Пятикнижие

Перед штормом можно Торе
посвятить полдня.
Там полно любых историй
для меня.
Знаки - жажда, зной, кружение
рыб вокруг.
Есть закон о всесожжении,
если чертит круг
Солнце, созывая птиц
в стаю миражей.
Что там? Снова круг из лиц
сов, медуз, ежей?
Кажется? Мерещится. Что? Не знаю.
Значит, это... Разум мой сушит зной.
Сам я птицей бронзовой над волной взлетаю...
Только не домой.
Вроде, не еврей я.
И зачем мне пытки?
Палестина, Сирия?
Нет. В ладонях свитки:
Пузыри-мозоли и другие знаки
от канатов и узлов, жжения - огня...
Лодка - что-то вроде бешеной собаки,
с хрипами бросается на коня -
в белой пене вороного, шкура позолочена.
Он не знает ни узды, ни стремян, ни плети...
Хлеб насущный для меня - миль полсотни к ночи,
а ещё вода дождей, и, конечно, сети.
На ходу готовить пищу - маята и горе.
Ветер вороному белогривье дыбит.
Поневоле снова думаешь о Торе,
если парус сорванный - простыни для рыбы.
Вроде не еврей я, знать, лицом не вышел.
В жажде и от голода - головокружение...
На ладонях свитки - Пятикнижие,
в них - закон суровый о самосожжении.