во имя счастья внуков

Если вы любите лошадей то вам, наверное, нет до меня никакого дела, потому что меня в детстве сильно лягнула лошадь.

Вам нравится смотреть на лошадей, кормить их яблоками через изгородь, втягивать запах сена.

Мне тоже нравиться смотреть, но меня в детстве сильно лягнула лошадь.

Если бы этого не случилось!..

Дело в том, что историю своей страны я узнал сначала в детстве от бабушки, а потом уже прочёл в книжках.

Бабушка была 1904 года – лучший возраст, чтобы рассказать 20-й век до Застоя.
Сестра деда тоже говорила со мной. И ещё были старики.

Они называли даты, указы партии и правительства, номера съездов ВКП(б), названия запрещённых или неиздаваемых книг и фамилии авторов.

Потом в юности никакой учебник ничего не добавил и не отнял от этих рассказов, а в Перестройку всё с точностью подтвердилось и уточнилось до цифр и статистики.

Оказывается, что не у всех были бабушки, не все бабушки могли рассказать, не все смогли понять и запомнить их рассказы.

Говорю же, лошадь лягнула.

Не в укор предкам-славянам скажу, а для пользы.

Мои еврейские дедушки-бабушки все были поголовно грамотные – иудаизм требует умения читать и писать, а грамотность детей обязанность родителей с 13-го века.

Каждый должен прочесть Книгу лично и детей заставить прочесть.

Поэтому у властей ну никак не получалось полностью запудрить мозги за одно поколение или за десяток лет пропаганды.

Частично только получалось это.

Но я же дальше пошёл и докопался до Теодора Шанина, который исследовал российский марксизм пятьдесят лет, а учёным-историком и социологом стал в Лондоне.
Шанин и в России создал крупную школу истории.

Важно ещё то, что Шанин марксист с юности и его оценки не чёрно-белые.
Ленина он называет крупнейшим мыслителем века.

Ленин и Столыпин в 1910 году одинаково видели состояние Империи, и даже её будущее видели одинаково – если война, то революция, а если мир, то «Дайте Государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней Poccии», – говорил Столыпин.

Ленин же полагал, что крестьяне, узнав о том, что государство встало на сторону бедных против богатых сами переделят землю по справедливости – по едокам и начнётся социализм.

Крестьян в России было 90% населения.

Но крестьяне не тронули кулаков, потому что на селе человек становился богатым не путём эксплуатации, а по древним законам общины.

Крестьянин, имевший одного взрослого сына, передавал ему весь надел, а многодетный – делил.

В сельской общине происходила естественная ротация богатства, браки были «рядом» и по сговору.

Кулаки были природными лидерами в общине, а не мироедами.

Большевикам пришлось вывезти в Сибирь кулаков, а когда это не помогло – заморить голодом 20 миллионов крестьян.

Наступил социализм, но на предельно низком уровне потребления и без местных трудоголиков.

Я пишу об этом со своей болью (лошадь) потому что мои дедушки приняли в убийстве крестьян, а с ними всей страны, самое непосредственное участие.

Я знаю это поимённо и в датах.

Представьте 5 миллионов грамотных обездоленных людей – евреев Украины, ставших самым революционным классом в стране в 20-е годы.

Чекист Штейнберг (по памяти) писал в газете «Екатеринославский рабочий»: «Современники проклянут нас за пролитые реки крови и слёз, но потомки прославят нашу жестокость. Во имя счастья внуков уничтожаем мы чуждый класс на нашей земле».

Привожу по памяти.

Во имя счастья, чьих внуков, товарищ Штейнберг? Внуков убитых вами дедов?

На чьей земле они жили, товарищ Штейнберг?

Я, ваш внук, жив и счастлив. Спасибо!

Убить целый народ, который повёл себя не так, как было предсказано в кабинетах!

Выжившие повели себя тоже иначе, чем это виделось Марксу и Ленину, а Сталин не собирался церемониться и тем более, уходить в отставку.

Страна была другой, стала другой и осталась – не такой, какой она казалась или должна была оказаться.

Наготу растерзанной страны большевики, а за ними коммунисты прикрыли чистой простынёй газетной фразеологии, а когда простыня напитывалась кровью, её меняли новой чистой простынёй.

Так дожили через войну до нефтяного бума.

В 70-е люди радовались номерку на руке в очереди на холодильник или ковёр.

А старики в сёлах Львовщины помнили ещё 30-е годы под поляками, да и знали жизнь в Венгрии в те же 70-е.

– Мойша, ты знаешь, что мы теперь коммунизм строим?

– Нет. А что это?

– Работать будем меньше, получать больше, а в магазинах всё будет.

– Понял – это как при румынах было.

Любой на Буковине знает анекдот.

Поэтому Конституция запрещает идеологию.

Но страна опять другая и теперь хочет её – идеологию.

Хочет, значит получит.

Во имя счастья внуков 100 лет уничтожаем мы чуждый класс на нашей земле.