Мы

Мы, возможно, не те и, возможно, живем не там,
Оставляя друг другу в сердце кровавый след.
Так картины Дали в тесной клетке оконных рам
Превращались в стекло в серой пыли минувших лет.

Душу греет печаль, тело – красный бокал вина.
В липкой тьме за окном утонуло, что было днем.
Пропускаю тоску злого города сквозь себя,
Забываясь хмельным, но чертовски приятным сном.

В диком танце огней промелькнет десять сотен лет –
И последняя жизнь странным сном обратится в пыль.
Может, зря я вернулась обратно в сей черствый век?
Да у Жизни моей в керосинке сгорел фитиль.

За холодной рекой, на далеком пустом брегу
В длинном саване белом, как первый декабрьский снег,
С алой свечкой в руках и копченой монетой во рту
Буду я. Так писал один древний грек.

Я Харону отдам ту монету за тяжкий труд
И пойду за тобой по просторным чужим лугам.
Ты не помнишь меня… Но про это, конечно, врут -
Я же в местном раю семеню по твоим следам.

Среди белых цветов, как пушистые облака,
Я в плену карих глаз и едва могу различить
Как блестит синевой поднебесья одна река.
По поверью туземцев, с нее нужно воду пить.

Хладных капель, как слезы, поток заструился внутрь,
Размывая печаль, растворит пепел прошлых дней.
Я открыла глаза. Ты спросил меня: «Вы к кому?»
Я смахнула слезу и пропала в кромешной тьме.