Чистилище в голове самоубийцы

Если б комнатой вся жизнь была,
То двери были бы забиты,
А в окнах пламя и страшно черный дым.
Собой свободу охранял он от меня.
И даже если бы сокамерник там рядом был,
Он был бы психом.
Стихи бы Бродского читал и говорил,
Что мы не выйдем никогда,
И окна вечно открывал,
Чтоб побыстрей закончить все мученья.
Напевая страшные мотивы "O Fortuna",
Он уговаривал себя, что тут останется со мной надолго.

Расписаны тут кровью стены,
Надежды и мечты всех тех, кто побывал тут до меня, витают.
И маленький тут стол стоит с делами бывших постояльцев.
В делах есть все, что привело сюда их:
Как много о любви там было сказано,
Но больше оправданий этим словом
Что, мол, украл, убил, обидел только потому, что он любил.
И мыслей их написано не меньше, но все одно:
Что стыд их на свободу не пускает, хотя тут выход лишь один... в окно.



Я дело вдруг свое нашел, в нем говорится: "друга предал".
Хотя и вправду, какой мне рай с таким-то грузом?
Я не помог, когда так было нужно, и он погиб,
И что же сделал я потом..... о ужас!
Я себя убил. Не смог я пережить утраты и вины.
Теперь я в этой комнате, решится здесь моя дальнейшая судьба.
Как стыдно мне, и нужно то же, что и всем нам - открыть окно и прыгнуть в ад.
Но нужно попросить прощения, раскаяться мне перед другом.
Я напишу, что был я глуп и напишу: «прости», и «скоро за тобой уйду».

И снова псих: он что-то под себя бормочет и, кажется, хохочет.
Впервые взор он свой поднял и плачет, а я его узнал.
Он друг мой – тот, которого предал. Он понял все, что я писал,
Обнял меня и вдруг сказал, что он меня прощает.
И мы останемся вдвоем, в печали что сглупили,
Я понял все, все осознал.
Мы счастливы, нам большего не надо - ведь вместе мы теперь.
И вместе прыгнем мы в окно с улыбкой,
Оставив лишь записку, что мы прощеными ушли.
Но тут открылся потолок, и лестница вдруг появилась.
Мы поняли, что это путь. Наш путь на Небеса,
Что нас простили Боги.