2015 - 6 конкурс. Итоги. Александр Петрушкин

1 МЕСТО
2. воды твоей реки

воды твоей реки темны, глубоки.
на берегах – чертополох,
синеголов,
рви, но смотри, не порань руки -
будет венок тернов.

воды твоей реки шелестят: плыви
щукой ли стерлядью, нельмой
плыви, плотвой
мимо ветловых склонённых вый,
время тебе – водой.

*

время моё/твоё – золотой песок
на синеполоховых берегах реки.
слышишь, как мой колышется голосок?
ты на него теки.

там, где Иртыш вбирает песок губой –
сладок укус шипа.
здесь, не заметим как,
прошлых обид засушенный ветробой
прочь унесёт река.

*

где шепелявый ветер, найдя причал,
выдохнет,
сплюнет чертополох,
брызги легонько смахнёт с плеча
русоголовый бог.

время волной прибьётся к босым ногам,
время мое/твоё -
золотой песок.
дай на двоих в своем царстве нам
синеполошный сон.
------------------------------------------------------

В представленной «восьмерке» автор наиболее близок к поэзии в моём понимании. Чёткое структуирование речи, которую нельзя произнести в прозе.

2 МЕСТО
2. "Мясоедов. Косцы под дурака"

Вот поле, вот – колосья с позолотой,
Штыками подпирающие небо.
Пахать-пахать, пахать без передыху.
Сучит ногой кузнечик желторотый.
Вкус жита переходит в запах хлеба.
Балда краснеет, вспомнив попадьиху.

Цвет сухостоя. Свежесть. Перебранка
Раздолья, духоты, небес и пыли.
Коса звенит мажором и минором.
В теньке, в кустах едва почата банка.
Балда поёт «По ягоды, грибы ли...»
Воняет луком, реже помидором.

И всё же – тихо... Лысая опушка
Мертвеет без растущего наружу...
Так косят. И меньшой идет за средним,
А за меньшим плетётся мышь-норушка.
Так косят. И рассматривает душу
Коса у стебля, падшего последним.

Так косят. Так набрасывают петлю.
И не щадят. И любят. И сдыхают
Собакой под забором от угару.
Плюют на жар костра. И лезут в пекло.
И плачет феникс. И пересыхают
Моря и слёзы – солоны на пару.

И печенег с оглядкою пьёт воду
Из Дона. И ведут рабыню к яме,
Чтоб положить на смертном одре с князем.
И украшают золотом колоду.
И укрывают плечи соболями.
И бьются оземь, обращаясь язем.

И пишут книги. И идут за плугом.
И крест кладут от сглаза и кикимор.
И открывают земли, где сурово,
Но вольно. И палят из пушки плутом.
И Соловьев – седой, но он – Владимир...
А правды - нет, и нет другого слова...

Царь в голове, отечество и сека,
Плюс что-то там... Безветренно и сиро
Приходит осень. Шествуют матроны,
Довольствуясь и тем кусочком секса,
Что Бог послал, и тем кусочком сыра,
Что был когда-то где-то у вороны.

Гром не гремит. Мужик живёт при прежних
Разубежденьях. Глупо рвать рубаху.
Бунт – есть стена, по крайней мере – стенка.
Сим победиши... Полно. В этих песнях
Нет правды, что окрашивает плаху
В извечный цвет без всякого оттенка...
------------------------------------------------------

Второе стихотворение, в котором есть поэзия, как по форме, так и по воплощению. Не сильно люблю стилизацию «а ля рус» - потому и второе место в моем списке, что является произволом и безусловной вкусовщиной.

3 МЕСТО
4. Веласкес

Привычно почернел до темноты
дождливый день, бегущий краем моря.
Признание украсило холсты
Веласкеса, который также чёрен.

Всё так же глух старик ко тьме времён,
подслеповат прищур севильской ночи,
картинный вздох в пространство устремлён -
к прелестнейшей из королевских дочек.

На затемнённый зеркалом портрет
Венеры, что изогнута как рыба,
не падает укрытый тенью свет
от зрительских насмешливых улыбок.

Рябые мойры полотно плетут,
черня в ковре условности приличий,
метаморфозы рушатся, но труд
художника пугающе трагичен.

Сильней инстинкт изгнания раба
из гения, когда, надрезав кожу,
тот просит у бессмертия: "Избавь", -
и заточённый в рамки шепчет: "Боже".

А в темноте (с оглядкою на сон)
рыдает дождь, больной испанским гриппом.
Веласкес умирает за поклон
очередному глупому Филиппу.
------------------------------------------------------

По центру стихотворения – огромный смысловой провал, наполненный всем, что попало автору в поле зрения, а ведь собственно стихотворенией, состоит из первого и последнего катрена. И если убрать со второго по пятый катрен, здесь будет жить поэзия. Это хорошо. Мне нравится.

4 МЕСТО
7. Сырники

Мамин рецепт – с изюмом,
Медом и курагой.
Как о тебе ни думай -
Ты все равно другой.
В окна порыв норд-веста –
Бешено, по-мужски.
Липнет к ладоням тесто,
Надо еще муки.
Краем стекольным, бритвой
Строчки в письме. Прочти.
Есть за тебя молитва,
Нет за тобой пути.
Ни в кандалах к острогу,
Ни босиком в пургу…
Сырников на дорогу –
Что я еще могу?
Ехать тебе неблизко.
Поезд, вокзал, огни.
С горкою вышла миска.
Боже тебя храни.


Забавно было уловить в стихотворение на бытовую тему, интонационную сетку стихотворения «Горение» И.Бродского (возможно, что это чисто моя проблема, как многочитающего). Абстрагируясь же от интонации - вполне милое стихотворение, совсем необязательное для окружающего мира, но – вероятно – нужное для написавшего, как маргиналия в дневнике или фотография в семейном альбоме.

5 МЕСТО
5. Кочан
Здесь и радость, и грусть. Здесь повсюду звучат голоса.
Здесь буфет-ресторан. Рядом - парк и аллеи просторные.
Это маленький город с названьем привычным "вокзал"
Во главе с чуть подвыпившим, вечно мешающим дворником.

Почему, неизвестно, его называют Кочан.
Проживает один. Во дворе - только Шарик хромающий.
Выпивает Кочан втихаря, а потом по ночам
Матерится во сне и кричит в тишину угрожающе.

Он собаку когда-то отбил у разгульных юнцов,
Что ее на костре на шашлычном едва не зажарили.
Пусть по полной досталось ему от юнцов-подлецов,
Но теперь поиграть во дворе можно с преданным Шариком.

Подбирает объедки Кочан, подметая вокзал.
Каждый день - вид похмельный и рожа с небритыми скулами.
Чтоб у Шарика жизнь человечней была, так сказать,
Сам он жизнью собачьей живет,но об этом не думает.

Пусть считают отшельником, пусть осуждает народ,
Твердо верит Кочан, что простятся ему все чудачества -
После смерти к могиле спасенный им Шарик придет,
И ему не завоется, не заскулится - заплачется.
------------------------------------------------------

Здесь также, как и в стихотворении «Музыкант» мы имеем дело с прозой, но постепенная антропоморфизация собаки работает и от того, стихотворение «сентиментально» принимается именно, как поэзия, вопреки техническому своему воплощению.

6 МЕСТО
6. волчащее

Я не скрою, что сукою волчьих кровей
Я вошла в этот мир после теплого детства;
Обо мне не жалей. А себя – пожалей
И старайся не жить, не дышать по соседству.

Я не стала волчицей, – в зверином лесу
Скучно мне без людей среди глупых оленей,
И порою я даже ошейник несу,
Не желая охотою жить - из-за лени.

Я в бунту и покорности равно вольна,
В равнодушном прищуре таю себя гордо,
И в глаза мои смотрит одна лишь луна,
Принимая приветствие воющей морды.

Человек мне не друг. Враг врага – тоже враг.
Приручить меня лаской – затея пустая.
И сильнее всего – ненавижу собак.
А больнее всего... не нашла себе стаю.
------------------------------------------------------

Интонационная сетка известного стихотворения Мандельштама, но конкурировать с Осипом Эмильевичем это заведомо соглашаться на свое поражение, о чем и свидетельствует скомканный финал (крайний стих текста).

7 МЕСТО
3. Музыкант

Над тобой километры бездны, только не голубой –
на такой глубине нет цвета, кроме оттенков серого.
На минувшую сотню лет бездна стала твоею судьбой,
и станет ещё на сотню – пока не рассыплется дерево,
из которого сделана дека скрипки твоей
и по вензелю на которой имя твоё ещё может вспомниться,
если её найдут.
Но там, наверху, время мчится как будто быстрей
и история без задержки пишет свой труд многотомный,
задвигая подальше в архивные дебри тома,
из которых всё содержимое разлетелось в копиях.
А в итоге всех одинаково поглощает тьма –
и вознесённых на небо, и поднятых к небу на копьях.

Ты лежишь здесь один, ни к тем, ни к другим не вхож,
вырывая скрипку из тёплых пальцев Гольфстримовых.
Ты не можешь считать, что новый день на прошедший похож,
потому что на дне океана все точки отсчёта – мнимые,
и минуты звучания «Nearer, my God, to Thee»
ограничены точками на малом отрезке памяти,
различимом для детального осмысления лишь вблизи,
а издали кажущимся дозой вакцины от паники,
впрыснутой тем, для кого не осталось мест
в последней шлюпке, отчалившей от гибнущего парохода.
В ней ещё слышали, как на мостике играл оркестр,
и аккорды катились по кренящейся палубе в воду.

Почему-то я помню тебя, музыкант, лежащий на дне,
почему- то я слышу ночами скрипку твою всё отчётливей,
и звучит подзабытый мотив церковного гимна во мне –
то ли предупреждает,
то ли куда-то зовёт меня.
Только я не уйду, выдирая память, как ноющий нерв,
даже если места в последней шлюпке буду достоин, но
кто-то должен играть тот же гимн, если встанет кормою вверх
этот мир, сотни лет несущий свою пробоину.
------------------------------------------------------

Здесь всё же больше прозы – причем прозы слегка дидактичной и воплощенной через употребление устойчивых или мнимоустойчивых выражений (ZB: «детальное осмысление», «подзабытый мотив» etc.) - отчего лично мне – в итоге – становится скучно.

8 МЕСТО
8. Вовка

- Что посеяла, то и взошло! -
костерило Анфису село:
- Дура Фиска, ремень бы взяла,
отходила б хоть раз стервеца,
ребятёнка растить без отца -
не шалавой шнырять по углам!
Ей их ругань, что с гуся вода,
а парнишка и правда - беда,
и в кого он родился такой?
Всех "отцов" не упомнить уже,
да и Фискиной блудной душе,
засорять ими память на кой?!

Вовке все наказанья не впрок -
снова драка и сорван урок,
директриса зашла поорать
про прямую дорогу в тюрьму,
про поганой метлой со двора,
про шпане аттестат ни к чему...
Вовка слёзы глотает в сенях,
выбит палец, под глазом синяк -
ну и нафик их, школьных зараз,
если выпрут - пойдёт на завод,
но Анфиску в обиду не даст -
за неё он и чёрта порвёт!

По этому стихотворению – добавить, что либо, кроме сказанного к «Музыканту», мне и нечего. О чем сожалею – закадровая фактура позволяла бы автору сделать пространство стихотворения много больше. Спасибо. Крайние 3 места расставлены произвольно – то есть их можно было выставить на общее шестое место.

© Александр Петрушкин,
http://www.stihi.ru/avtor/htgbyf42