Переводы Неверной жены

ПОДСТРОЧНИК
И я отвел ее к реке,
веря, что она была незамужней,(думал,что она - девица)
но у нее был муж. (но была она замужней)
Была ночь Сантьяго  (Была ночь святого Иакова)
и почти по сговору.
Погасли фонари
и зажглись сверчки.
На последних поворотах (На углу у последних домов)
я тронул ее спящие груди (я дотронулся до её спящих грудей)
и они мне вдруг открылись, (и они вдруг раскрылись)
как соцветия гиацинтов. (словно букет гиацинтов)
Крахмал ее нижней юбки
звучал у меня в ушах,
как отрез шелка,  (словно шёлковая ткань)
разорванный десятью ножами. (раскромсанная десятью ножами.)
Без серебряного луча на своих верхушках (Без с.света на вершинах)
росли деревья, (выросли деревья)
и горизонт собак (и псы на горизонте)
лает очень далеко от реки.(лают далеко от реки.)
Мы прошли ежевику, (Прошли мы мимо ежевики)
тростник и боярышник,(тростников и терновников)
под копну ее волос (и под копной её волос)
я сделал ямку в земле. (я выкопал ямку на глине.)[???]
Я снял галстук.
Она сняла платье.
Я — портупею с револьвером. (Я - пояс с револьвером.)
Она — свои четыре корсажа.  (она - четыре корсажа.)
Ни у тубероз (нардов), ни у раковин  (Ни у нардов,ни у ракушек)
нет такой нежной кожи, (кожа столь тонка)
ни стекла под луной (ни стёкла, ни луна)
не сияют таким блеском. (не блестят так ярко.)
Ее бедра от меня ускользали,
как удивленные рыбки, (словно пойманные рыбы)
наполовину наполненные огнем, (наполовину в огне)
наполовину наполненные холодом. (наполовину в стуже.)
Той ночью я мчался (Той ночью я бежал)
лучшей из дорог, (лучшей на свете дорогой)
оседлав перламутровую кобылицу (на перламутровой кобыле)
без узды и без стремян. (без узды и стремян.)
Не хочу говорить, будучи мужчиной,(Не хочу повторять,ведь я мужчина)
слова, которые она мне сказала. (то, что она говорила)
Свет рассудка (здравого смысла)
заставляет меня быть очень сдержанным. (делает меня учтивым.)
Грязную от поцелуев и песка, (Грязной)
я увел ее с реки. (увёл я её от реки.)
На ветру бились  (С ветром сражались)
шпаги ирисов (лилий).

Я вел себя так, каков я есть. (Я повёл себя,как должен был)
как настоящий цыган.
(Я) подарил ей шкатулку
большую, из гладкой соломы,(большую,цвета соломы)
и не хотел влюбляться,
потому что, имея мужа, (ведь имея мужа)
она мне сказала, что была незамужней, (она сказала,что девица)
когда я вёл её к реке.

НЕВЕРНАЯ ЖЕНА (Константин Михайлович Гусев,
31 января 1916 - 9 ноября 1980)
И, уходя к реке со мною,
девушкой она казалась,
а была чужой женою.
Это было в ночь Сантъяго
и почти с ее согласья. (она не могла давать согласие на блеск светляков)
Светляки уже горели.
Фонари уже погасли.
Тронул заснувшие груди
в сумраке последних улиц,
и ветками гиацинта
быстро они развернулись.
Крахмал ее юбки долго
в ушах у меня шуршал, как
в клочья десятью ножами
разорванный кусок шелка.
Без серебра на вершинах
выросли во мгле деревья,
и лаем собак далеким
провожала нас деревня.(не деревня, а город!)
Ежевику, и шиповник,
и камыш мы проходили.
Там за кустами лозины
блещет заводь белых лилий.
И вот я скинул свой галстук.
Она — косынку из шелка. ("косынка" придумана)
Я — свой пояс и револьвер.
Она — браслет и заколки. (и "браслет", и "заколки" выдуманы)
У нардов и у жемчужин
нет такой чудесной кожи.
Кристаллы под лунным светом
сияньем с нею не схожи.
Трепет встревоженных рыбок
был в уплывающих бедрах,
наполовину сиявших,
наполовину холодных.
По лучшей из всех дорог
ночь пролетала беспечно
на коне из перламутра
без стремян и без уздечек
Не скажу, что говорила
она, позабывши скромность.
Ныне разумен и вежлив
я стал, навсегда опомнясь
В песчинках и поцелуях,
пьяные, мы уходили. (почему "пьяные"?)
Над рекой схватились с ветром
шпаги блестящие лилий.
Я был таким, как всегда.
Был я цыганом достойным.
Подарил я ей на прощанье
легкий соломенный столик. (шкатулка - не столик!)
И не мог любить за то, что
была чужою женою,
и девушкою казалась,
уходя к реке со мною.
Пер. К. Гусева [Гусев 1961]
 
НЕВЕРНАЯ ЖЕНА (Виктор Николаевич Андреев,р.1948)
Туда, где река струится,
повел я жену чужую,
я думал: она — девица.
В Иакову ночь это было,
закрылись туманами дали;
в поселке огни погасли,
и светляки засверкали.
Я тронул спящие груди,
едва мы прошли селенье,
соцветьями гиацинтов
они раскрылись в томленье.
Ее накрахмаленных юбок  (и сколько же было юбок?)
шуршанье меня дразнило;
казалось: в шелковый полог
ножи вонзаются с силой.
Над нами деревьев кроны
густели, свет застилая,
и горизонт был полон
собачьего громкого лая.
Пройдя кусты ежевики,
камыш обойдя поспешно,
ее опрокинул я навзничь (назад,на спину,вверх лицом; скорее ничком,лицом вниз)
в хрустящий песок прибрежный. (даже не на песок, а внутрь песка?)
Я снял и отбросил галстук.
Она — четыре браслета.  (ну и придумал!)
Я — свой ремень с кобурою. (револьвера нет?)
Она — свои юбки с корсетом. (повторяются "юбки")
Должно быть, на всем белом свете
не сыщешь белей ее кожи —
и жемчугу с ней не сравниться,
и лунному свету тоже.
Как рыбы в тесной корзине,(почему "в корзине"?)
упругие бедра бились —
то леденели от пота, (оказывается,белокожая цыганочка потела?)
то жарким огнем светились.
Я мчался по лучшей дороге
в ту ночь — то с горы, то в гору —  (о чём это? что за горы?)
на молодой кобылице,
и ей не нужны были шпоры.
Словами, что женщина шепчет,
негоже мужчине хвалиться.
Пусть то, что случилось ночью,
ночною тьмой и хранится.
Ее от реки уводил я —
в песчинках, в изнеможенье.
А ириса тонкие шпаги
с ветром вели сраженье.
Себя упрекнуть мне не в чем.
Я был и останусь цыганом.
Я ей подарил шкатулку,
но не простил обмана.
Она оказалась замужней,
а мне сказала: девица, —
когда я повел ее ночью
туда, где река струится.
Пер. В. АНДРЕЕВА (2004)


НЕВЕРНАЯ ЖЕНА (ХАНОХ ДАШЕВСКИЙ)

Увёл я её к затону,
и ей поверив на слово,
решил, что она - девица,
а был я с женой другого.

Случилось то наважденье
под ночь Сантьяго, в июле,
и лишь фонари погасли,
вокруг светляки блеснули.
Дремавшие груди тронул
я возле межи, в туманах,
и страстно они раскрылись,
как два гиацинта пряных.
Её крахмальные юбки,
дразня мой слух, трепетали,
как шёлк под змеиным блеском (Что за змеи? Откуда?)
ножей из калёной стали. (Из калёной стали пальцы цыгана?)
Сдвигали кроны деревья,
луну в свой круг не пуская,
и нёс горизонт заречный
тревожное эхо лая.

Где видит сны ежевика,
где льнут тростники к обрыву,
обрушил я там на отмель (Отмель рядом с обрывом?)
волос её жгучих гриву.
Она свой наряд сорвала,
я - галстук. Она, не кроясь,(деепричастие с двумя смыслами)
четыре сняла корсажа,
а я - револьвер и пояс.
Её жемчужная кожа
была тубероз нежнее;
так свет не сияет лунный
хрустальную россыпь сея.
А бёдра бились, как рыбы
попавшие в сеть беспечно;
то знойным пылали жаром,
то стыли прохладой млечной.
И лучшей земной дорогой,
до первых лучей зарницы,
без шпор и узды скакал я (Если без узды, то и не в упряжке кобылицы!)
в упряжке той кобылицы.
 
Я вёл себя с ней достойно,
ведь красит гордость мужчину.
Следы моих поцелуев
она унесла - и тину. (Не унесла, ибо ещё никуда не уходила!)
И я не скажу, какие
слова с её губ слетали;
как лезвия стебли лилий
речной туман рассекали. (В оригинале нет тумана!)

Совсем не под стать цыгану
рассудок терять от страсти;
я ей подарил шкатулку,
браслет надел на запястье.(Нет в подлиннике браслета!)
Но я в неё не влюбился,
не стал с ней встречаться снова -
напрасно в ту ночь я верил
лукавой жене другого.

НЕВЕРНАЯ ЖЕНА (Луи и Лестат)

Я думал, что она девица,
Хотя и замужем была. (Не была замужем, а сейчас есть!)
Успели мы договориться – (Догорился о половом акте с девицей?)
К реке дорога нас вела.

Стояла ночь Сантьяго. Спали
За горизонтом огоньки,
И как фонарики сверкали
В траве зелёной светлячки.

Вот поворот; горя от страсти,
Я груди тронул. Как во сне
Они раскрылись в сладкой власти
Цветком жасмина по весне.

Её крахмальной юбки шорох
Уже настиг моих ушей,
Как будто рвался шёлка ворох
Под сталью тысячи ножей.

И без серебряного света
Зажглись деревья над рекой.
Вдали тянулся безответно
Собачьей стаи гулкий вой.

Прошли камыш и ежевику,
Шиповник, что в низине рос.
И помню только в иле зыбком
Блестела прядь её волос.

Уж сброшен галстук. В травы смяты
Я скинул пояс, пистолет,
А ею платье было снято,
И полетел к ногам корсет.

И не речной ракушки створки,
Ни дикой розы лепесток
Мне не казались столь же тонки,
Как этой кожи нежный шёлк.

И звёзд кристаллы под луною,
Что свет даруют золотой,
Поспорят вряд ли с белизною
Атласа кожи молодой.

Той ночью лучшею дорогой
Я без узды и без стремян
Скакал на коне быстроногом,
Как будто был от хмеля пьян.

Забыть хочу я то признанье,
Что жарко жгло сильней огня,
И озарение познанья
Вдруг скромным сделало меня.

Всю грязную, в песке и тине,
Её отвёл от речки прочь.
Лихим цыганом был я ныне,
Самим собою в эту ночь.

На плечи нежные в подарок
Я ей мантилью повязал.
И этот шёлка плен был мягок,
И обо мне напоминал.

Я не хотел в неё влюбиться,
Ведь всякой правде вопреки,
Она сказала, что девица,
Когда я вёл её с реки.