дядя Гена допьёт свой стакан,
Дядя Гена, ей-богу, не пьян.

- Ты послушай меня, старика –
Не гляди ты на людей свысока.

Там внизу ведь не только грызня…
Да не поймёшь ты, пернатый, меня.

Ангел белый улетает с маяка,
Ангел скрылся от обиды в облака.

Дядя Гена машет шляпой ему,
Дяде Гене плохо в небе одному…

** Собирательный образ 9 маяков Ленинградской
Области:  Стирсуддена, Стороженского,
Деревянного, Нижнего Николаевского, на Бесовом
Носу, Толбухина, Шепелевского, Осиновецкого
и Свирского.


90. Машин валет *

Пляшут, словно чертьё, кувырком:
Шпроты, нитки, цветы и бюстгальтеры.
Перевёрнуто сердце вверх дном –
Маша замуж идёт за бухгалтера.

Он толстяк, он в очках, он старик,
Да зато он всамделишный суженый.
Машин милый – валет сразу сник,
Но рапирой махал несконфуженно.

– Рыцарь мой, мой дружок, мой нахал,
Ты прости и в колоду отчаливай!
А бухгалтер очками сверкал,
А глаза его были печальными…


91.*

Мы с тобой друг друга просто съели.
Мира, мира нам недостаёт!
Милая, поедем, в самом деле,
В церковь смеха. Там танцует кот,

Там сжигают женщин полуголых,
Пилят пилорамою мужчин,
Там из грустных делают весёлых,
У которых сердце без морщин.

Курицей ощипанной смеётся
Клоун с перекошенной трубой…
Мир гранатой к чёрту разорвётся,
Если мы расстанемся с тобой!


92. Старость *

- Осень, - спрошу несмело я -
Это в каком году?
Время оцепенелое,
Словно скульптура в Саду…


93.*

Лесная лужа глубока,
В ней вечер сосны, облака.

Осенний воздух не пустой,
Он пахнет сыростью грибной.

Один корзинкою бреду
На Вегу – верных слов звезду.

Срезаю груздь, шуршу листвой.
Забыт забытый голос твой…


94. Петушиное слово *

Василисник цвести устанет,
Волчья ягода в мох упадёт,
Жёлтым жалом осень ужалит
И по жилам тоску разольёт.

Но я знаю от осени средство –
Петушиное слово одно,
Это звонкого детства наследство,
Ох, и звонкое слово оно!

Но держать его нужно в тайне,
Выдашь тайну – и слово уйдёт,
Или в трудную осень обманет,
От промозглых снов не спасёт.

Я твержу его снова и снова,
С ним навстречу беде выхожу,
Знаю я петушиное слово!
Но его никому не скажу.


95. Натальин Лес *

Ах, сколько россыпей имён
В селеньях, травах и туманах!
Натальин Лес – как лёгкий звон,
Какой-то сладостный и странный.

Как будто тихо я бреду
Сквозь чьи-то светлые печали,
Как будто за руку веду
Ту, что Натальей величали.

Невыразимую печаль
На лапах сосен я читаю,
Натальин Лес, как это жаль,
Твоей Натальи я не знаю.

Натальин Лес заворожён
Своей легко звенящей тайной.
А это имя неслучайно
В российской музыке имён!

* «Из старых тетрадей». Это стихотворение с И.376 «Медвежьим станом»
и И.377 «Заячьим Ремизом» образует «Стансы об именах»


96. Лесное эхо *

Кот шевелит гусарскими усами,
Мы сушим возле печки нивелир,
А бабка в побелевшими глазами
По третьей чашки чай нам пить велит.
И речь её темна до половины:
« Мой муж фигурки мастерил из глины,
Весёлые, цветные как стихи, -
Ромашки, космонавты, петухи...
За синей глиной в лес пошёл он раз,
Вернулся утром, был девятый час.
Он говорил, в лесу он видел эхо,
Его лепил, и было не до смеха –
Он что-то непонятное лепил
И только воду, только воду пил.
- Какое – эхо, - расскажи Иван.
- Я видел эхо, - повторял он тихо.
Налили водки – не помог стакан,
И увезла его в район врачиха.
Вот так-то вот…». 
                Огонь в печи погас,
И кот глядит на угли, не мигая,
Как будто понял кот, про что рассказ.

Лесное эхо. Музыка лесная...

             
97. Осенняя охота *

Выпьем, дядя Вась, за нашу осень!
(Егерь мой воинственен как Марс),
И тебе нальём, наш славный пёсик
С мусульманским именем Джульбарс.

Выпьём, пёсик, за леса родные
И за тех, кого сшибаем влёт!
Только, в небе – что за позывные?
Что за белоснежный самолёт?

НЛО-то ангел! Вот так дело!
Но, шалишь, пернатый, бога нет!
Я влепил картечью в это тело,
И в берёзы врезался объект.

Только где он? Не найти, хоть тресни,
Пёрышка с Джульбарсом не найду.
Тихо так, как будто сбили песню
Или за нос дёрнули беду…


98. Джульбарсу перед охотой *

Ну не смотри ты как портрет,
Нам ночью предстоит потеха:
Мерцанье крови, искры смеха,
Горячий шестипалый след.
Мы непритворно разозлимся
На эльфов, леших, ведуних,
Вновь отыграемся на них
За тех, кого мы так боимся…


99. Монолог пса *

Я сжимаю челюсти стальные,
Охраняю яблоневый сад.
Тяжелы ранеты золотые –
Вору будет не уйти назад.

Ночь. Сквозь проволоку пролезает
Мальчик, что хитрее хитрых лис,
Но не спит хозяин, он мечтает,
Чтобы я кого-нибудь загрыз.


100. Автопортреты Пиросмани *

Олени, львы, жирафы, лани –
Автопортреты Пиросмани.

Гуляки с грустными усами –
Автопортреты Пиросмани.

И злые розы в Алазани –   
Автопортреты Пиросмани.

Жирафы, розы, львы – как дети,
А он как бог – за всех в ответе…
;

Содержание
_________________________________________I. Русская рулетка
1. Портрет космонавта («В душе космонавта жаба…»)
2. Симург («Аз есмь славянский книжный зверь Симург…»)
3. Славянские карты («Кто выдумал эти узорные карты?..»)
4. Лекция («Чертыхаясь, матерясь, божась…»)
5. Бомжи («В гробах сугубо смежных Карабас…»)
6. «Он Аризону рифмовал с Уралом…»
7. Степановские скворцы («Здесь санитары водку пили…»)
8. Страх («От страха не спасёшься в танке…»)
9. Гладиолус с морщинами дьявола («За окном челюстями скрипят фонари…»)
10. Русская рулетка («Дед Пахомыч курит на Луну…»)
11. «Мы идём по тонкой паутине…»
12. Зверь в офицерских сапогах («Зверь в офицерских сапогах…»)
13. Снег измен («Воет Бах милицейской сирены…»)
14. Ворон («Спорт для нищих, а водка для бывших…»)
15. «Птица топнет каблуком…» (Постмодернизм)
16. «Беги сквозь музеев античную сталь…»
17. «Чёрные руки, держащие вилки…»
18. «Их очи глубже площадей…»               
_________________________________________II. Зеркало смерти
19. Двойники («Молчаливый дрожащий щвейцар…»)
20. Зеркало смерти (АнтиЛюфтваффе) («В адские ямы лётчик летящий…»)
21. Этюд («Трамвай ночной – тяжёлый носорог…»)
22. Метаморфозы («Стоит на Невском гвардия бомжей…»)
23. «Босх с фиолетовым лицом…»
24. Морфей («Тебя я по-шамански окрещу…»)
25. «Сирена с твёрдой яблочною грудью…»
26. Ночь («Вползают мысли сфинксов в телефоны…»)
27. «Телефонный рыцарь полуночный…»
28. «Я, не умея молиться…»
29. Долохов («В глазах горит железная игра»)
30. «В ночном Эрмитаже олени сожжённых картин…»
31. «Мы курим, чтобы воздух нас услышал…»
32. «Ты держишь в руках по горящей свече…»            
33. «В сиамской стране, где закаты кровавы…»
34. «Я пью утреннюю росу с антенн…»
35. «В круженьи веков, государств, поколений…»
___________________________________III. Марсианская княжна
36. «Вишну цветущим завещаны…»
37. «Евнухи слушают Баха…»
38. Этногурман «Я всего лишь уснувший Бетховен…»
39. Сюжет («Донна Анна, чернильная роза..»)
40. Ночной вызов («Дверь открыли. Хрипела пластинка…»)
41. «Одними губами скажи-ка…»
42. Человек в стеклянной банке («Сижу в трёхлитровке, наперчен, зол…»)
43. «Ты паутинки вместе две связала…»
44. Зима («Ну что ж, зима по-своему права…»)
45. «Чёрная собачка с драконом на борту…»
46. Меланхолия («Нахохлилась ты словно какаду…»)
47. «Она в малиновом берете…»
48. «Марсианская княжна…»
49. В увольнении («Я несу тебе спор, я несу тебе вздор…»)
50. «Тигр живёт между ног ямщика…»
51. «Я клянусь золотыми ноздрями…»
______________________________________________IV. Мутанты
52. «В лесах проживают дети…»
53. «Встань, осень, перед нами на колени…»
54. Сонет («В лесу стоят деревья разных наций…»)
55. «Мы всех попов в гербарий соберём…»
56. Ночь - 2 («Лягушки лают по-монгольски…»)
57. «В раю повесился дебил…»
58. «Мы с тобой родились на лугу…»
59. Мутанты («Ржавым молотом ухнут куранты…»)
60. «Возле атомной станции жабы скорбят…»
61. «Мы чистили крылья в тени монумента…»
62. Элегия («Мы в древнем в лесу, где туманны дороги…»)
63. Храм природы («Мы войдём в шелестящую церковь…»)
_______________________________________V. Железный сундук
64. «Во лбу еловом спящего жандарма…»
65. Яблочная память («Расколи яблоко – и белогвардейцы…»)
66. Сын («Мозг батьки звероокого Махно…»)
67. «Хмарь лесная, болотный взгляд…»
68. «Век пройдёт, или два, или сто…»
69. Полковник Хорс («Полковник Хорс плюёт в огонь…»)
70. «Между твоей любовью и моей…»
71. Ночь 1919 г. («Дай губы мне, печальные как ветер…»)
72. Тюремная ночь («Луна положит морду мне на стол…»)
73. Марш 37-го года («На фронтонах Москвы или Сочи…»)
74. «Есть смысл в оставленном пенсне…»
75. «Детские лица горят в фонарях…»
76. «Он и во френче – медведь…»
77. «Север в седых погонах…»
78. Сон 37-го года («У звёзд ярятся сталинские лица…»)
79. Тишина («Сними с меня чешую дремотную…»)
80. Железный сундук («От деда осталось пять лезвий…»)
81. Сон после II Мировой («Ганс похоронил аккордеон…») (с немецкого) 
82. «Я, вставив в обойму зубы дракона…»
83. Музей снов («Майор вертелся вкруг своей оси…»)
84. Афганский Аустерлиц («Сапоги ходят в небе над нами…»)
85. «Снег летит. Как он похож на моль…»
VI. Петушиное слово
______________________________________*(Из старых тетрадей)
86. Пожарная команда* («Муха сонная колотится в окно…»)
87. Портрет пожарника* («Я напишу брандмейстера портрет…»)
88. Петербургский лубок* («Иван напялит ботфорты…»)
89. Смотритель маяка* («Ангел белый прилетает на маяк…»)
90. Машин валет* («Пляшут, словно чертьё, кувырком…»)
91. «Мы с тобой друг друга просто съели…»*
92. Старость* («- Осень, - спрошу несмело я…»)
93. «Лесная лужа глубока…»*
94. Петушиное слово* («Василисник цвести устанет…»)
95. Натальин Лес* («Ах, сколько россыпей имён…»)
96. Лесное эхо* («Кот шевелит гусарскими усами…»)
97. Осенняя охота* («Выпьем, дядя Вась, за нашу осень!..»)
98. Джульбарсу перед охотой* («Ну не смотри ты как портрет...»)
99. Монолог пса* («Я сжимаю челюсти стальные…»)
100. Автопортреты Пиросмани* («Олени, львы, жирафы, лани…»)   
;