Вольный Крест. III кн. стихов. 1999

Иллюстрация автора

Сергей Николаев

;; Вольный Крест
Кн. №3. Стихи
1999
;
               
       I. ИЗ «КРАТКОЙ  ЭНЦИКЛОПЕДИИ СНОВ»

1.

Вздохнёт ли коромысло, прошмыгнёт ли мышь -
Дедушка да бабушка в коконах спят.
Изба в паутинных снах. Тишь, тишь...
Взмахнут ли дедка с бабкою руками опять?

Придут новые хозяева, и предыдущих - вон,
Новые пылесосы по-новому гудят.
Выкинут старичков в бурьян из слепых окон,
Они словно фараон с фараоншей спят.

А новые хозяева скок да прыг-скок,
Их век пройдёт - затихнут, да в коконы - шмыг,
В саркофаги жёлтые, как Египта желток,
Проперченные круто, как венгерский шпиг.

А у прежних хозяев поступь тяжела,
Ходят их фантомы голы при Луне -
С Командоршей Командор. Такие-то дела.
А двойники новых ещё на этой стороне.

Скоро ли треснет саркофагов скорлупа?
И выйдут новые и старые бабки-деды?
Послабей медведя, но посильней клопа,
И с фантомами своими спляшут в полбеды?

В серебряных фуфайках бабушкины сны,
А дедушкины сны в кирзах золотых,
Их двойники весёлые не все пришли с войны,
Легион их сгинул, соком налитых,

Cоком одуванчиков, горьким как Луна,
Ведь к Луне стремятся души всех крестьян...
Зазвенит тихонько навозных вил струна,
Лысинку почешет старенький стакан.

В коровах да баранчиках есть ещё мысля,
Во козлах да петухах есть ещё стихи.
Бабушки да дедушки крякнут опосля,
Треснут коконы их душ - негрехи-грехи...



                Борису Краснову   
2.
               
Ты - древоточец, в этом и загвоздка,
Усы твои железны как крюки,
Бамбуковая строгая походка,
Высоки неживые каблуки.

Но в пиджаке хитиновом таится
Со страхом пузырёк. Налей! Налей!
И вспоминай немеркнущие лица
В тумане свежесъеденных аллей.

И по последней моде деревенской
Завей в дугу упрямые рога,
Удобнее садись на стульчик венский
(Коленкою назад дрожит нога).

Зашебуршатся фотографий крылья,
Запузырится в чае сахарок,
И затанцует мыслей эскадрилья,
И головой поникнет фраерок...


3.

Я видел - каменья тлели
В изуверстве словес,
Я видел фиглярство форели
И потому не воскрес.

Зачем воскресать? Деревня
Посмертно опять во мне,
Я новым был, стал древним,
Мои кирзачи в огне.

Но скрип уключины слаще
Крестьянской вязи огня.
Много ли, дедушка ящер,
Шерсти возьмёшь с меня?

Плывём белее бумаги,
Улыбки - как молоко.
Иго моё есть благо,
А бремя моё легко...


4.

Он поднялся на «Поднятой целине»
К Луне, к маскарадной её стороне.
На оборотной - ящурный дождик,
Фантомы колхозников и коней.
Гулящую правду родил нам художник,
Блудим, двуликие янусы, с ней!


5.

А профессор с гаденькой улыбкой
Подключает ток.
Ангел, ангел с деревенской скрипкой,
Потерпи, браток!

А профессор курит сигарету,
Пепел падает на ботинок,
И в крови намокшая газета
Успокаивает затылок...


6. Сельская пирушка
(Виньетка)

Поломалась пушка – я заряжу гармонь,
Лёгкою лягушкою киданусь в огонь.

А там то ли призраки местной голытьбы,
А там то ли признаки массовой ходьбы.

Но по кайфу ль жмякнулись, спирт-новокаин?
Галифе ли квакнулись? Наливай, налим!
 

7. Дореволюция *

От Ямбурга немногое осталось:
Есть в Кингисеппе несколько домов,
В которых теплится тихонько старость
Провинциальных русских городов.

Да-да, завод, конечно, новостройки -
Я вдоль и поперёк их прошагал,
Но где б здесь Карамазов мчал на тройке?
Где голубятни, что любил Шагал?

Я колокольне кланяюсь пожарной,
Она важней брандмейстерских носов,
Ей снится шелест «Нивы» антикварной,
Линейка, шлемы, помпы и клаксон.

Дореволюция прижилась в тихих зданьях
Обрывками брокгаузных томов,
Чтоб не сошло на нет очарованье
Провинциальных русских городов!...

* Из старых тетрадей. В цикле также: 86. «Пожарная команда»
 и 87. «Портрет пожарника».


                Анатолию Иванену

8. Провинциальный китч

Рота солдатушек сквозь игольно ушко
Проходит уж два года - верю, что пройдёт,
Словно заводная, крестится старушка,
Щёлк! - остановилась, кончился завод.

На велосипедах подскакивают дамы,
Катят очень быстро, от сёдел торчат,
Я не удивлюсь на них, если станут мамы -
Много тех в империи, кто вот так зачат.

Волосоантенный змей в лесах застонет,
Антиправославный, словно бы Дантес,
А из парикмахерских в огне-одеколоне
Парикмахеры бегут с ножницами в лес.

Всеволожск да Тихвин, Ямбург да Корелу
Змею жалить сплетней дюже по нутру:
В северной столице, мол, приставили умело
Карла безлошадного к лошадному Петру!


9. Провинциальный сюр

Возле Шлиссельбурга выходцы Бастилий
Хвалятся дипломами в сожжённых церквах,
Ни их шляпах клейма: «Или Цезарь, или...»,
Иль татуировка - заяц на морквах.

Конфетти преданий, слёз и благолепий,
Словно бы футбольный матч самоубийц.
Зелены вы? Верно. Только вы не в склепе,
Тут вам с некроформом не поможет шприц.

Рукава пальтушек мёртвыми узлами
Бьются по Норд-Осту вдоль балтийских стрел;
Здесь филёр ощупывает «два по сто» усами,
Извиняется, что он в Тауэр не сел.

Возле Шлиссельбурга древокривокорни
Сплетаются с грифонами, львами, лошадьми;
Огнь с вином зелёным расцветает чёрным,
Полным засекреченными, тихими людьми...


                Глебу Горбовскому
10.

Чтоб огня весёленького грел иерогли;ф,
Надо терпеливым быть, словно птичка-гриф,
Дабы тарантасик наш по небу шнырял,
Чтоб апостол Пётр нам ключики вверял.

Ключики от сада нам рыбных пузырей,
Ходят там под рученьку ходики зверей:
Болтики да жужелицы, гаечки-жучки,
Фантики-пружиночки, мысли-башмачки.

Всё давно завинчено в вальсик мировой,
Будь ты с кочерыжкою, будь ты с головой,
Али ты укушен был скумбрийкою злой,
Аль ты на лошадочке пляшешь заказной.

В антикварных рамочках петербургский рай,
Сфинксики-грифончики крикнут: - Выбирай!
Выберешь портретики, в них танцует свет
Всех в саду гуляющих во театре лет…


11.

У Мороза и Пурги есть неродные дети,
Дети нелюбимые в шапках полурваных.
Вы их не поймаете в ласковые сети,
Вы их не заманите в счастливые страны.

Их страна: музеи, крыши да помойки,
Их судьба: окурки втаптывать в раже,
Кренделя выписывать на Фонтанке-Мойке,
Стакан мозольной жидкости выпив в Эрмитаже.

Выпив, чтоб прочистить смурные окуляры,
Чтобы видеть дальше ангела и птицы,
Чтоб Морозу и Пурге смог помолиться
Мороза и Пурги ребёнок полустарый...


12. Наш доктор

Сверля глазами мглу Фонтанки,
К нам доктор седенький идёт.
Очки - смоленские баранки,
В бутылочке - тамбовский йод.

Он не привёз для нас, обманщик,
Яд иноземных докторов
И спрятал кукиш в чемоданчик
Для титулованных воров.


13. Солнечная нить

Из миллионов нитей соткан запах
Рекламный, светофорный, колдовской,
Но в городских свистках, ужимках, шляпах
Нам не хватает нитки кой-какой.

Где кой-какая ниточка, хреноид? -
Хреноида ничем не прошибить.
Но тут почует из тюрьмы быдлоид -
Его целует солнечная нить.

Ей салютуют: толстосум-калека,
Карл-пролетарий, академик-гном.
Тем, ниточка, ты - альфа и омега,
Кто сдал свою судьбу в металлолом!
;


                II. СОЦАРТ
 

14.

Почему Дантес и Пушкин? -
Мы узнаем чёрта с два,
Почему Лермо’нт с Мартыном? -
Мы узнаем чёрта с два,
Блок стал Блоком иль не Блоком -
Мы узнаем чёрта с два,
Что за звери в Англетере -
Мы узнаем чёрта с два.
Не узнаем, не узнаем
Не узнаем никогда!
А узнаем - будет грустно,
Не узнать бы, господа...


15.

Пёс Павлова к крольчихе Дурова жмётся,
У них без инструкций царит произвол.
Согласно инструкции вошь изовьётся:
- Пусть мне изготовит Шаляпин камзол!

В Есенинофобии Большой Советской,
В т.15, стр.106 -
Инструкции махонькие, словно нэцке,
Понюхаешь их - и не встать и не сесть.

Согласно инструкциям всюду засада,
А душу терзает стихов фисгармонь.
Брось в шляпу мне рифму, я здесь за оградой,
Где антиинструкций огонь!


16.

И тот же, кто нас инкрустировал
Слезами злых альфацентрян,
Тот в череп нам доллар вмонтировал.
Весёлый пошёл кегельбан!:

Несут экскремент гуманоида
В проамериканский ликбез,
К мочалкам по икс-синусоиде
Гумозный шустрит мерседес,

Молитва мясная, морозная
Летит, как стрела, в облака,
И пляшет статуя навозная,
Пустой свой кусает рукав,

И воет во тьме одичалая
Профессорская голытьба.
И мыло теперь и мочало я,
Мне в доску умыться судьба!..


17.

В бензобак зальют нашу кровь,
Нас набьют в громыхающий кузов
И спина к спине, пузо к пузу
Прямо к счастью везут сквозь любовь.

Бабы новых шофёров рожают,
Их идеи горят на лице.
Глянь из кузова - жизнь дорожает!
Дешевеет великая цель!


18. Марусе

Патефоны истекают ядом,
Распевают песни перемен.
Дай, Маруся, плитку шоколада,
Два по сто - и счастлив манекен!

Патефоны истекают былью,
В сердце расцветают два по сто,
У меня стальные руки-крылья,
Вместо сердца - пламенный мотор.

В час, когда кровавые атланты
Держат буквы грозные афиш,
Тоньше паутины твои латы,
Между мной и смертью ты стоишь...


19.

Я в концлагерный мусор бутыль закатил
С майским духом, мечтами и снами,
А её наш унылый охранник отрыл,
Хлопнет сотку - и сердцем он с нами.

Он летает теперь над бараком ночным,
Ловит кайф, и поёт, и хохочет,
Но когда цепенеет бутылочный дым,
Он похмельным железом примочит.


20. Жестокий романс
(Этюд-6)

Кошачий мурр-мурр прокрути назад,
Услышишь – нимфа романс поёт.
Это гамадриада, сбросив наряд,
Ночь с новым романтиком пьёт.

Красоту её не поймают в сеть
В час, когда меркнет компьютерный мозг.
Столько любви в гамадриаде сей,
Сколько жара в пламени лоз.

Поёт гамадриада интернетный романс
(Ночью его невозможно не петь).
Но пусть не обманет, братия, нас
Древесной любви паутинная сеть!..


21.

Заряжен ли волшебный револьвер?
Почисти перья, подтяни подпругу,
И сквозь стада красногвардейских вер -
Туда, туда - к Царицыному лугу.

Мой дедушка и бабушка твоя
Дерут здесь в хвост и гриву белых.
Белогвардейской кровушки струя
Для комиссаров - сахарное дело.

Стреляй! - На комиссарше вспыхнет мак,
На комиссаре огненная птица
Клюёт ему часы: так-так, тик-так,
Чтоб никогда на свет нам не родиться...


22.

Падает снег в комиссарские рясы,
Падает снег в запустелые классы.
Рыльце в снеговых-яговых пушинках,
Словно дюймовочка в первых морщинках.

Падает снег в деревянные уши
И в дирижабли - слова надувные.
Падает снег. И всё глуше и глуше
Слышится хохот и чавканья злые.

Чёрный взъерошенный рыцарь удачи
Точит зазубренным клювищем лясы,
Некто двуглавый на лапах кошачьих
Жрёт-недожрёт мавзолейное мясо...


23.

Cжёг он твои и мои предсказанья,
Богу любви ампутировав знанья,
Жадный любовник свинок-копилок
(Тот, кто мне пристально смотрит в затылок).

Он разбивает профессорам стёкла,
Кровью любая газета намокла.
Спрятал копыто в коровий ботинок
(Тот, кто мне пристально смотрит в затылок).

Крошит он кости, и кушают кости
Чёрные гости и белые гости.
Мылится, мылится жирный обмылок
Века, который мне смотрит в затылок...


24.

Мы живём на острие бритвы,
Но мы махонькие, меньше песчинки.
Если в витязей превратимся для битвы -
Нас бритва разрежет на две половинки.


25.

Однако же, летит Хавронья,
Махровым хлопает крылом.
Мы ей кричим «Виват!» спросонья,
Она глядит на нас орлом.

Лови свинью! Пошла потеха,
Достали сети и гарпун,
Но твёрже грецкого ореха
Свиное слово «карачун».

Не дрейфь, а целься прямо в рыло,
Пока щетиной не оброс!
Пока ты воин винтокрылый,
АнтиСвинья-Великоросс!


26.

У нас паспорта из снега,
Наши печати кровавы.
Альфа, браток, и Омега,
Ладога и Онега,
Уставы, браток, уставы...


                Анатолию Пикачу
27.

Нам телевизор дарит речи,
Их произносит на заре
Недолговечный человечек,
Живущий в мыльном пузыре.


28.

Взгляни-ка в тигель сквозь очки,
В бурление греха:
Жуки, котангенсы, щелчки,
Пружинки, чепуха.

Но ежели под мухой ты,
В алхимии строфы
Увидишь божии винты
От Вятки до Уфы!
;


                III. ЭГОЦЕНТРАЦИЯ
 

29. Цветок Ихтиандра

Окурки дымились в карманах скафандров,
На рыцарских шлемах - пролитый коньяк.
Цыганка гадала звезду Ихтиандру
Так, словно летал над покойником дьяк.

Гадала по мумиям двух астронавтов,
В глазницах у них атеизма огонь;
Их лобные кости молчали гранатой,
Искрились в снегу, словно свадебный конь.

Цыганка, гаданья твои бесполезны,
Коль сам от себя не умчишь на коне.
Коньяк, расцветающий в жабрах железных,
Цветком Ихтиандра сгорает во мне!


30.

Будешь в зеркало мудрости долго смотреть -
И увидишь ты в нём обезьяну.
Лучше в небе звезду рукавом протереть -
И узнаешь судьбу без изъяну.

Ты увидишь, как жирный античный насос
Выезжает в трёх многоносаках,
Как мяуки-аф-афки с глазами стрекоз
Мимикрируют в бронзовых браках.

Только ты, гладиатор любви, не грусти
В предвкушеньи посмертного лавра,
Лучше плюнь в потолок, да в кулак засвисти,
Заскорузлый как ноготь кентавра!


31.

Начался чёрный кайф, колотун и дубак,
Словно нас оприходовал «Першинг»;
И в момент сигарета увяла в зубах
В муравейном шкафу для умерших.

«Муравьи окружают, эгей, берегись!» -
Муравьед закричал муравьеду.
Можно сбить кирпичом и луну, но не жизнь,
Я по мёртвому снегу поеду.

Мчится мой шарабан, а внутри никого,
Только мёбиус новых рождений.
Муравей, не шугайся себя самого,
Муравъедный вознёс тебя гений!


32.

Буковки дыханием отогревал старик,
Старые названия он с томов стирал,
Новые он золотил, а в фениксах зари
Как они горели-то! Кто бы понимал.

Вот старик приблизился, дунул на меня.
Сердце отогрелось, да. Но меня схватив,
Ноты быстро он соскрёб с моего огня
И ушёл довольный он, меня переменив.

Имя очень странное я теперь ношу,
Старое-бывалое я почти забыл,
Золотым будильником я теперь пляшу.
Где огонь мой плохонький? Старенький мой пыл?

Да, теперь умён я стал, песен не пою,
Стал важнее цапеля, пышнее журавля,
Только как забыть-то мне песенку мою?
Кончилася песенка, кончился и я...


33.

Ни на что не променяю пшеничную волю -
Наматывать на мускулы ветра злую сбрую,
Лишь на пустяки лёгкие по лёгкому полю,
Пустяки пустячные - смех да поцелуи.

Из остатков жизни нам лёгкость осталась,
Ясность и смешливость ядрышка пшеницы,
Чтоб расстегнуть крючочек на самую малость
На сиреневом камзоле испуганной птицы.

Быть человеком - быть камзольной птицей,
Курить «Казбек» из роз, перьев и полыни...
Рассмеши нас, птица, ты яви нам лица,
Те, что не являла никому доныне!


34.

Охотится за нами Дама треф,
Треф деревянных, каменных, железных,
И щурится Великий Барельеф
С неизличимой умственной болезнью.

Когда идёт охота на мутантов,
В дебильем смехе мудрость затая,
Меняют кожу змеи аксельбантов,
Меняю я очередное «я».

Найди мутанта и его убей!
Но как убить? - Он пляшет в мясорубках,
Он с золотыми искрами бровей
В курительных и телефонных трубках!


35. Однокрыл

Манускриптом мне, ох, крыла свело,
Фолиантом сна, бортжурналом зла,
Принуждён летать я, залив мурло,
В пиджаке моём дровенеет мгла.

Но во мгле звезда, на звезде беда,
Мглой не полностью загипсован я.
Я возьму кайло, отобью крыло,
По земле пойду распсихован я.

Номер два крыло я зарыл в снегах,
В нём ходы грызут червяки-грехи,
А вокруг шумит церковь на ногах,
А кругом кадят дьяки из ольхи...


36.

Я с васильковою мушкой знаком,
С ромашковой микрокоровкой.
Следом за мной сто пудов облаков
Тянут века на верёвках.

Я слоновее папаши Руссо
С его таможенной кожей,
У меня есть наусники для усов,
Есть и нарожник для рожи.

Но чувствую взгляд раскалённой спиной,
Чешется ярый пламень.
Филёр, не истекай слюной,
Грызни-ка стихов моих камень!


                Владимиру Нестеровскому
37. Эгоцентрация

Насмешки коверкают надгробья,
Где с флюорографических портретов
Фрау и фрёйляйн супят брови,
Смородят двуствольные сигареты.

Ботинки из кожи живой ящерицы
С золотой застёжкой, ей рот стянувшей
(Чтоб не было писка), - кривят наши лица,
В фуражки втягивают уши.

Двенадцать моих заскорузлых пальцев
Служат для неспадения носков и ботинок.
Остывает в черепе стронций и кальций,
Как рыбий тормоз средь зверьмашинок.

Но остановлю время и встану на якорь,
Я выгрызу цифры на циферблате.
Тот и не жил, кто не был маньяком
В стихами проточенном смрачном халате!


38. Алхимия, вино и огонь

И снова на гербе замшелом, старинном
Две правды скрестили лихие ножи,
И в воздухе пахнет свечами и тмином,
В ретортах и колбах томятся ужи.

В рояле иссохли лесные конверты,
С которых исчезла небесная вязь.
Что ж, был на балах и турнирах я фертом,
Да перья упали в болотную грязь.

Теперь не узнать мне себя в одиноком
Фельдмаршале в заплесневелой броне,
Кропающим странные гневные строки
О божьем огне и зыбучем вине.

Алхимия нас не избавит от боли
Летать над собою тяжёлой совой.
Мы душу в вино погрузили и волю,
Чтоб легче уйти нам в огонь с головой...
;


                IV. РУССКАЯ ИЗОГРАФИЯ

39.

Мы с тобой, товарищ, не Свароги -
Рыбий смех, кошачья голытьба,
Правят нами полтергейста боги,
Потому крива у нас судьба.

Где ж славянства боги? Мысль кружится,
Пухнет как бубонная чума.
В зеркала попрятали мы лица
И цветы древнейшего ума.

В зеркало смелей гляди, товарищ,
И сквозь трёхрублёвые очки
Ты увидишь пардусов пожарищ
И сварожьих филинов зрачки!


40. Космонавт Сварог**
(С гиперборейского)

У меня четыре тени:
Хорс, Велес, Семаргл, Дажьбог.
В космографии растений
Долго ли без них я смог?

Золочёные пружины,
Заклинаний веера...
Без меня вы, тени, жили,
Вам теперь домой пора.

Сатурнянские рессоры,
Фаэтонский коробок...
Лада, глянь, какие шпоры!
Космонавт взаправду Бог!

** Это стихи Сергея Николаева.


41.

Механизмы, кукол, манекенов
Неспроста колотит колотун –
Запертым в компьютерные стены
Им привиделся ПсевдоПерун.

В церемониале лиц пропащих,
Формулы зловещие слюня,
Он бросает в стопудовый ящик
Шарики кровавого огня.

Над игрою киллеры порхают
Между звёзд, ремней и бутылей
И ногами мёртвыми махают
В час, когда пустеет мавзолей…


42.

С цокотом, с песнями, в пене, в мыле,
С ушей осыпается иней -
Скачет Стрибог на синей кобыле
И ваш покорный слуга - на синей.

За ними в солнечной летней силе,
В кафтанах осенних атласных
Перун скачет на красной кобыле
И ваш покорный слуга - на красной.

Когда же мы будем Сварогу милы?
И взлетит птица Сва над нами? -
Когда засмеются четыре кобылы,
Весенними стукнувшись лбами!


43.

Как религиозны наши уши,
Ветер в них вдувает ассорти.
Млеют, древенеют наши души,
Сквозь иголку в рай хотят войти.

Рай славянский, чем его измерить?
Нет доверья атомным весам.
Ходят зарифмованные звери
По стрибожьим хвойным волосам.

Исстоптали каменные ноги,
Поросли быльём, забудь-травой...
Я мощу для них стихов дороги,
Чтобы Велес их привёл домой.


44.*
(с древнерусского)
               
                «В л;то 6537. Мирно бысть».
                Нестор

Как жаль, на фоне крови летописец
Два слова лишь сказал про мирный год.
Сквозь облака событий, лиц и чисел
Лети, стихов пернатый самолёт!
В тот год отбой от половецких рож,
И меж князьями солнце, а не нож,
Амурится с Добрыниной кобылой
Конь Муромца, в сетях блестит плотва,
Но как придумать солнечней слова,
Чем полные надежды – «Мирно было»?

* Из старых тетрадей..Это стихи С.Николаева


45.

Умерли протуберанцы
В ртах Колчака и Махно,
Кровью набухшие танцы
Стали осеннею хной.

За век в лесу проржавели
Жала будённовских птиц.
Весело сдуть, в самом деле,
Пепел с дурацких страниц!

Все мы - князья, в самом деле,
Рыцари мха и хвоща,
Хвойные звери надели
Тени нам вместо плаща!


                Галине Толмачёвой
46. Карнавал в СПб.

Фея - золотоверчение луга,
Гномус - звёздная ловля сачком,
Фея прозрачна, зато упруга,
Гномус босой, но скачет волчком.

Гномусы, Феи, Коты-Котофеи
Горазды заморские слухи щелкать;
Вокруг табунятся в кирасах Морфеи,
Дианы чуть прячут свою благодать.

А Царь-Альбинос монстриозов встречает
Мальчишеской шуткой, кровавым вином;
И бритвой Архангел их смех рассекает
На две половины, как в мире ином...


47. Натюрморт

Замёрзли латынь и старославянь,
Потухли: выпученный взгляд царя,
Объятия-молитвы, кровавая герань,
Да в лапках у арапов листки календаря,

Смолёные канаты, да перестук ботфорт,
Бом-брамсель, залитый солнцем, а сердце - вином.
Tеперь: табакерка, парик - весь натюрморт.
Нет, ещё стакан с треснувшим дном.

А на дне стакана фрейлины душа,
В парике истлевшем концертмейстера душа.
Музыка дороже ли царского гроша?
В табакерке фокус, фокус - ни шиша.


48. Вольный Крест 
 
По Балтийскому ветру – крылья окрест,
Державными Фениксами день шелестит...
И когда хиромант линию мою доест,
И астролог гороскоп от меня отвинтит, 

Я пущу из ушей науки дым,
Я достану из-за голенища бинокль орла,
Я по дыму полечу сквозь Киев и Крым,
Сквозь Прибалтику, славя Государя дела.

Отсюда, где мои расправят крыла 
Слева Норд-Ост, а справа Зюйд-Вест,
Туда, где превыше, чем Адмиралтейства Игла,
Под солнечным парусом - Вольный Крест!


49. Иоанн Антонович

Я царь жуков по рождению,
Царь бабочек и стрекоз.
Я голоден. Мало движения.
Шпицрутены. Карцер. Допрос.

Мне книг не дают, чтоб спятил я,
Но Библию всё же дают,
Бьюсь в стену короной как дятел я.
Со мной в Шлиссельбурге живут:

Бабочка Магдалина и
Суламифь-стрекоза,
Жук Голиаф и длинная
Дорога. Я слугам сказал

Лететь сквозь решёточку ржавую
Дать знак всем, как мне повезло:
Крылатую создал державу я,
И в ней изничтожено зло!


50. Осенняя молитва

Помоги нам, Господи, сжечь Твои волосы,
Георгины, Господи, да гладиолусы!
Мы в густом тумане потеряли логосы,
И на нас в бурьяне жутко дышат хроносы,

Мы поникли головой, как ржаные колосы,
Дай нам голос, Господи, мы умрём без голоса!
Мы сожжём на головах тайной песней волосы,
Георгины, Господи, да гладиолусы...


51. Апокриф – 2
(со старославянского).

- Когда мы будем в анабиозе,
Тогда встану я с колен, -
Сказал он грешнице на морозе,
Ею захвачен в плен.

- Когда в анабиозе мы будем,
Скажу я тебе: - Иди!
И ты увидишь, я - это люди,
Увидишь - я триедин.

В ответе я за всё на морозе,
Прощая твои года.
- Когда мы будем в анабиозе?
- Мы, в сущности, в нём всегда...

** Это стихи С.Николаева


52. Апокриф – 3
(со старославянского)

Его прибивали звёздами,
Его прибивали пулями,
Его прибивали розами,
Его прибивали дулями.

Его прибивали песнями,
Его прибивали кодлами,
Его прибивали честные,
Его прибивали подлые.

А он им, знай, улыбается,
Поскольку не прибивается.
Всё это лишь начинается,
Не вспомнить, как называется...

** Это стихи С.Николаева
;


        V.РЕКВИЕМ ИЗ ЦИКЛА «ЗВЕЗДОВОЙНЫ»
 

53. Возвращение

Ты чётко видел весёлые стволы,
Как на приёме у окулиста,
А когда снесло тебе полголовы,
Тогда-то и понял - дело нечисто.

Ноги – в – руки – и марш домой,
Там жиркует с буржуем твоя невеста,
А ты засыпан кавказской листвой,
Фантом осенний без цвета и веса.

Бицепсами крепкими словно медь
Ты их задушишь… Однако, странно:
Ты в окно подышал как медведь,
Начертал свой знак, получилось справно.

А буржуй с невестой тысячью лиц
То ли смеялись, то ли кривлялись.
Из царства листьев, грибов, медуниц
Глаза твои на них расширялись.

Твой знак медвежий сгорает как смерть,
Всё ближе рассвета предзимние дали.
Скорей бы в инее скупом рассмотреть -
За ради чего тебе мозги вышибали...


54.

После расстрела ягодки-грибки,
После расстрела хрумкая солома,
После расстрела комарики горьки,
Не надо воевать, гоняй чаи дома.

Родился богатым, богатым и умрёшь,
Родился бедным, умрёшь ещё беднее.
Эй, невеста бывшая, ты его не трожь!
Он ещё крылами шевелить не умеет...


55.

Мы ставим посмертное равенство
Меж нами и тем, кто живой.
О, грустное снежное таинство!-
Сны цокают над мостовой.

Хватай наудачу любой из них,
Ведь в каждом нужда да война -
Вот к пьяной невесте мёртвый жених
Пришёл показать ордена...

Но словно бы рашпилем с каждого
Стесала приметы судьба
(Нет рашпиля более важного,
Чем зимних сомнамбул ходьба).

Над нами метельное кружево,
Вокруг нас мороза щипцы.
Ведут на манеж нас контуженных
На праздник чужой под уздцы...


                Алексею Ахматову
56. Стреляный воробей

Стреляного воробья на мякине не проведёшь,
Он на куст не садится, но и в тюрьму не спешит.
Ты его мысли в огненный тюрбан завьёшь,
Да на него цинковый мундирчик не по мерке сшит.

Ведь каждый выбирает гроб по горбу,
Петлю себе выбирает по кадыку,
А на его худобушку-худобу
Ни электрокапкан не найдёшь, ни ку-ку.

Он в клюве приносит стихов горький мёд,
Который для врагов - мармеладный яд,
Он над пулями абреков летит хвостом вперёд,
А над новым фюрером летит крылами назад...


57.

Родинки колодцев, морщинки лесов,
Из кожи материнской топокарты деревень.
Крутятся мускулистые колёсики часов,
C тенью стрелявшего расстрелянного тень

Удивляются бестенью в странной игре
В кровавое лото, в мясное домино.
А солдатские матери в пухе на дворе,
В тополином пухе, а в руках вино.

Тост «Чтоб ты не ставил совесть на зеро,
Чтобы себе выиграть душу поновей,
Гнуторогий Вася, Вася Козерог,
Серафим есенеокий в шелесте теней!..»


58.

Золотая Азия... Золотой Восток...
«Сколько стоит золото?» - мамы слова,
Ежели кишками завяжут вещмешок,
Мать, держи подарок - святая голова,

Полная Россией, берёзовым сном.
Твой сын не зарывался от выстрелов в песок,
Твой сын не превращался от пыток в бурелом.
Мама, в снах летая, скажет: «Спи, сынок...»


59. Коллекционер*

Примерять ордена с вожделеньем -
Ничего в том зазорного нет.
За счастливые эти мгновенья
Мне не жаль было звонких монет.

Удивляясь, что я не торгуюсь,
И сказав: - Жить нам надо с отцом,
Главный Орден продал мне, волнуясь,
Человек с нехорошим лицом.

Шёл домой, чуть не падал в канавы
Я, хлебнув золотого огня,
Нёс в кармане сияние Славы
И оно обжигало меня.

В полчаса марафон мною пройден,
Ни за что столько я не платил:
Я примерил у зеркала Орден
И он сердце моё раздавил!

* Из старых тетрадей. Из цикла «Звёздное лицо Победы». 



60.

А вот и череп комбата,
Пора приниматься за дело.
По черепу трудно без мата
Гадать, прости меня, Дева.

Cо мной Михаил-котангенс
С хохотом пилигрима,
Со мной Гавриил-арктангенс
Плачет без чёрного грима.

Гадать гуманоидам страшно,
Крестить гуманоидов больно.
Забыли мы крест вчерашний,
А чтим сегодняшний - вольный!


61.**

Завели на сто семь оборотов,
Волком вой, но ходи ходуном.
Вся, солдатик, в гробах твоя рота,
Твоя рюмка с железным вином.

Зарядись-ка ромштексом, служивый,
Закуси алгоритм пустоты,
Ради дела Великой наживы
Дрессируй собеседников ты.

Чтоб грудями удавленный даун,
Умудрённый моралями бомж
С феей выжженных холодом саун
Драгоценную чуяли дрожь:

- Глянь-ка, пляшут в алмазах протезы,
- Изумрудами скачут плевки…
...Вылей, воин, из рюмки железо,
Ибо крылья у Славы крепки!

** Из цикла «Звёздное лицо Победы». 
;


                VI.ФАНТАЗМЫ И ФАКТОГРАФИИ
 

62. Сатурн

Пылает в мозгу аспарагуса гроздь,
Вино мандрагоры по жилам течёт.
Я в череп Сатурна забит, словно гвоздь,
Драконов его знаю наперечёт.

Их пыльные вздохи из злых пузырей,
Их дряблые щёки в каминных щипцах.
Здесь скачут во фраках культурных зверей
Скопцы на скопцинях, а те на скопцах.

Всё как на Земле, только страх в зеркалах,
Страх слиться друг с другом аспидно горит.
- Сольёмся стихом в антикварных листах, -
Израненной лани дракон говорит...


63. Сатурн - 2

Ты здесь откуда, чертополох?
Странные шутки в твоих волосах,
Скачут они льдистой конницей блох,
Сеют в прохожем улыбчивый страх.

Он улыбнётся сморчком, зашагал
В рыбьих ботинках. Здесь ведь Сатурн.
Он – маскарадный исснеженный зал,
Вальсы и польки здесь в таинствах урн.

Откупорь любую – и в пляс-перепляс,
В мозгу бородавки, в душе – от винта!
Здесь мудрецом пляшет бывший паяц,
Пляшет доцент с выкаблуком мента.

...Жизнь оттанцована. Чертополох,
Бог весть откуда попавший сюда,
Бывшим танцорам пропащих эпох
Новые фокусы тычет из льда...


64. Сатурн - 3

Сатурн пожирает своих детей,
Но нас не пожрёт он, детей Земли,
Потому что у него нет о нас вестей,
Потому что мы для него нули.

Здесь стокостные мысли, стохрящный храм,
Плащи из ста шкур, стокожный божок,
Но и здесь предыдущий и грядущий хам
Целует сафьяновый твой сапожок!...


65.

Он в пузыре Архатарса
Привёз с проклятого Арса
Стихи в гладиаторском стиле.
Гвоздями его убили.

Арс - это так необъятно!
Нам нужно, чтоб было понятно.
Гвоздями его убили,
А гвозди в музеях хранили.

Теперь он травинка к травинке -
Ветру приятель весёлый,
Теперь он идёт по тропинке
По королевнам-сёлам

И лук трёх Муз за плечами
Несёт по балладам нашим.
И в снах Архатарса ночами
Целует барышня Глаша...


66.

Он ел мысли врагов цывриянок,
В цыврянской любви понимая толк,
Герой гинекологических тачанок,
Он вёл к звёздным гениталиям полк.

Чтоб женским ножкам (не ножкам стула)
Над биде из конского черепа встать,
Цывролу он обучил и Цыврула
В тачанки самоубийц запрягать.

Самоубийц имена не тускнели
На досках судьбы, на ржаных кирпичах,
Они вместо слёз мясорубки надели,
Он их научил мясорубить свой страх!


67. Слово

Звёздною иглою для татуировок
Строгих и научных, как заведено,
Выколят на сердце: «Вначале было Слово.
Солнечное Слово, ярое вино...»

Оно повеселее арабской вязи дыма,
Латиницы молний, кириллицы громов,
Оно похмельнее морзянки пилигрима,
Тычащего носом в кладбища умов.

Огненные уши на Альфе Центавра
Шепчут шерстяные умные слова,
Что у злого авра и нежного альфавра
Слово пляшет на плечах, а не голова!


68.

Кони злые портрет космонавта везут,
Дымом вьюги напудрил парик космонавт.
Эй, ямщик, топором утоли-ка свой зуд!
Рубани-ка портрет, словно волка Наф-Наф!

Ты, ямщик молодой, - восковой манекен,
Ты в пенсне, нам неловко смотреть на тебя.
Что тебе, манекен, можем дать мы взамен?
Что ты куришь во тьму, свой портфель теребя?

Мы окурков возьмём на погоны тебе,
Из объедков мы сварим прощальный кулеш.
Как ты можешь, ямщик, разбираться в судьбе,
Коль духов ты не пьёшь и объедков не ешь?

Расцветают на свалках духи и сирень,
На помойках гуляют медведь и олень,
Мчит на тройке во мглу космовьюгоанавт,
Он Нуф-Нуфа в судьбу обыграл как Наф-Наф!


69. РетроВенера

Заглянет в стёклышко олигофрена
РетроВенера, нищих снов звезда,
И видит в нас, как бы в огнях мартена,
То, что отмуравьилось навсегда:

Снобизм крестьянина и ересь космонавта,
Зообуддизм языческих аллей...
РетроВенеру ты на послезавтра
Закупори в таинственный елей.

Ведь звери хищные Средневековья
От церкви были враз отлучены
РетроВенерой, но с тоской зверовью
Сравнится ли печаль моей страны?...


70. Средневековая фактография
(Монастырский театр)

Она смотрит хитро, рогов не покажет,
Я лютню ей брошу, она лютню кусит
И ноты взгрызает в разжёгшемся раже.
Ах, грустные ноты, как быстрые гуси!

Куда им лететь? До ближайшей харчевни?
До ножниц танцующего перекрёстка?
Но в путь отправляется рыцарь-кочевник,
И с щёк его сыплется снег как извёстка.

Хрипит им пронзённый борзой птеродактиль
У ног абатиссы в алмазах мороза.
Любуйся же, брат, францисканским театром,
Двугорбого Будду стругай из берёзы!


71.
(с латинского)

Как вы сахарны, ихтиозавры!
По лугам, как по шахматным клеткам,
Умно ходите. Честь вам и слава!
Лишь не кушайте маленьких деток,

Что в подвалах живут монастырских,
Наслаждаясь молитвой сверчковой.
Есть у них три шнурочка альпийских
Да в футлярчиках ящерки слово.

Иезуиты, да и францисканцы
Награждают его тумаками,
Бенедиктинцы, доминиканцы
Укрывают его стебельками.

Стебельки бла-бла-бла на латинском
Телефонствуют с Карлом Линнеем,
А Линней бла-бла-бла с Папой Римским.
А о чём? – и подумать не смеем...

** Это стихи С.Николаева


72. Отплытие   

Отплывает в последнее Нечто корабль,
К флибустьерским протезам пристёгнуты Будды.
Непонятна для Будд флибустьерская сталь,
Но о них даже в трюме вовек не забуду.

Царь осенний зажёг светляков фонари
В волосах, мандолинах, шкафах и во фраках;
Мефистофель раздал шулерам козыри,
Морякам – ядовитые шпаги для драки.

Но не хочется драки уже морякам –
Переполнены злобой морские аллеи;
И цветок королевский идёт по рукам,
Чтобы злоба впиталась в узоры лилеи...


73. Церберка

Стоят слова, как в зеркале пустом,
Пароль - молчанье и молчанье - отзыв.
А сторожиха нумерует розы,
Полночным осеняя их крестом.

Вот к ней подходит георгин с хвостом,
Крылатый гладиолус. Это крёзы.
Их бриллианты - их метаморфозы
Фосфоресцируют во сне густом.

Но фей дневных не пустит сторожиха,
Ночных по чешуе погладит тихо,
Утрёт им слёзы в тридцать шесть карат.
Здесь бродят изувеченные танцы,

Аборигены-сны, сны-иностранцы,
Герои ненаписанных баллад.


74.
(с австралийского)

Коалы зевали на Страшном Суде
И звёзды искали в своей бороде,
И тот, кто звезду в бороде находил,
Крестился, плевал и домой уходил...

** Это стихи С.Николаева


75.

Китайцы ставили опыты над японцами,
Японцы ставили опыты над китайцами:
Китайцы в японцев бросали червонцами,
Японцы китайцев травили зайцами.

Каждый червонец умервщлял трёх японцев,
Заяц поедал до полутора китайцев.
Кровью налились бока червонцев,
Фельдфебельски топорщились усы зайцев.

Господин Солнце, спаси японцев!
Господин Солнце, спаси китайцев!
К япона матери расплавь червонцы,
К китайской матери усыпи этих зайцев!


76.

Китаянки высиживают снежные яйца
И поют мелодию снега Бемольду.
Да, забыл сказать о хвостатых китайцах,
С хвостами им трудно двигаться по льду.

Для белого китайца - белое древо,
Для чёрного китайца - чёрная водка,
Для белого китайца - белая Ева,
Для чёрного - чёрная, в том и загвоздка...


77. Бабушки и внучки

Когда их внучки - заоконные пигалицы
Плющат свои носы об стекло,
Бабушки тапками по земле двигаются,
Их очки афоризмами заволокло.

А когда внучки черепом Гейгера
Хотят бабушек энергию постичь,
Глаза у бабушек афрами бегают,
Уши раскинулись - пора бы постричь.

Когда усами архивариусы умершие
Ощупывают внучек-библиотекарш умы,
Сверчки на фолиантах зудят обезумевшие,
И шизеют бабушки от кутерьмы.

Бабушки тапками в земле укореняются,
Словно сколопендрами от Фаберже.
Отчего же бабушки больше всего маются? -
Оттого, что внучки их - прабабушки уже...


78.

Смех. Только странно затихли часы.
Времени нет. Менуэт неподвижный.
Замерли ножницы, платья, усы
В небытии. В двух булавках от жизни.

Можно послушно в танце неметь
(Новые нравы - старинные танцы),
Можно крест-накрест нежить стереть
Шпагою ржавой, детским румянцем...


                Руслану Миронову
79.

Нам не встать, мы лежим меж страницами,
Раздавлены мудрыми фразами.
Мы были жуками, кентаврами, птицами,
Такими глупыми, такими разными...


80.

Прорастают клейкие купюры
Сквозь кожурки обнажённых дев,
И играют грустно на бандурах
Жители таинственных дерев.

В песнях музыкальных оборванцев
Брекекекскоаксы вспомним мы,
Подожжём на шляпах карбованцы -
Пусть возблещут сонные умы.

Мы грустим, а в этом-то и штука,
С неохлорофиллами в крови.
Грусть лесов - весёлая наука,
Зеленее жизни и любви...


81.

И огненные ножницы сверкали
И отрезали сумасшествье снов.
Да, мы в туннеле - смрадном долгом зале,
Свеча во мраке - пламя наших слов.

Но стену - лбом, со смехом на мороз,
Скорей раскрасить всё, что так поблёкло,
Здесь солнечные лабиринты грёз
И фениксы морозные на стёклах.

Жизнь легче пережить на минном поле,
Пройдя свой путь с начала до конца,
Чем одолеть туннель. Под шляпой воля,
Но в зеркалах не увидать лица...
;


                VII. МАСКАРАДЫ


82. Маски беспредела

- Маска твоя и маска моя, -
Цветочная Мальвина, хвойный Арлекин, -
Так размышлял я, рифмы жуя,
Я говорил: - Я сам себе господин.

Но и ты сама себе госпожа,
И сам себе господин Бог.
А на лезвии стиха, как на лезвии ножа
Ещё бы два века гарцевать я смог.

Сначала бы я выдохнул огонь,
Который завился бы в иероглиф
И зафордыбачил, как метельный конь,
Вранов с воронессами снежный коллектив.

Враны с воронессами выкаркнут брехню -
Маски беспредела, мол, я на нас надел,
В них, мол, всему: стиху, огню,
Богу, коню - всему свой предел...


83. Куртуазная история

В чернилах сумрачных мокриц,
Где пузырится невский йод,
Набрал букет из синих птиц
Полуживой лихой майор.

Он даме сердца их отдаст:
- Возьми, здесь птиц семьсот на семь.
Двумя пощёчинами ласт
Она ответит: - Птиц не ем!

Как не трещали б доски лба,
И при Норд-Весте он взлетит,
И от фонарного столба
Он церковь ясно различит.

Крича, он в церковь полетит,
Столбы сшибая головой,
Но церковь в синеве молчит,
А птиц букет летит домой...


84.

Нашей любви рваную нить
Я связывал, по закоулкам скользя,
И клялся тем, о чём нельзя говорить,
И клялся тем, о чём думать нельзя.

А оно шуршало и пряталось в мглу,
А оно шебуршало и хоронилось в свет...
Я связывал намертво нить в углу
Тех воспоминаний, которых нет.

Нет, потому что их не может быть,
Нет, потому что им быть нельзя.
Я мечтал на задворках жизни остыть,
Бывший неразменный пятак грызя,

Лишь бы вернуть тот небесный свет,
В котором подруги мои и друзья,
Для которых уже и воспоминаний нет,
И нет тех слов, что сказать нельзя...


85.**
(со скандинавского)

Колокольным звоном питались мы,
В Финский залив бросая объятий слова,
И ветер с Норвегии приносил скульптуры в умы,
А ветер со Швеции викингов дерева.

Святого Эльма по нам бегали огоньки,
Он ножницами нашу любовь - дзвяг.
И осталось две любви, так надевай коньки.
Замёрзло море, но горит маяк***!

Одна любовь в Осло, коньки-фейерверк,
Вторая в Стокгольм серпантином по льду.
Как мечи отточены коньки разных вер,
На каком льду единую веру найду?

** Это стихи С.Николаева
*** Собирательный образ 9 маяков Ленинградской
Области:  Стирсуддена, Стороженского,
Деревянного, Нижнего Николаевского, на Бесовом
Носу, Толбухина, Шепелевского, Осиновецкого
и Свирского.


86.

У каждого в глазах свой фейерверк,
Своя телевизионная пустота…
Мы жители разных планет и вер,
Но сердце мне подсказало: - Та.

Лишь на тесёмки твои взглянул
И на крапчатые лямки твои,
Как в зеркале кто-то мне подмигнул:
Мол, сними с себя всё, ничего не таи.

Я состругал с себя тайны стихов,
Секреты песен и шифры мечты,
У меня нет ничего теперь кроме снов.
Снов о тебе. Полюби меня ты.

А сны рычали: - Туши фейерверк!
Но где взять пожарной земли сырой
Жителям разных планет и вер,
Уже объятых единой корой?


87. Стансы Геккону - 2
(с арабского)

Бывало, он в камзоле бакалавра
Кусал манжет
И предлагал великосветской лярве,
Эх, бланманже!

Он лысиной теперь на солнцепёке,
Как минарет,
Звенит о том, что нет её жестокой,
Гекконши нет!

Геккон - француз, принявший мусульманство
Как штоф вина,
Свалился к нам из лунного пространства.
А на хрена?

** Это стихи С.Николаева


88.

Ходиков бракованных амфибрахий вялый,
А из них прыг-скок мерзкая зверушка.
Хронохохмочек у ней - ни много, ни мало,
А сколько выдержит твоё ушко.

А он посмотрит, музыкально ль ушко.
Ты ему поклонись в вакууме умном.
Ты ему не жена, ты ему не подружка,
Ты ему не невеста, но тебе даны струны.

Ни морлокам струны твои неподвластны,
Ни полтергейсту с ньютоновой дудкой.
Только хронохохмочки рвут их ежечасно,
Он их шуткою сшивает, это ли не шутка?


89. Настасья и Игнат
(В стиле «Иван да Марья»)

Настасья - вилка с наколотой загадкой,
Над Настасьей - августы, июли да июни.
Охраняет Настасью Цербер прегадкий,
Охраняет Цербер - по бороде слюни.

Настасья сквозь сонетов туманные стёкла
Смеётся над хронометром с бесконечным заводом -
Надо мной смеётся. Я карась из свёклы,
Я пупс Игнат за генеральским камодом,
 
Игнат в макинтоше вороньего сада,
Где танцует Настасья в настье-ненастье.
Я отлёт танцую, а Настасьи помада
Огненным маком пылает «Останься!»


90.

Я думал, СПб. это монстр-мастодонт:
Кожа на дверях, плющ по рогам,
А оказалось, СПб. это птичий зонт,
Спелеолога ум, ихтиолога храм.

Весело его электричество пить,
А ещё веселей им угощать
И числами Фибоначчи, Ферми и Пи
Ночных прохожих его освещать…
 

91.

Автомобильная гейша
Выйдет и ляжет в траву,
Царя муравьёв с Муравейшей
Увидит она наяву.

Автомобильная гейша
Ляжет в машину опять,
А Царь муравьёв с Муравейшей
Её останутся ждать.


92. «Спортсмены» *

Я  «спортсмен». Моя одежда - ночь.
Ты одета в плащ рекламы хлёстской,
Ты «спортсменка» тоже. Мы точь-в-точь
Два хвоста ночного перекрёстка.

«Спорт» не ждёт. И можно зажигать
В алкогольных пальцах сигареты.
Ринг для нас – бескрайняя кровать,
Наши судьбы схватки ждут с портретов.

В зеркала портретные уйдя
Курят отраженья наши судьбы.
Тихо. И никто нас не осудит.
Не простит. Никто нам не судья.

* Из старых тетрадей


93.

Жизнь я как туфту иль как фуфло профукал,
Опусы мои – для бешенства собакам,
Только параллель я к жизни сей прорюхал
В Командоре ночи за чумным бараком,

Здесь у саркофага египтятся дамы,
Скальпелем вскрывая витаминов банки,
Здесь в казённых тапках Евы и Адамы
В медсанбантной шняге фельдшерицы Анки.

Сквозь бинокуляры Анка сыплет искры,
Полтергейст шугая на крылах бумаги,
На которых мчится неподвижный выстрел -
Дон Жуан иссохший в дежурном саркофаге!


94.

Жирная-жирная как белая рыба
Под панцирем душа мертвеца.
Фрау Осень, твои изгибы
Страшнее взора чтеца,

Который летит над звёздным кочевьем,
Огнём имен поражён -
В печальных поисках ходят деревья,
Выкрикивая имена своих жён...


95.

Я думал - ты водорослей солнцеворот,
Небесно-морских коньков кутерьма,
А оказалось - ты целый народ,
Живущий во дворце по прозванью «тюрьма».

Я думал, любовь - это мыльный крокет,
Научный удар по дутым словам,
А оказалось, любви-то и нет,
Есть 666-ти кастрюль тарарам.

Ты думала, я в узел чернил
Смогу фиолетово смерть завязать,
А я себя в стуке колёс схоронил,
Лишь в молчаньи колёс меня можно узнать...


96.

Морские философини
Целуют друг дружке вопросы.
Одна слезинку поднимет,
Вторая слезинку подбросит.

Морские философини
Целуют друг дружке ответы,
Их соль превращается в иней
В огоньке моей сигареты.

Я кольцами дым пускаю,
Я им раздам по колечку,
Но я без любви замерзаю
И в море вхожу по плечи.

Скажите мне, рыбьи орды,
Скажите, c жабрами люди:
Грустны ли у моря бёдра?
Грустны ли у моря груди?


97. Плохая игра

Комарик ладошкою стукнет в окно -
И вспыхнет забытое мною давно.
Одену я свой лягушачий сюртук
И глупое сердце повешу на крюк.

Вчера я играл в танцевальную кровь -
Игра как игра под названьем Любовь,
Сегодня скрипят фонари до утра,
Ну что ж, одиночество тоже игра.

Зубами скрипят фонари до утра,
Нам выпала, братцы, плохая игра,
Плохая игра не в очко, не в лото,
Плохая игра неизвестно во что.

Горбунья-игра извернулась ковром,
Коврунья-игра изловчилась горбом.
О, мудрое сердце! О, глупый сюртук!
Тебя вместо сердца повешу на крюк.


98.

Жизнь для нас свяжет железный свитер -
Идти на последний любовный турнир.
Каждый идёт в окружении свиты
Из поцелуев - лихих кирасир.

Крутись колесом или встань на колени -
За любовь придётся держать ответ
Там, на острове святой Елены,
Где есть всё, лишь Елены нет...


99. Вспыхнувший театр

Жало обломилось - ты проснулась,
Я в театре вспыхнувшем остался,
Где у режиссёра морда вздулась,
Ибо жабой он скакать пытался.

Публика визжала в исступленьи
Режиссёру: «Северная жаба!»
В небесах дымящееся пенье,
Под ногой раздавленное жало.

Лопались искрящиеся двери,
Яростью пожарною согреты,
Из морозных рам рычали звери,
Покидая снежные портреты.

Улетаем, панна, путь недлинный,
Не длиннее поцелуев наших,
В те края где так горят рябины -
Злобы, смерти и пожаров краше!..


100. Ангельский век

Спит твой дедушка в чине японца,
Спит бабулин бубновый орёл.
Мы беззвучно под вышитым солнцем
О любви, словно кошки орём.

Тихо, чтоб самурай не очнулся
И бамбуковый марш не сыграл,
Чтоб бубновый орёл не качнулся,
В твоих пальцах мелькает игла.

Мезозой твоего вышиванья
Очень странен в наш ангельский век:
Бронтозавры - твои обещанья,
Птеродактиль - висков моих снег...
;
Содержание
_________________________I. Из «Краткой энциклопедии снов»
1. «Вздохнёт ли коромысло, прошмыгнёт ли мышь...»
2. «Ты древоточец, в этом и загвоздка...»
3. «Я видел - каменья тлели...»
4. «Он поднялся на «Поднятой целине»...»
5. «А профессор с гаденькой улыбкой...»
6. Сельская пирушка (Виньетка) («Поломалась пушка – я заряжу гармонь…»)
7. Дореволюция* («От Ямбурга немногое осталось…») 
8. Провинциальный китч («Рота солдатушек сквозь игольно ушко…»)
9. Провинциальный сюр («Возле Шлиссельбурга выходцы Бастилий…»)
10. «Чтоб огня весёленького грел иероглиф...»
11. «У Мороза и Пурги есть неродные дети...»
12. Наш доктор («Сверля глазами мглу Фонтанки…»)
13. Солнечная нить («Из миллионов нитей соткан запах…») 
_________________________________________________II. Соцарт
14. «Почему Дантес и Пушкин?...»
15. «Пёс Павлова к крольчихе Дурова жмётся...»
16. «И тот же, кто нас инкрустировал...»
17. «В бензобак зальют нашу кровь...»
18. Марусе («Патефоны истекают ядом…»)
19. «Я в концлагерный мусор бутыль закатил...»
20. Жестокий романс (Этюд-6) («Кошачий мурр-мурр прокрути назад…»)
21. «Заряжен ли волшебный револьвер...»
22. «Падает снег в комиссарские рясы...»
23. «Сжёг он твои и мои предсказанья...»
24. «Мы живём на острие бритвы...»
25. «Однако же летит Хавронья...»
26. «У нас паспорта из снега...»
27. «Нам телевизор дарит речи...»
28. «Взгляни-ка в тигель сквозь очки...»
__________________________________________III. Эгоцентрация
29. Цветок Ихтиандра («Окурки дымились в карманах скафандрах…»)
30. «Будешь в зеркало мудрости долго смотреть...»
31. «Начался чёрный кайф, колотун и дубак...»
32. «Буковки дыханием отогревал старик...»
33. «Ни на что не променяю пшеничную волю...»
34. «Охотится за нами Дама треф...»
35. Однокрыл («Манускриптом мне, ох, крыло свело…»)
36. «Я с васильковою мушкой знаком...»
37. Эгоцентрация («Насмешки коверкают надгробья…»)
38. Алхимия, вино и огонь («И снова на гербе замшелом, старинном…»)
_____________________________________IV. Русская изография
39. «Мы с тобой, товарищ, не Свароги...»
40. Космонавт Сварог (С гиперборейского) («У меня четыре тени...») В. 207
41. «Механизмы, кукол, манекенов...»
42. «С цокотом, с песнями, в пене, в мыле...»
43. «Как религиозны наши уши...»
44. «Как жаль, на фоне крови летописец...»* (с древнерусского)
45. «Умерли протуберанцы...»
46. Карнавал в СПб. («Фея – золотоверчение луга…»)
47. Натюрморт («Замёрзли латынь и старославянь…»)
48. Вольный Крест («По Балтийскому ветру – крылья окрест…»)
49. Иоанн Антонович («Я царь жуков по рождению…»)
50. Осенняя молитва («Помоги нам, Господи, сжечь Твои волосы…»)
51. Апокриф - 2 («Когда мы будем в анабиозе…») (со старославянского)
52. Апокриф - 3 («Его прибивали звёздами…») (со старославянского)
_________________________________V. Реквием из цикла «Звёздовойны»
53. Возвращение («Ты чётко видел весёлые стволы…»)
54. «После расстрела ягодки-грибки...»
55. «Мы ставим посмертное равенство...»
56. Стреляный воробей («Стреляного воробья на мякине не проведёшь…»)
57. «Родинки колодцев, морщинки лесов...»
58. «Золотая Азия... Золотой Восток...»
59. Коллекционер* («Примерять ордена с вожделеньем…»)
60. «А вот и череп комбата...»
61. Сквозь горький дым победы «Завели на сто семь оборотов...»
_________________________________________VI. Фантазмы и фактографии
62. Сатурн («Пылает в мозгу аспарагуса гроздь…»)
63. Сатурн - 2 («Ты здесь откуда, чертополох?..»)
64. Сатурн - 3 («Сатурн пожирает  своих детей…»)
65. «Он в пузыре Архатарса...»
66. «Он ел мысли врагов цывриянок...»
67. Слово («Звёздною иглою для татуировок…»)
68. «Кони злые портрет космонавта везут...»
69. РетроВенера («Заглянет в стёклышко олигрофена…»)
70. Средневековая фактография (Монастырский театр) («Она смотрит хитро, рогов не покажет…»)
71. «Как вы сахарны, ихтиозавры!...» (с латинского)
72. Отплытие («Отплывает в последнее Нечто корабль…»)
73. Церберка («Стоят слова, как в зеркале пустом…»)
74. «Коалы зевали на Страшном Суде...» (с австралийского)
75. «Китайцы ставили опыты над японцами...»
76. «Китаянки высиживают снежные яйца...»
77. Бабушки и внучки («Когда их внучки – заоконные пигалицы…»)
78. «Смех, только странно затихли часы...»
79. «Нам не встать, мы лежим меж страницами...»
80. «Прорастают клейкие купюры...»
81. «И огненные ножницы сверкали...»
__________________________________________________________VII. Маскарады
82. Маски беспредела («- Маска твоя и маска моя…»)
83. Куртуазная история («В чернилах сумрачных мокриц…»)
84. «Нашей любви рваную нить...»
85. «Колокольным звоном питались мы...» (со скандинавского)
86. «У каждого в глазах свой фейерверк...»
87. Стансы Геккону - 2 («Бывало, он в камзоле бакалавра…») (с арабского)
88. «Ходиков бракованных амфибрахий вялый...»
89. Настасья и Игнат (В стиле «Иван да Марья») («Настасья – вилка с наколотой загадкой…»)
90. «Я думал, СПб. это монстр-мастодонт…»
91. «Автомобильная гейша...»
92. «Спортсмены»* («Я – «спортсмен». Моя одежда – ночь…») 
93. «Жизнь я как туфту иль как фуфло профукал…»
94. «Жирная-жирная как белая рыба...»
95. «Я думал - ты водорослей солнцеворот...»
96. «Морские философини...»
97. Плохая игра («Комарик ладошкою стукнет в окно…»)
98. «Жизнь для нас свяжет железный свитер...»
99. Вспыхнувший театр («Жало обломилось - ты проснулась...»)
100. Ангельский век («Спит твой дедушка в чине японца…»)
;