Был ты ловцом голубого пассата...

Синдбад



Вечный Синдбад, пешеход, мореход,
Рьяный погонщик седого верблюда!
Шалый Меркурий – небесный твой код
Над головами оседлого люда.
Был ты погонщиком злого мула,
Был ты ловцом голубого пассата.
Соль океана, пустыни зола
Выели краску на полах халата.
Экая жажда запретных земель,
Страсть, завитая тугою пружиной!

Сжатая, будто бы взрывчатый хмель
Синей бутыли всесильного джина.
Очи сливовые, дуги сурьмы...
Что тебе все обещания счастья?
От задубевших ступней до чалмы
Создан Синдбад для скитальческой страсти!
Вечный Синдбад, мореход, звездочёт!
Разве же нет между нами магнита?
Вот мы спешим за тобою на взлёт –
Факел из дюз каббалически бьёт,
Будто бы чрево бутыли открыто...




Утро в Стамбуле



В стамбульском отеле за шведским столом
присядем, дружище, с тобою вдвоём -
два сивых бродяги, два тёртых бойца,
два слева направо нездешних чтеца.

Отчаянный чаячий крик поутру
нас поднял. "И жизнь всё красней на миру!" -
клянётся светило Корана в упор,
врываясь в окно через каменный двор.

Мартыны, горланя заветы отцов,
выводят на крышах горгулий-птенцов.
Распахнуты клювы голодных химер...
Вперёд, мой попутчик! Ахмед и Энвер,

свершив на румяном рассвете намаз,
Босфора сапфир и Софии алмаз
уже под лучами июня зажгли.
Вперёд, пешеход! По античной пыли,

по мраморной крошке Царьградских руин -
туда, где колдует Стамбул-Алладин.
В полёт! Я ведь помню, мой старый матрос:
в анкету твою залетев, альбатрос

оранжевым клювом стучит по корме...
Пускай торгаши и менялы к зиме
жиреют. Я лиры с Кемалем верну
базару, лишь лиру Орфея одну

себе оставляя - июньский завет,
белейший налив, амулет, пересвет,
чтоб лютня и саз и четыре струны
бузуки остались мне столь же верны,

как ветру морей с незапамятных дней
верны мореходы Улисс и Эней...
Холмами Стамбула владеют века,
и вечность, распахнута и широка,

пространству равна. Поспешим же, мой брат,
вписаться в гармонию координат!
И чашкою кофе за ранним столом
мы словно бы с чистой страницы начнём

всё то, чему сбыться и не миновать,
всё то, чему любо два сердца отдать,
чем манят Босфора и Понта ветра.
Пора, альбатрос, в поднебесье, пора!