Так запросто про тебя

здравствуй, хороший, а у меня тут уже зима...
впрочем, она всегда, ведь она внутри.
если меня в кабаке повезет поймать,
молча и не расспрашивая - бери!

вот тебе маленький персональный бордель.
проверяй на вкус, на излом, на стойкость краски,
оставляй на мне пробы, чтобы пару недель
я носила только строгие водолазки.

так, чтобы я не хотела вернуться в дом,
чтобы пряталась в ночь от света оранжевых фонарей,
чтобы жалась к тебе, целовала опухшим ртом,
чтобы хрипло чуть слышно: "иди же сюда скорей".

чтоб смеялся:
- да на что тебе сдался я?
чтоб горячо шептал мне, едва дыша:
- в поцелуях твоих удивительный сладкий яд,
поцелуи твои смертельны, моя душа...

поцелуи мои прицельны - не в бровь, а в глаз,
в подключичную ямку, в передний сломанный зуб...
и запляшут снежинки, и заиграет джаз,
и земля останется далеко внизу.

красота твоя нежданная, поднебесная!
друг у друга с макушек жадно вдыхая снег,
мы роняем себя в темноту ночную подъездную,
жутковато и сладко, словно в дурацком сне.

ты до краёв заполняешь собою бездну,
мою алчущую вечно голодную пустоту.
может быть, тебе это даже неинтересно,
но я хочу тебя так, что привкус крови во рту.

и ты отвечаешь эхом:
- я тут.
я не богат и даже не знаменит,
и если это не вовремя - извини,
но я хочу тебя так, что привкус крови во рту,
так, что мир вокруг вращается и звенит.

но тут между нами установлена черта,
на этом оканчивается наша программа.
до утра любоваться дымом из тонкого злого рта,
слушать невыносимо прекрасного Мандельштама.

это как неожиданная затрещина,
горькая сказка о тебе и твоей любви.
это значит, что сбудется всё обещанное,
это значит "не выделывайся, живи".

издевательская молитва о нашем несбывшемся,
в абсолютное одиночество по великой реке.
послушай! если мне ещё дышится -
ты найдёшь меня в кабаке.