Молоко и Кровь

    
                “Don’t cry over spilled milk”
 

  Маленькие, угасающие языки огня доедали всё что могли, зная что время их истекает.  Оставляя после себя обугленные косяки дверей, пустые, чернеющие как глазницы окна, даже трава, засохла, истлела и была рада что ей не придётся такое снова пережить.  Люди, какие остались, выбирались из под обломков, осколков и пепла, оборванные, хромающие и побитые.
  А что собственно произошло?  Да, прилетал Дракон, огнедышащий, большой и сильный, но он же один, а людей много, а не то что много драконов и один никчёмный человечек.  Но всё было как в песне - "преследователь преследует, преследуемый бежит",  всё по привычке - как положено, по течению, никаких мыслей, сопротивления или вопросов.
  Так просто: люди - хорошие, Дракон- плохой, а на самом деле, люди ленивые, глупые и трусливые, а Дракон как дракон - обыкновенный хищник.
  Вот бывало раньше, набегут полуголые, голодные, холодные аборигены на мамонта с несерьёзными палками и дубинками, которыми только орехи колоть в удачный день, и завалят болезного..., но так ведь им терять было нечего, и если охота не удалась, то в магазин за хлебом не пойдёшь.  А теперь - домов понастроили, в них печки тёплые, одежда на все случаи жизни, котлы с похлёбкой.  Кто же захочет это бросить или хотя бы на время оставить и пойти валить дракона?  Лучше переждать, укрыться, спрятаться и пересидеть, а лучше переспать.  Глядишь и ничего, обойдётся.  Ну схватит он пару-тройку бестолковых не успевших окопаться, ну и ладно - сами виноваты.
 
   Рыцарь, проходивший мимо города, об этом не думал, он видел кровь, страдания и разрушения.  Ему не надо было спрашивать что здесь случилось, он видел всё это много раз.
  По всклокоченной улице ходила заплаканная, растpёпанная девочка.  Рыцарь подошёл к ней как светящийся ангел в блестящих на солнце доспехах, взял на руки и, переступая через обломки, пошёл в сторону городского центра, где шевелились немногочисленные люди.  Узнав у них чья это девочка, Рыцарь отнёс её к матери, такой же заплаканной и растрёпанной, однако преобразившейся от неожиданной радости.
  Для себя повелитель меча уже решил что походы закончены, сколько сделано, столько сделано; в конце концов, всех дел не переделаешь, всех принцесс не спасёшь, все города не освободишь. Но оставив "мать и дитя" радоваться, он пошёл от дома к дому, помогая горожанам выбираться из-под обломков, перевязывать раны, тушить огонь.  К концу дня, когда все решили расходиться по домам или по тому, у кого что осталось, каждый был рад предложить Рыцарю ночлег, но он, знавший людей не понаслышке, не хотел сеять зависть и неприязнь и остался ночевать в будке охраны у городских ворот, оставшейся свободной после набега.  Объяснив что заодно будет охранять покой жителей, хотя и знал, что Дракон теперь не вернётся какое-то долгое время.
  Наутро мать возвращённой девочки, а за ней и другие погорельцы принесли ему кто что мог: хлеб, молоко и многое другое в знак благодарности и для подкрепления сил, потраченных вчера.  Девочка хотела быть первой и спешила с небольшим кувшином молока, но почти у самых ног Рыцаря споткнулась и упала, разлив молоко по вызженной траве.  Она громко расплакалась от досады, сидя на земле, под сдержанные смешки остальных, но он, подойдя, успокоил поражённую в лучших чувствах девочку, сказав что не стоит плакать над пролитым молоком.  Она не понимала почему, но его слова звучали спокойно и так убедительно, что она даже поднялась на ноги и, пообещав что вернёться завтра, и всегда, каждый день будет приходить, пошла, оттеснённая другими,  с пустым кувшином и твёрдым решением.
  Позавтракав рыцарь понимал, что уйти сразу будет недостойно и решил начать помогать восстанавливать город, затем стрoить стену, затем собирать урожай... и так пришла зима, а зима для драконов время неблагоприятное: летать трудно - крылья мёрзнут, в зелени леса засаду не сделаешь, на охоту полдня уходит, да и добыча скудная - одни закуски.  Свернувшись в своей пещере, периодически подогреваемой своим же огнём, Дракон вдруг вспомнил о городе и о том, что недолгий перелёт может не только взбодрить его в это холодное, медленно тянущееся, гнусное время, но и обеспечить всем необходимым хотя бы ненадолго.
  Преимущество Дракона было безусловно в возможности летать и атаковать с воздуха, он мог, спикировав не касаясь земли, схватить то, что двигается и, взметнувшись вверх, поглотить ошеломлённую от неожиданности и высоты жертву и вернуться за следующей.  Когда ему приходилось приземляться, становясь крупной мишенью для тех, кто пытаясь что-то доказать,  бросал в него чем попало, без какой-либо очевидной цели и тем более плана, он был вынужден использовать огонь, не для нападения, а защиты и далее для утверждения своей точки зрения.
  Подлетая к месту где стоял некогда захудалый городишко, он был неприятно удивлён видом новых, казавшихся довольно крепкими домов, а главное высокой городской стены и больших ворот, окованных железом.
  На месте ветхой будки, где охрана коротала свои недолгие годы, стоял небольшой каменный бастион, а маленькая  площадь перед городскими воротами, на которой он находился, была обнесена стеной поменьше, ядовито щетинившейся частоколом.
  Шум его крыльев и устрашающий рёв был всегда слышен издалека и был частью запугивающей тактики.  Приближение грациозного, но мощного тела Дракона всегда вызывало крики, суету и бесполезную возню там внизу, где всё кажется таким мелким, незначительным и просто бесполезным; но сейчас всё было очень спокойно, только одна несчастная лошадь с огромным возом сена пыталась пробраться сквозь снег к воротам.
  Дракон стал пикировать, выставив вперёд огромные когтистые лапы.  Встречный ветер раздувал его морду, и пасть - и без того огромная - казалась ещё более зловещей.  Он широко расставил крылья чтобы замедлиться, схватить лошадь и унести её в первый и последний полёт, но повозка вдруг дернулась в сторону, а из сена выпрыгнул Рыцарь с выставленным вверх мечом.  Дракон еле успел свернуть, меч скользнул по холодной коже, только поцарапав её, но зацепил крыло и разрезал пополам одну из перепонок.  Потеряв равновесие, он упал в снег и, перевернувшись несколько раз, оказался на боку, навалившись на крыло.  В это время с городских стен  жители стали закидывать его камнями, под свои радостные крики.  Оказавшись в небывалом для себя положении, Дракон пытался ответить огнём, но лёжа набоку, не мог набрать достаточно воздуха и, жадно глотая его как рыба, выброшенная на сушу, прикрывался как мог раненым крылом.  Увидев приближающегося по глубокому снегу Рыцаря, он  упёрся кровоточащим крылом, взвыв от боли и заливая встревоженный снег голубоватой, холодной кровью, попытался взлететь, но вместо этого полубежал, полуподпрыгивал, как подбитая птица. Морозный воздух зализывал его раны, а кожа на крыле болталась и шлёпала как тряпка, оставленная на верёвке в ветреный день.
  Народ, наблюдая это, ликовал. Впервые они не только не пострадали, но и чуть не избавились от неукротимого зла, и были бы рады если бы Дракон вернулся, чтобы покончить с ним раз и навсегда.  Рыцарь, итак находившийся в большом почёте, теперь сталь неоспоримым героем.  Этот день решено было назвать Днём Победителя и устроить торжественный парад и пир, и в память о знаменательном событии повторять это ежегодно.  Рыцарю были вручены ключи от города, но не символические, а настоящие, сработанные в местной кузнице и открывающие огромные городские ворота.  Он принял их с благодарностью, но и более того, с большой ответственностью, a на предложение перейти жить  в только что выстроенный дом  недалеко от центра города ответил твёрдым отказом и вернулся в свой бастион.
  Шло время.  В отсутствии Дракона народ стал богатеть, жиреть и, как водится, гордится всем что нажил.  Парады от городских ворот постепенно переместились на центральную площадь, куда Рыцаря приглашали как почётного жителя и защитника. Потом они заменились пирами и оргиями, на которые eго уже никто не звал.  Затем, решив что в мирное время защитник вообще бесполезен, а к тому же по прошествии многих лет и немощен, перестали и содержать.  Только та девочка, выросшая и поумневшая, всё же каждый день приносила ему корзину с едой и ставила около двери.   Часто бывало что ей совершенно не хотелось это делать и она даже решала пропустить день-другой, но глупое обещание данное уже столько лет назад, скреблось и царапалось где-то внутри как упорная кошка, не давая покоя, и ей приходилось идти.
  Рыцарь старел. Oн знал что Дракон своего унижения не забыл и придёт день когда он вернётся, и слабеющий защитник надеялся только на то, что у него ещё хватит сил поднять меч, пусть и в последний раз.  Зрение его притупилось и приходилось стражу реагировать на каждый шорох, хотя он и был уверен что издалека услышит хлопанье кожи на ветру.
  Мальчишки часто прибегали и бросали камешки с городской стены в траву перед его постом.  Рыцарь выбегал так быстро как  мог, держа  перед собой меч в дрожащих руках и прислушивался, пытаясь понять что это было.  Постояв так и ничего больше не услышав, он возвращался на скамейку перед воротами.  Подождав несколько минут и видя что страж начинает сидя засыпать, мальчишки начинали плевать вниз, соревнуясь кто первый попадёт, а когда шлепок касался потускневших доспехов,  Рыцарь вздрагивал, открывал глаза и, всё равно ничего не видя, пытался смотреть по сторонам.  Мальчишки с хохотом убегали чтобы вернуться в другой раз.
  Несмотря на почти полную слепоту, Рыцарь справлялся с патрулированием этого небольшого двора, обнесённого стеной, ведущего к воротам, от которых у него всё ещё были ключи.  Он не знал что основной вход в город сделали в другом месте, а проём ворот с внутренней стороны давно заложили кирпичом.
  Дракон за эти годы научился сносно охотиться с земли, мог летать, хромая на одно крыло, но унизительное трепетание перепонки было невыносимым.  Он давно хотел вернуться в город - свести счёты, но этот звук всегда был преградой.  Однажды ночью, глядя на звёзды и вспоминая времена, когда он безраздельно владел свободой полёта и держал в страхе всех кто ещё осмеливался существовать в его владениях,  крылатый змей понял, что даже если он дождётся и Рыцарь без всякого боя сойдёт в могилу, путём всех смертных, и город, лишившись его, ставшей уже чисто символической, защиты снова падёт в его лапы, то незаживающая рана, нанесённая его самолюбию, не получит никакого, пусть даже временного облегчения, не удовлетворившись законной местью. 
  Осознав то, что мучило его больше чем боль и ограниченность естественной свободы, Дракон не мог дождаться утра, предвкушая как он раздавит в прямом и переносном смысле саму причину своих страданий - дерзкого Рыцаря, а потом выжжет дотла все воспоминания о нём, не зная, что его и так уже все забыли...  почти все.
  Резкое утреннее солнце встретило Рыцаря мутным, светлым пятном в неопределённой серой дали;  oн вышел из сторожевого поста намного раньше обычного, как когда-то - с первыми лучами невидимого для него теперь солнца, провёл руками по мокрой траве, освежил глаза и лицо,капающей с пальцев росой, стекавшей  по загорелому, обветренному лицу как неожиданные слёзы.
  Вдруг ему послышался какой-то свист и неясное хлопанье в дали.  Постояв ещё несколько секунд прислушиваясь, ослабевший защитник побежал за мечом, но споткнувшись на ступенях, упал и разбил колено.  С трудом поднявшись, он схватил меч со стены,  вышел наружу и, взяв его двумя руками и держа перед собой, встал посередине двора, вслушиваясь в приближающийся шум.
  В городе, давно забывшем свои тревоги и загнивающем в своём благополучии, все ещё спали, только девушка собирала корзину, с трудом преодолевая желание бросить это глупое занятие, как сделали все остальные, и пойти спать.
  Дракон видел одинокого Рыцаря посередине заросшего засыхающей травой двора и понимал что битвы не будет, а будет жестокое холоднокровное уничтожение.
  А девушка тем временем шла по тропинке, вдоль городской стены  ведущей к сторожевому посту, которую сама же и протоптала за столько лет.  Выйдя из-за угла на открытую поляну перед входом во двор, она отчётливо услышала зловещий шум и, посмотрев туда откуда он приближался, она от неожиданности замерла, но потом внезапно сорвавшимся голосом, скорее для себя самой, закричала: "Дракон, дракон!"
- Где ты? - крикнул встревоженный Рыцарь.
- За стеной!
- Спрячься и замри, не выходи!
  Рыцарь стал размахивать мечом, пытаясь привлечь внимание Дракона, он знал, что если тот приземлится вдалеке, то у жителей не будет шанса выжить.  Но приближающемуся мстителю не нужны были дополнительные знаки внимания, он не видел сейчас ничего кроме этого жалкого, еле держащего меч, ничтожного человечка с дрожащей ногой, не успевшего даже надеть доспехи.  Он решил раздавить, растоптать и разметать то, что останется.
  Шум становился сильнее и сильнее.  Девушка прижалась к стене и закрыла голову руками.  Рыцарь слушал и ждал.  Он уже мог слышать тяжёлое дыхание перебиваемое шлёпаньем перепонки, и когда далёкое мутное Солнце в его глазах перекрылось тёмным пятном крыльев, он резко упал на спину, уперев меч рукояткой себе  в грудь на уровне сердца.  Дракон видел это, но пикируя слишком низко с повреждённым крылом, остановиться уже не мог.
   
  Спрятавшись за стеной, девушка услышала тяжёлый удар, хруст и рёв.  Она ждала что будет дальше, но казалось, ничего не происходило.  Подождав ещё немного, она встала и, взяв корзинку, пошла ко входу во двор.  Рыцаря нигде не было видно, а посередине поляны мордой вниз лежал Дракон: одно крыло его было распрямлено, второе – сломано и подмято под туловище, из спины торчало лезвие меча, омытое его голубой кровью, и сверкало на солнце.  Глаза ещё были полуоткрыты, а из оскаленной пасти доносились хрип и глухой стон.
  Девушка подошла ближе и, засмотревшись на уродливое и вместе с тем такое притягательное в своей грубости зрелище, споткнулась о хвост, упокоившийся в траве.  Корзинка наклонилась, и кувшин - с льющимся из него молоком - выскользнул на траву.  Она схватила кувшин и в ярости швырнула его в остывающее тело.  Кувшин разлетелся на куски, а оставшееся молоко стекало по чешуйчатой коже, обтянувшей рёбра.  И тут она заметила, что белые жирные капли падали в небольшую тёмно-красную лужу, медленно появляющуюся из под груди Дракона.  "Не стоит плакать над пролитым молоком," - неожиданно вспомнила она и подумала: "Стоит ли над пролитой кровью?"- и, уходя, пнула хвост, о который споткнулась.