Медный всадник Адик Файнберг

В городишке на Северской Украине, где живёт моя мама, активисты решили свалить памятник Пушкину в парке культуры и отдыха, которые без Пушкина представить возможно, в смысле – парк и отдых, а культуру затруднительно.


Белый гипсовый истукан, под которым я среди колючих кустарников пытался поцеловать Лариску, не имеет художественной ценности, но старики отстояли Солнце русской поэзии.

Мама читала активистам наизусть «Каменяры» Ивана Франко и требовала от них процитировать в ответ хоть что-нибудь из украинской поэзии, хотя валить собирались русскую.

Наверное, активисты не очень различают. И слава богу!

В тот же вечер в наступивших сумерках двор маминой пятиэтажки огласил душераздирающий вопль.

За идущего благодарить маму ожившего Пушкина суеверные городские старушки приняли Адика Файнберга.

Адик тощий лохматый, имеет ярко-выраженные негроидные черты лица – толстые губы, нос с горбинкой и глаза навыкате.

Не исключено, что Файнберги состояли в родстве с Ганнибалами перед тем, как покинули африканский континент.

С каннибалами они точно в родстве.

Адик даже когда-то сватался к маме, но понятно же, что внешнего сходства с Пушкиным для мамы маловато – нужно знать хоть пару строк наизусть, а это Адику тяжело.

Мне было лет десять, когда маму единственный раз в жизни избрали делегатом профсоюзной конференции.

Было морозно и снежно как сегодня, и вечером мы вдвоём пошли в ДК.

«Там должны давать книги», – сказала мама, объясняя бабушке свой поступок.

До начала конференции, чтобы делегаты не сбежали, торговли не было.

А в перерыве между докладами и хоровым пением развернули буфет с заварными пирожными по 22 копейки и книжный стол.

Мама пробилась сквозь толпу книголюбов и возвратилась с тоненьким томиком Пушкина.

Я понятия не имел, но по счастливому лицу мамы понял, что удача улыбнулась нашей семье…

Так оно всё и происходит в этом мире.

В черно-белом телевизоре был один канал, по радио даже зимой передавали сводки с полей, на столе лежала Известия.

«Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный Волны, плеснувшей в берег дальний, Как звук ночной в лесу глухом», – прочел я тогда на первой случайно открытой странице.