Жизнь - отель для любви

_____________________________________В соавторстве с Ольгой Девш


Прости, читатель, наш  судья, за толки, что вот-вот начнутся
Про двух несчастных – судьбы их в пути далёком пусть сойдутся.
Пока же мы хотим поведать вам, про тайны тех сердец да в разных сценах,
Как приходилось им страдать, прощать и снова слепо верить.

   Трудно начинать рассказ, как и отношения – чувствуешь свою неуклюжесть каждой клеточкой организма. Знакомство, череда событий, прелесть общения, а потом кульминация, и с замиранием сердца ждёшь ответной реакции. И вот ты уже улыбаешься в ответ, делясь сокровенным со своим собеседником, додумывая его мысли, торопишь время желанной близости, духовного согласия, ожидая его суд понимания. Не заботясь о последствиях, не оглядываясь на критику общества. Всё для неё, для него и ради, безответно, но всё же пусть миф о безусловной любви не заблудится в вас: все равно для поддержки самого себя, отстаивая свою правоту, разделяя её с тем, кто нам  верен, раз верим мы, и  как всегда ошибаемся  в выборе. Но  всё не напрасно,  ТО – есть жизнь.  Примеряя свои идеалы  другим, о них забываешь: о их значимости, о их сущности, о тех потаённых уголках души, внутри их самих, где вам места нет, но куда так хочется проникнуть, заглянуть под маску, посмотреть в истинное лицо собеседника, узнать его слабости, а потом дёргать за них, как марионетку за нитки. Это ли не амбициозно? Да, пусть любишь того, кого дёргаешь, подминая под свою доминантность, и раз не выносишь сор из избы, то стоит ли требовать больше, чем с тобой могут поделиться? И пойди теперь прознай, чьи судьбы описаны ниже. Нам хватит лишь вашей аудитории. «А что любовь?» – спросите вы. Мы смогли написать и судить по-своему, и мы думали так…


Тяжело и горько сознавать то, что два любящих сердца могут так долго терзать друг друга. Не умея прощать обиды, мы копим их в сердце, причиняя боль, не только обидчику,  но и себе, накапливая желчь в душе, которая гнетёт, вытесняя чистые, добрые чувства. Не думая о последствиях, мы готовы поругаться со всем миром, доказывая свою правоту. Вчера ты поругался с любимым человеком, сегодня с приятелем, завтра поругаешься с соседями, думая только о своей «правильности». Вряд ли найдётся человек способный понять такую озлобленность. Принципы хороши, но необходимы и компромиссы, умение прощать – великая сила в соединении с любовью, которая окрыляет, сердце наполняет радостью. А злоба порождает ненависть. Если не уметь существовать в согласии с окружающими, то как тогда жить в мире с самим собой? Постоянно перебирая только негатив, мы забываем о позитиве, проще всего, демонстрировать людям, какой же я несчастный и обиженный. А пусть пожалеют – возможно, полегчает. Хотя и ненадолго.
Начиная каждый раз сызнова, не стоит забывать проверенное, друзей, родных, любимых людей, растрачиваясь по пустякам. У медали всегда две стороны: стоит посмотреть в отражение, представить себя на месте собеседника и всё становится на свои места. Чтобы вырастить дерево, одной земли мало, нужна еще вода, как соль, так и сахар. Не рискуй лить через край, обольешься.
Если окружающий мир не прав, не стыдно пересмотреть свои приоритеты, вдруг окажется, что ошибался ты сам. Не руби с плеча, как и не плюй в колодец – народная мудрость, ох, как правдива. Никому пока не удавалось переделать мир под себя. Если ты сейчас не простил самую малость, завтра тебе придётся простить вдвое больше, пройти гораздо дальше предложенного пути.
За меня или тебя никто идти не будет, каждый сам несёт свой крест. Помнить бы это…

Захочется уйти красиво, уйди, чтобы не стряхивать со спины осуждающие взгляды. За поступки отвечаем лишь мы, а это еще трудней и больнее, ведь именно они в ответе за память о нас. Всегда лучше видеть, куда ставишь ногу, проще уберечься от трудностей, чем избавляться от них.



В кукольном доме не детские окна –
нелепость? проклятье? ошибка?
Представьте, как больно маленьким стенам,
какой гулливер потешился злобно

над зданием хрупким судьбы лилипутной,
проёмы рубя своей взрослою дурью
в порыве отмщенья за низкую крышу.
Стеклянные дыбы стараются выжать

из домика-крохи свободные метры,
в подручных у подлых – ветра и дожди:
врываются, рвут, размывают пространство,
и в мокрый картон превращается дом,

который зачем-то оставили куклам,
забыв, что вернуться не смогут детьми.   




Или промолчать все-таки? Но где на это взять силы? Потрачено всё. На порывы, на страсть, на головокружение. Ему бесполезно говорить о чем-то иллюзорном, с ним общается сама жизнь. Неважно, что беседы эти опустошают его изнутри, а подарки до коварности болтливой собеседницы частенько похожи на черные метки. Ему не страшно овладевать магией упоительного сумасшествия и любить до отчаянного вскрика, до сердечного плача, когда замирает даже неуловимая жилка на шее и кажется, что стало легче, светлее, но не настолько, чтобы захотеть не вернуться…
Глубокая чувственность порой нерасторжима с дразнящим искушением, запретной негой, от чего еще прекраснее и маняще.  Милое солнце в пасти глупого монстра – так не должно быть. Красота женщины зависит от её созерцателя. И он не рассуждал, лишь обожал, а хулиганство бесконечных чувств, как ни в ком другом, требовало выхода, ослепляющего воплощения, причудливым образом переплетаясь с изголодавшимся желанием тепла и ласки. Заботиться, быть нужным, ощущать облака под ногами…
Но если упал, значит, был на вершине. От пламенной вспышки ярче, безнадежнее разгорается костер, и об углях не думают, не жалеют.
Он создан, чтобы гореть любовью.
             И порой, какой она может быть глупой, безрассудной, сумасшедшей, даже дикой.
Суди, читатель, проверяй свою память, копайся в сравнениях, пусть на первый взгляд это так обыденно и банально, но много ли вас, которые могут высказаться вслух…


«Встретились мы в октябре.
Ну, встретились, да и ладно, познакомились. С кем только за день не знакомишься, всё-таки на большом предприятии работаю, народу полно.
 А там понеслось… с работы поздно ко мне приезжала, ночевала…
Я с первого дня знал, что она замужем.
Да, симпатичная девчонка,  ну и что, но была грусть в её глазах, какая-то печаль, при этом она могла смеяться, радоваться. Она словно хотела чем-то поделиться.
Это, наверно, я сейчас так думаю, да и тогда. Просто старался развлечь. Между нами словно искра пробежала. Притирались,  конечно, не без того, она то к мужу уйдёт, то снова срывается и ко мне, в общем, я был на седьмом небе от счастья. В конце ноября поехали ко мне на родину первый раз. Я умолчал было матери о том, что девушка замужем, она-то кольцо сняла, но сам утаить не смог, потом на обратном пути я ей признался о своей слабости перед матерью. Конечно, обиделась, мол, я мужа люблю,  хочу мириться.  Какое-то время не общались, может неделю, две, потом помирились, она сбегать из дома стала. У меня даже от сердца отлегло, так проняло. Да и она верила, что тянет. Говорили с её подругой, мол, муж для порядку ругается, он ведь и пропадает ночами, и гуляет. Она  это слушала, я чувствовал, что у них разрыв, а она мне нравилась, да что там нравилась, как говорят, влюбился по уши. Мне казалось, её нужно как-то уберечь от такого разрыва, то есть раз изменяет, а сам обвиняет её, не опускаться до мести, а жить своей жизнью. Ведь люблю… Вроде как не зря же приезжала, и постель, и завтрак в постель...

Перед новым годом были недомолвки, напряжение между нами. Я уговаривал было, поедем с нами опять?
В этот раз мы поехали вчетвером: мой брат с её лучшей подругой, хотя максимум думал, приедет провожать, а она с вещами, я так и совсем расслабился.
Да и хорошо в общем всё было. У нас связь мобильная не берёт, поэтому приходилось на гору подниматься, пока искали зону действия сети, она была рассеянна, с отстраненным выражением лица, и я понял – от мужа ждёт звонка. Спрашивается, зачем меня с собой потащила тогда? С подружкой пошла бы. Или мою реакцию проверяла? А меня, как черти дёргали, я и по-хорошему, и в стойку…  потом ничего, снова хорошо. Предпоследний день, нам уезжать, а мы в городе у друзей задержались, вот тут-то всё и началось. Он стал названивать, а я у своих же друзей!
Выясняется, что  девушка, которая со мной, замужем, просто от мужа сбежала, возможно, не все узнали, пьяные все были, да соль не в том, я тоже повёл себя не лучшим образом, я думал, почему всё так, ну неправильно! и вспылил… На моей территории, я парень! говорим одно, а на деле другое, зачем тогда вообще приезжала?!
Приехали в Москву. Я говорю, не спеши отказываться, я ведь люблю тебя. Она мне – я тебя нет, мы не подходим друг другу. В общем, я попросил успокоиться и всё обдумать.
Трудно, почти не общались, неделю, может больше, потом стали разговаривать по телефону, муж к тому времени забрал вещи, вроде бы всё нормально, а я опять сглупил. Поторопился. Как-то она шла домой, мы разговаривали по телефону, я спрашиваю – если убрать всё и оставить только нас, ты со мной бы осталась? (а перед этим ещё даже до нового года она мне говорила, что если не останется с мужем, то со мной тоже). Она – ты не мог мне это сказать минут 10 назад? я станцию уже прошла, может и приехала бы. Ну, тут я сорвался (не компасируй мне мозги!) и бросил трубку.
Не знаю, что на меня нашло, но чувствовал, не мои это слова,  всё это просто с ума схождение…
Потом через сколько-то опять вроде стали по телефону болтать, звонила от родственников, не с дома, я понимал там свои тренья, хотелось помочь, но как, после она за документами какими-то приезжала, долго мы с ней побыли-поболтали, но все наши несогласия остались на прежнем месте, словно говоря мне: «мы не подходим, не надо, я не люблю тебя» - подразумевалось, дождись меня, если сможешь, если любишь, и всё будет хорошо. Дальше больше, словно испытывала, при этом, какие она гадости только не вытворяла. Наверно всё, что было в ней плохое, она решила, мне показать, даже тем, что  решила остаться с мужем, не получилось, и она ещё какого-то парня подцепила, причем первого попавшегося, муж не успел вещи забрать, а тот уже её домой провожает.
Ходил я по тем дорогам… С ума можно сойти.
Я её как-то провожал (хоть она об этом и не знает, наверно), тогда я хотел того подстеречь, но, пройдя этот путь, понял, что уж лучше пусть провожает, потому как одной очень страшно. Но на душе легче не стало,  не знаю, сколько это продлится.
Позже к подруге якобы приехала, опять виделись, опять одна грязь, выпили, море по колено, нехорошо с одной стороны… да пусть выговорится…
И тогда почему-то только я один трезвый остался, спорили брат с подругой, остаться или ехать в таком состоянии, а она мне – всё равно поеду, вы меня только проводите.
Куда её было провожать, на ногах не стояла, а вроде шампанское пили, в общем, сгрёб  её в охапку, положил рядом, она тоже приобняла меня говорит: « всё, поеду…», а сама вцепилась, не отпускает, у меня на душе тепло так стало, спокойно, вот она рядом, что ещё нужно.
Потом плохо им всем стало, позаблевывали всё как есть, только место мне оставили. Ясно, что оставаться не имело смысла. Им полегче стало, брата кое-как разбудили, она бывшему дозвонилась. Он приехал, но со своей новой. Она мне звонит, мол, так и так, потом прервалось…
На следующий день подруга сказала, что она с новым осталась, утром выходил.
Я опять сорвался, поехал ночью, как в подъезд попал и не знаю, утром, помню, из какой то квартиры мужичок вышел, что то во взгляде у него было. –Ты, чо тут, - мол молодость, молодость, мне так стыдно стало – уже взрослый, а как ребёнок. Да я себя рядом с ней так и чувствовал, мне это нравилось, а теперь…
Вот и не знаю, как с этой современной жизнью. Разбитую вазу можно склеить, но она не будет уже такой целой и прочной, можно истолочь черепки и вылепить новую, но на это потребуется много времени, хватит ли для этого терпения или даже жизни. И чтоб ваза родилась заново, необходимы все части. Вот и вопрос: стоит или не стоит, да или нет. Выношу на твой суд, и будь, что будет, потому как мне надо продолжать жить дальше…
Знаешь, я люблю её, и теперь доверился своему сердцу, оно мудрее и не делает ошибок. Меня беспокоит страх в её глазах и недоверие, она и себе-то с трудом верит, и боль за собой она не хочет замечать, как ребёнок, а если и винит себя, то загоняет так глубоко…
Поэтому и спрашиваю. Мы подходим, я знаю. Но столкнёмся в бою – никто не выживет,  пострадает душа и разум. Вот я и доверился сердцу, ведь голова не помощник, поэтому скажи, есть ли у меня шанс ждать и надеяться…»



Непонимание, скрытность и молчание с отвлеченным видом… Как будто мир вокруг исчез. Нерешительность или слабость?
«Прости меня, Господи, такую ерунду напишешь» – иногда покажется. Но потом думаешь, сколько боли нужно нести в сердце, какое мужество необходимо, чтоб скрывать всё это… Прав тот, кто не понимает или не переживал подобного.

И что могло разорвать их?
Он молчал – она молчала.
Недосказанность была, развела их путь-дорожка в недалекие года.
Он устал, она устала – перестали вспоминать, как строчили строчки боли.
Те, что нужно бы сказать…

Но не получается. Выбрасываешь паузы и закрываешь глаза, чтобы не видеть, как они наотмашь бьют того, кто не ждал удара в солнечное сплетение откровенности, и неспешно обязательно возвращаются обратно. Пинг-понг безмолвия раздражает обоих, но маятник отчужденности  не остановить, потому что каждый отталкивает его от себя, ускоряя возвращение бумеранга. Предугадывать никто не хочет, да и зачем: проще выставить руку и сказать «На!», чем произнести «Дай…», смущенно улыбнувшись.

Она не поняла, и он скрыл. А как ей было понять, если скрыто. Но ему казалось, всё и так ясно. Если же не реагирует на очевидное, то смысл раскрывать невероятное? У нее не было способности, да и стремления к телепатии, к сожалению. Ему – страх обнажить душу мешал укрыть ее оголенные плечи высказанностью. А потом стало поздно что-то открывать, говорить, осознавать...

Запутано всё так, словно судьба решила наплести уйму косичек. Смешиваются быль и небыль, перехватываются письма, горла, дыхание. Задумываешься и застываешь в невысказанной трепетно-настойчивой думе, как струна под безымянным пальцем. Звенишь… зовешь…

Это дар. С любовью даже к нелюбви. Крылья подрезаны, да, но они есть. Или были. А потом когда-нибудь их еще вылечат.
   
Молчание, как конфета для диабетиков. Нельзя разговаривать, чтобы не зашкалил уровень беспомощности в крови. Но почему же так нестерпимо хочется поговорить, хоть известно  – будет только хуже?

Говорить – не выговаривать, а выговариваться. Рассказывать о том, что важно, что нужно, что любо и всегда, и в этом сердце. Чувствам необходимо дышать и пить свет глаз, упиваться легкостью течения прерывистой речи, кокетливо прятаться в паузы, чтобы передохнуть и снова обрушиться горячей лавиной слов. Откровенность – словно открытые вены души. Ни капли крови, ни слез не упадет напрасно. Сколько воздуха тогда проникает в жизнь, сколькими осколками выложены дороги для до безумия, до самоотречения  влюбленных…

Не упадут напрасно, но они падают и падают, и падают на равнодушный  взгляд, душу и сердце напротив.
Переплетение отношений распутывается, оборвётся последний трудный узел за ненадобностью, но это потом, а пока…
Да и стоит ли заострять, пусть трутся, теплее будет.
Как и другому сердцу, что ещё только пробует летать, та другая судьба, которая вьётся подле другого.  И как любой другой птенец, становясь на крыло, делает это почти безрассудно, но с инстинктивной опаской, не зная своей настоящей силы. Только грезя долгим парящим полетом…


                Да, в ночь синичью журавля пригреть бы, укрыть крылом полнеба,
                Ту часть надземной выси, бесспорной, гулкой, начисто лишенной
                Вихрастых туч, соцветий звездных и крошек льдистых снегохлеба,
                Чтоб я не знала, куда смотреть, где видеть мир опустошенным.
                С тобой не быть. Красив полет бездумный, но больно, не оставим.
             Да, мне поближе нужен птах: теплее перо, плотнее ставень,
         Чтоб я не питалась каплями дней, не пила лжемикстуру чудес.
    Затмений синичьих от крыл журавлиных хватает на долю принцесс,
А я обойдусь. Облечу. Простительно мне. Почти не чувствительно…         

А что если и она так думала, когда писала эти письма? Нет, громче. Она чувствовала, видела непроглядную мглу сквозь свет своего сердца, просто не успела выдержать накал страсти и обиды, пустоты и иссушающей жажды недосказанных слов. Ей не дали их договорить, и часть души, распятая на бумаге, заставляет строчки письма сливаться в один протяжный приглушенный стон, особенно если читать их в тишине.

Нельзя сказать, что ей не повезло, но её не поняли, не услышали, оборвав на полуслове, малодушно застрелили в упор уходом в никуда, из её мира, из неё.

Не существует любви без боли и боли без сожалений. Чему же мир и жизнь нас учит, для чего? За какой из фраз скрыто настоящее страдание, а где затушевана ложь? Кто достоин быть адресатом? Похоже, единственный выход – довериться интуиции.


«Здравствуй.
Чувствую, пришло время написать еще одно письмо. Выговориться надо. Мне так легче приводить мысли в порядок. Хотя даже странно – я спокойна. А ведь когда за тобой закрыла дверь, расплакалась так, словно это в последний раз. Помнишь, как в песне: «С любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь, и навсегда прощайтесь, когда уходите на миг». Думаю, мое спокойствие – твоя заслуга. За те дни ты столько мне дал тепла и нежности, что грех жаловаться. В полном сосуде довольно трудно взболтать осадок на дне.

Я знаю, тебе теперь труднее, чем мне. Освободить бы тебя от всех сомнений, прошлых обид и теперешних иллюзий… но это не в моих силах. Только ты сам можешь расставить всё по местам. Правда, я убедилась, что ты предпочитаешь творческий беспорядок.
Ты подошел так близко, как хотел. Как того хотела и я. Но бывают соединения временные, к примеру, для проведения какой-то химической реакции, и постоянные – когда элементы не могут существовать врозь. Вероятно, наше соединение больше временное. (Хотя в глубине души я надеюсь на другое. Но душа не разум…) Насколько временны наши отношения я тоже не знаю. Как и ты. Никто не знает. Что будет «после» вообще смутно представляю. Да и не особо хочу представлять это. Мне хорошо с тобой.
Да, ты мой первый, но спекулировать этим, я считаю, глупо. Если ты захочешь, будешь со мной в любом случае, а если нет… Одолжений мне не нужно. Я все равно почувствую – искренно или отрабатываешь. И делить тебя ни с кем я не смогу. Извини. Понять я способна очень многое, да. Но принять…
Знаю, скажешь, что я опять ставлю условия и укорачиваю поводок. Ошибаешься. Мне на всю жизнь хватит воспоминаний о наших днях и ночах, если я останусь без тебя. Я счастлива, что они были. Что есть ты. И теперь я хочу счастья тебе. Если оно для тебя с другой, то пусть так и будет. Никто не виноват.
Но трусливо сбегать я не собираюсь. И трудности меня не пугают. Потому что моей душе и телу очень понравилось быть в твоих руках».



Проницательность женского сердца может ошеломлять, обезоруживать, ослабляя натиск лицемерия, лжи. Но ему так же подвластно умение скрывать свои подозрения за улыбкой беззаботности и доверительного душевного обаяния, откликаясь на призыв флюидов, повинующихся требовательному живому влечению. Нежелание спугнуть то единство с предметом своего обожания, которое вместило всю вселенную трогательных мечтаний, даже когда чувствуется обман, пробежавшая прохладца в отношениях, парализует рассудок и отвергает любые разумные решения, находя смысл только в любви.

Он наверняка бездумно играл с ней, теша своё самолюбие, гордыню, непобедимость,  не обращая  внимания, как она отзывчива на каждый его жест, на его беспечную усмешку.

Возможно, он сам жертва своих бесцеремонных выходок. Боязнь впускать людей в сердце, эгоистичный отказ доверять опустошает его самого, он не видит дальше собственного носа, словно стремясь отомстить своим жертвам, а  по его словам – близким и любимым. Как печально и жестоко, но это его выбор поступать именно так.

Но речь моя сейчас не о нем, а о ней, той, которую лишили возможности выбирать, что привело к разрыву и первому печальному жизненному опыту. Она совершенно не понимает, зачем нужно было всячески доказывать, просить верить, чтоб потом обмануть и бросить? А что дальше? Мокрая подушка и бессонные ночи, неотречение, прислушиваясь к каждому шороху на лестничной клетке? Пока она просто ждет, наслаждаясь оставшимися ломтиками близости, жадно вдыхает его запах, млея от прикосновений его рук, которые так редко жалуют своей лаской…



Быть может, постучится
В твое сердце любовь,
И страсть накроет с головой…
И жжет в груди огнем томящаяся песня
Душевных чувств –
Бескрайний океан…

И куда плыть,
Где мне искать спасенья?
Твой берег близок,
Только очень крут.
Боясь волной о скалы быть разбитым,
На грозный и манящий берег
Взираю я с надеждой и тоской.

Быть может всё забыть!
А как же луч надежды?
Не попытавшись сразу отступить,
Уж лучше, буду скалами отвергнут!
Чем сразу свое сердце утопить!


Всё это чувствует и мужское сердце, но молчит, страшась спугнуть обретённое счастье, оправдывает подозрения, старается изо всех сил отсрочить неизбежный конец, отодвинуть момент маленькой смерти, цепляясь за остатки надежды.


«Нас сблизила песня, она же нас и разлучила, потому что просто надоела. Не думаю, что тебе будут показывать это, но не хочется молчать. Разговор односторонний, поэтому есть возможность выговориться.
Я не собираюсь брать всю вину на себя. То, что виноват перед тобой, сознаю и прошу простить, а быть игрушкой, ну это уже слишком. Раз на тебя никакие уговоры не действуют и извинения не трогают, наверно ты права, никакой любви ко мне не было, просто "было хорошо", как с песней, и потом сразу, как приелась, выключила, поменяла на другого. Я-то думал, ты на парней и смотреть не сможешь, а оно вон как. Правильно, всё надо успевать в жизни: от одного ко мне, от меня к другому, правильно, здесь никакой любви не может быть, даже простой симпатии, просто было хорошо, винить тебя здесь не в чем. Ты просто позволяешь в тебя поверить, впустить в своё сердце, чтоб не забывали, а сама ретируешься, мол, любите – это не для меня, и не имеет значения, что и окружающие, друзья и знакомые, тоже верят...
Любить тебя слишком больно, и чтоб жить с этим, но вряд ли тебе есть дело до чужих переживаний. "Мы люди, ошибаться грех богам, за наши нам прощенье" – но ты не способна прощать, если тебе не выгодно. Это верно, не думаю, что все такие, но я люблю тебя, а не всех.
Сходил из-за тебя с ума? Да, это было, потому как не мог быть равнодушным, я ведь живой человек, а не проигрыватель, в который всегда можно вставить другой диск, и, как живой, способен ошибаться, прощать, надеяться, любить.
На рабочем столе фотография, на которой мы вместе, как жаль… эта последняя надежда, что не всё в тот вечер было… Но нет, я понимаю, извини, если что не так,  если сможешь, поверь, всё не специально, а в пылу бурных эмоций…
Что ж, раз ты решила, что мы друг другу не подходим, это твоё решение. Но надоедать любимому человеку… я не эгоист, который любит самого себя, прости, что надоедал, я просто надеялся на прощение и примирение, даже я могу ошибаться…
Мой тебе совет – никогда никого не люби, никогда не ошибешься! А я что? я последняя буква в алфавите, кто знает, что мне уготовано, я надеюсь как-нибудь выжить, раз ты приговорила. Тебе и забывать меня не придётся, если так ты рушишь всякую веру в людей, после тебя остаётся пустота в сердце, ведь ты занимаешь его полностью...
Как бы мне хотелось, чтоб ты это прочитала, и отпустила меня, но прочитать это можно лишь на моём компьютере, а это просто невыполнимо!!! Пускай и заглянешь за вещами, но меня не будет, я по возможности постараюсь меньше появляться здесь, потому, как всё здесь напоминает о тебе, я наверно схожу с ума. Брату и твоей подруге я порядком поднадоел со своими расспросами о тебе да ночными скитаниями и маетой.
Постарайся понять, я не в силах молчать, виня себя за разлуку с тобой. Но теперь знаю, как теряют любовь, как от неё гибнут, когда кусок в горло не лезет, когда нет возможности спать, выполнять работу, когда всё валится из рук, когда в ушах – «не люблю, мы не подходим друг другу, забудь, у меня другой, не доставай меня своими звонками…»
А я лишу себя всякой возможности тебя доставать, я не надеюсь на прощение, пусть привязанность только миф, мое больное воображение, я постараюсь просто делать работу, которую мне предложили, может так и навернусь, потому как, если брать еще на себя грех, я и там никому не буду нужен...
А быть кому-то необходимым, и верить в это, не метаться между двух
огней, не зная, собираешься ли ты вообще греться подле них, или, словно бабочка, летишь на один свет, так важно. Нельзя поесть рыбки, и сковородку не помыть. Но, вижу, некоторым это удаётся – двух зайцев одним выстрелом, можно и трёх и четырёх сразу, но это либо сказки, либо...
Прости за красный слог, просто боль сжигает мне сердце, такое за один раз не выдернешь, всё равно будет прорастать, если только выжечь. Правда, не знаю еще чем, не подскажешь, какой нить из верных способов, у тебя на такое всегда есть ответ, у тебя на одно только ответа нет – за что, почему, зачем тебе это понадобилось. А если не знаешь, то и сострадания, и привязанности, да и понимания у тебя нет, и, славу Богу, что ты это не читаешь, а то еще сильнее издеваться бы начала.
Да, я знал, на что шел, кого любил, с кем спал, а ты элементарно не нагулялась, некогда было, за что тебя винить. Это я дурак, ты тут не причем, прости за мой бред, даже странно сам с собой разговариваю, и если это любовь, то уж чересчур страшная она. Может и вправду, не надо любить, терять рассудок (да уж, ни без этого, так как, если нет, то никто не поверит, даже ты сам), делать ошибки, потому что трудно притираться к другому человеку, каждый тянет одеяло на себя – либо порвёшь, либо замёрзнешь; не стоит уметь прощать, ведь без этого нет никаких чувств. А они так необходимы, чтобы позволить себе быть рядом с другим, не говоря уже о постели, по крайней мере, для меня это неприемлемо. И пусть ты не помнишь, но ты всё-таки сказала, что лишь воспользовалась мной, на что я ответил, что и так благодарен тебе. Надеялся на чудо извинений, не отнекивайся (один любит, другой позволяет любить), у меня и в мыслях не было тебя обвинять, всё правильно, так и должно быть, а предлог всегда найдется, чтоб уйти, но не каждому дано примириться с утратой.
Режь вены, вздёргивайся, топись, бросайся под поезд, когда ежедневно погибает тысячи просто так. Противно и больно осознавать, что всё было зря. Получается, не для кого было, ты просто сказка, миф, вымысел, который подарила мне твоя подруга, спасибо ей за это, а ты как мираж, слишком быстро растаяла в раскалённой пустыне, и я, как странник, бреду там в поисках жизни (воды), каковой ты мне мерещилась, и остаётся только тяга к существованию, в надежде, что это наступит, мираж обернётся оазисом с благодатной тенью и родником или той безымянной речушкой…
Слова всё улетают в пустоту, сколько их не рифмуй, не проговаривай сотню тысяч раз, их некому слушать, некому говорить, не смотря на желание.  И только пугающее одиночество закрадывается в душу, а в глаза пялится смерть и печаль потери.  Ты ждёшь, когда же начнут цепенеть и отмирать конечности, потом всё тело, что б отпустила боль, которую уже не в силах нести за собой, тащить этот крест вины и ненависти к своей любви, от которой в глазах одни только видения. Той, одной единственной…
Всё зря, странник, всё зря, сколько не шепчи иссохшими губами, не хрипи сжатой гортанью, тебя не слышат. Каждый сам выбирает дорогу, но никто не может знать, сколько он по ней  пройдёт.
                ...простите меня, я просто болен...»



Благодарить за любовь не умеют. По сути, и не нужно. Ее принимают или нет, отвечают взаимностью или используют для самоутверждения, потехи, подлости. Разные есть варианты, все не просчитать. Обвинять чувства в неразборчивости станет только ханжа. Не мы выбираем, нам назначают, кого любить и как. И, безусловно, когда. Обычно происходит всё слишком «вовремя», особенно заканчивается. Чьи это указания, превращающиеся нередко в наказания, имело бы смысл знать, если б разоблачение инкогнито помогло изменить ход дела. Но предопределение упрямее бесконечной прямой: будет так, как должно.

Хотя он хотел совсем не так. Был готов ко всему, но не к разлуке. Разлуке не только с любимой, но и с верой в любовь. Что больнее, сложно сказать, ведь через привязанность к конкретному человеку, через его черты, голос, смех любовь показывает свое лицо. Приручает. Жестокая учительница не скупится на пряники, отменно осведомленная наперед, что и кнутам придет час.

В любви живут, в боли – умирают. Он не умер, терпит, но в чем теперь для него жизнь? Она в прошлом. Будет ли он искать будущее, чтобы осветлить небо настоящего, если в глазах тьма, а бледные призраки издевательски рисуют туманом ее силуэт…

Найдет ли?

Остается ждать и верить. Верить, что он, сильный искренний, когда-нибудь начнет выкуривать лишь пачку в день, избавится от закадычности с пивным ларьком, поменяет заставку или даже заодно и компьютер, напевая под нос модную попсёнку, и подарит сначала знакомой кошке, а потом и просто знакомой, лукаво-грустный, но оживающий взгляд.   

Чтобы вновь начать жить, нужно умереть хотя бы в собственных несбывшихся мечтах… Жизнь – это существование с надеждой на сбывающиеся мечты, плавно уплывающие за горизонт прошлого.


Отель несправедливая любовь –
Мотает нити жизни и души,
Когда мы восстаем из пепла вновь,
Скрываем под водой обрывки истин,               
Обид, желаний и бог весть еще чего.
Не достает в пороках наших лести,
Да набожность в комфорте в том быту –
Лишь подвигам желанье слагать песни.               

Откликнись, непокорная любовь,
За что фигур углами громожденье,
Ведь отхлебнув одной обиды, вновь
Мы к кубку тянемся, и тысяча огней
Тогда на кромке счастья замерцает,               
Слиянье тел под звон колоколов,
А в сердце рог охоты заиграет,
И снова в бой: простить её, любя?

Безвременно, бессрочно, нет, увольте.
И сердце ли свое мы разбиваем в кровь?            
Сгорел отель несчастная любовь.
Всё правильно и праведно до скуки,
Сломалась страсть и взята на поруки,
Пустыня – лень, до гробовой доски
Не избежать пороков и тоски.

Услышь же, жажда сердца моего,
Полна дорога лжи и недоверья.
Когда в пути, отбросив все сомненья,
Споткнешься о прекрасное неКто,               
Как будто в этом Кто-то смысл жизни,
Рожденья, смерти – цикл необратим,
Желанье жить, любя, мы превращаем в пепел,
Особенно когда уже любим!



«Я прощаюсь. И прощаю. Прежде всего, себя. За то, что не смогла сделать тебя счастливым. Но я пыталась, помнишь? Неловкость – мой бич. Мне и сейчас неловко, что просила остаться, не веря в твою нежность, что плакала, когда остановить тебя сумела б только улыбка, что не зажили искусанные губы и тебе не захочется их поцеловать. Не надо, знаю, что не надо жить воспоминаниями, но они выживают во мне реальность, захватывают весь мир, отбирают свободу. Ты не виноват. Так бывает. Это жизнь. Правда, без тебя. А без тебя жизнь ли это? Когда-то станет понятно. Известия приходят раньше или позже, главное, прийти. Даже уходя.

Мне будет не хватать тебя. Особенно в то мгновение, когда я попробую начать дышать.
Береги себя. И, пожалуйста, стань счастливым. За меня тоже».
      


Глубока боль расставания. Сколько невысказанности, горечи потери, напрасных слёз сожаления пролилось одинокими ночами, никто их не видел, никто не слышал приглушенных всхлипов, никто.
Провокация – его улыбка, являющаяся во сне, от чего новый день выглядит изощренным испытанием для тела, ума, сердца. Когда глаза ищут, то, что так  грело, может быть даже любило, пусть по-своему, дарило нежность и страсть.
Выдержать эту пытку непросто, понимая, что всё осталось, в прошлом. Начинается новый день, где «нет тебя, и уже не будет», и вновь слеза безысходности колет глаз, мысли начинают путаться и вот  «только смерть  прекратит страдания» – выдаёт больной мозг,  но думать об этом уже нет сил.
«Как, куда, а пусть он знает… но будет ли он вообще, придёт ли, где он сейчас, вот кто-то звонит в дверь, наверно он, Господи! пусть так и будет… нет, это телефон, он не хочет меня видеть…» – звенит у неё в голове. А это всего лишь мама, родительская прозорливость и забота бывает просто невыносима.
«Как я? Просто замечательно, только не знаю повеситься или утопиться». Но жизнь продолжается, и наступает ещё один день без него и ещё один и так до бесконечности. Но вот как-то пища начинает приобретать вкус, замечаешь, как оголился сад, сбросив все листья, да, впереди зима. «А у меня приличной обуви нет, те, что подарила мама, уже не в моде, у осенних сломан каблук, а кофе больше не осталось – надо же пока он был рядом, я привыкла к кофе, а когда исчез и вовсе…» Очередная волна горечи, отвергнутости подступит к горлу, всплакнув в пустую банку.

Но истерики всё реже, нужно ведь идти в магазин, даже в тапочках и халате, так лучше, можно немножко горячительного, согревающего душу долгой ночью или вместо колыбельной песни рыданий действеннее снотворное, «да побольше» – здесь в тему подшутит воспоминание, но душе не смешно. В ней поселилась пустота и отрешенность, инстинкт самосохранения давно взял под контроль происходящее, а, точнее, творящееся в её сердце, в её голове, не позволяя впасть в безумие, но легче ли от такой милости?
Быстро скрывшись за входной дверью, сделав пару десятков кругов по комнате, ну так, на всякий случай, определив, что это всё же свистит чайник, а не автомобиль на улице (да, довольно-таки странный звук для автомобиля), она улыбнётся сама себе.
Что же, можно сказать, что и у неё, не смотря ни на что, жизнь продолжается, и пусть ещё будут слёзы, но реальность плавно вползает в её существование, проникая во все минуты и размышления, пропитывая повседневностью, впрыскивая понемногу новизну, и однажды она встретит… И пусть встретит того, чьи письма мы уже читали.

Да, как тут не увлечься искренностью переживаний, лиричностью сюжета, буквально сжигает любопытство, а реально ли это? Так и хочется продолжить стихотвореньем:

На осколках разбитых миров
Повстречались с тобой не случайно.
За собой по следам, как багаж,
Свои чувства тащили печально,
Напоказ выставляя нутро
Наших душ в открытую дверь,
Не стыдились полета и снов,
Не считали душевных потерь.
А теперь в этой сумрачной мгле,
На осколках миров и судьбы,
В миг отчаянья, в час пустоты,
Как спасение, мне встретилась ты.
И вот пламенем сердце горит,
Наши души поют в унисон.
Собирать из осколков мечту
Мы устали, всем бедам поклон –
Их оставили в прошлом. Теперь
Нас в надежде сроднила мечта,
Позабыв про страданья и боль,
И мы снова живем, как с листа…



«Не думал, что возьмусь за перо, если так можно сказать, всё опустело во мне – в сердце, в душе, голове. Это всё от того, что ещё не разучился проходить мимо чужой боли, а излечиться можно, сравнивая свои страдания  со страданиями другого человека.  Пусть мои – это мои и понятны мне, потому как завязаны на моих чувствах, боли, плотских и душевных порывах и желаниях, убитой в спину надежде, которая, не смогла даже вскрикнуть в последний раз, и всё это блекнет на фоне другой боли…
Что говорить, своя рубаха ближе к телу,  но потом меня просто стало затягивать – в схожей болезни всегда проще давать совет другому, поможет ему, значит, и я поправлюсь, тем более, мои раны не настолько серьёзны. А может я стал поправляться раньше…
Наверно, твоя боль отвлекла меня от моей: всё равно, что взбираться на вершину в одной связке, чувствуя подсознательным, что помогая взобраться тебе, выберусь сам. И пусть кто-то скажет, будто я тебя просто использовал для своего выздоровления, прививая тебе смысл жизни,  в отражении находил его для себя, надеялся, что мои компрессы смысла жизни помогут тебе. Так зачастую бывает, личный врач испытывает те же душевные волнения, что и пациент. И пусть кто-то, сказав, что общение через всемирную компьютерную сеть ни к чему не приводит, сам плюнет себе в глаз.
Так затягивает, что будь здоров. И хоть я до конца не знаю, помогло ли нам общение   он-лайн, видимо, чего-то не хватало. Помнишь, я стал напрашиваться на встречу, ты меня всячески отговаривала, мол, твой случай безнадёжен. А я понимал, не стоит говорить мужчине, что ему слабо, он ведь дурной – попытается это сделать.      
Плюнуть на всё и сорваться за тысячу километров с дорожной сумочкой, не знамо куда и к кому, это ж как должно торкнуть, чтоб дойти до такого.
Был влюблён? – вряд ли. Рассчитывал на то, что ещё что-то могу. Попросту произвести впечатление, в конечном итоге и на себя тоже…
И вот я вижу твои глаза, нервозность твоих рук, румянец щек, отдавшихся смущению… Вот он я, здесь, из крови и плоти, а не банальные слова на мониторе, не задумываясь о том, что будет дальше. Поистине романтика – сумасшедшая и бесперспективная вещь, но с ней не так скучно и одиноко жить, когда даешь почувствовать, попробовать на вкус приятное замешательство, необходимость в себе, что какой-то ненормальный по зову сердца может бросить всё и примчаться к тебе, доказывая тем самым твою необходимость для него, а ему – собственную смелость и решительность.
Пускай пока непонятно, что делать с подвигом, ценность каждого человека в нем  своя. Да, жестоко дарить людям надежду, но уж пусть она будет, чтобы хоть с натяжкой, но можно было сказать, что ты живёшь, а не существуешь.
Смысл происходящему пусть ищут циники, мы же будем просто обживать то малое, что дарит нам судьба, именно сегодня и сейчас, и пусть завидуют звёзды нашему счастью, потому что сегодня оно у нас есть…»



Но с новой страницы страшно начинать – а вдруг почерк испортился, мысли мелкие, показать стыдно. Косишься тайком на старые исписанные партитуры отзвучавших чувств, валяющие теперь без надобности, и почти жалеешь, что их писал, разрешал читать… И вот снова белый нетронутый лист, и вновь он просит заполнить его одинокое пространство.   


«Поражаюсь твоей выдержке со мной.
Я сама от себя не в восторге. Поведение, как у помешанной. А знаешь, не исключаю… хотя нет-нет, это слишком. Но и подавлять эти приступы не хватает сил. Может, я плохо стараюсь, хочу, чтоб ты видел, какая же я на самом деле? Трудно отыскать силы верить после того, как тебя обманули. Возможно, испытываю твое терпение, провоцирую? Или отчаянно прошу внимания, тепла, нежности? Не удивлюсь, если все мотивы имеют место. Клиника, одним словом. Это ведь ненормально, когда страх превращается в фобию, в комплекс. Мне страшно было впустить тебя в душу, – каким--то чутьем я почувствовала, что есть в тебе нечто такое, от чего потом не смогу отказаться. А вдруг придется? Снова… Я не выдержу еще раз…
Зажечь меня нетрудно, а потушить еще легче. Как свечку. Она ведь такая хрупкая, беззащитная, не смотря на то, что является чадушком неукротимой огненной стихии. Дунешь, и сила исчезла. А фитилек горячий, обжигает пальцы, поэтому и плевать не забывают.
Да, есть у меня характер, упрямство, честолюбие. Но нет уверенности. Меня быстро бросают. Дайте стабильность – я горы сверну! Конечно, это миф о волшебной палочке. Не обо мне сказка, вероятно... не обо мне…. Почему не обо мне?! Где мое счастье? Мое?! Оно вообще существует в природе? Ага, грузовик с мармеладом застрял в пробке, время прибытия переносится, ждите, да? Глупость,… какая глупость… Я не верю! Не верю, что я хуже других. Просто схожу с ума в поисках ответа. Не знаю, где искать. Но зато признаюсь в своей слабости. Выглядит так: я – мыльный пузырь – переливаюсь красками, красивая умная, а ткни пальцем – пшик. Баа-ба-аххх! А может так и есть… Выходит, тем самым я прибавляю себе очки: ишь, сильная такая, не отрицает собственные минусы! Самообман. Чушь. Я устала от себя. От лживости, пустотности, одиночества. Занавес подняли, но актер забыл текст, струсил и сбежал. Вот теперь и тянет сжечь-порвать-утопить всё, что дорого и любимо, но, я знаю, что недоступно в том качестве, которое смогло бы меня утешить. Лишь бы не соблазняли, не внушали страх быть отвергнутой в конечном итоге. Иначе и быть не может!
Прости, если обидела этими словами. Это было раньше. До тебя. Я помню, ты сказал, что нужна тебе. Уже нужна. Я рада, что ты есть. И ты тоже нужен мне. Необходим. Но мне становится очень страшно, когда я подумаю, что рано или поздно всё опять закончится. Защитная реакция сразу: уйти первой, пока не глубоко, пока не приросла. И одновременно боязнь, что отпустишь, не остановишь. Бред, правда? Да, пора выздоравливать. Но я боюсь жизни, потому что не вдыхала её по-настоящему. Скажи, на что она похожа? На ваниль или дурман жасмина, или на дух поджаренной корочки пирожков с вишней, а может жизнь пахнет детской шампунькой? У нее много ароматов, благоуханных и не очень. Правда, сейчас для меня один жизненноважный запах – твой. Твоей кожи, твоих волос, туалетной воды… даже пота. Да, мне и это в тебе нравится.   
Ты удивлен? Не надо. Все проходит. И я пройду. Наверно. По краешку твоей судьбы. Поверь, я этого хочу и почти осмелилась. Дай лишь чуточку времени. Уже скоро… Только никогда  не отпускай мою руку…»



Я – спичечная девочка,
в руках твоих горю,
а почему-то
воды боюсь и ветра.
Ты вытащил меня,
как жребий или шанс,
из коробка
на воздух вынес.
И не смутила хрупкость…

Сколько сжег ты мостов –
меня б на столько не хватило.

Похвали меня.
Что я могу, кроме любви:
по стеночке ходить, неразборчиво жить,
запинаясь на каждом шаге,
страдать бесполезностью судорог-жестов,
выбрасывать в мусор сломанный нерв,
и рыться в мечтах – а вдруг осуществимая есть?
Люби меня, пока я могу…



Остановить просыпающееся чувство, все равно, что удержать плывущее по небу облако. Оно целеустремленно и независимо. Сопротивление лишь усиливает растущую животворную силу. Есть течения, не отдаться которым – преступление против себя.


«Мне тебя очень не хватает, порой споришь с тобой или что-то самозабвенно рассказываешь, наблюдая за твоими эмоциями. Читая их... и понимаешь, что они написаны только для меня, чувствуешь это каждой клеточкой организма.  Не хватает для полноты созерцания только твоего дыхания, твоего запаха, но и без этого, меня поглощает общение с тобой, легкость и непринуждённость, стабильность и надёжность, вера в завтрашний день, поэтому я и не хочу отвечать, не хочу рушить, обнадёживая.
Мне хорошо с тобой, и плохо, что тебя нет рядом, и чтоб не происходило вдали, я всё равно приеду, потому что в тебе моя необходимость. И пусть это заключение более не тревожит тебя, я не просто пользуюсь твоим вниманием, но и хочу по возможности подарить своё…
Порой мне видеть тебя нужно – пустоты в сердце заполняются тобой, пучина жизни, океан безбрежный сменяется землей – тобой… ведь мир без жизнерадостной улыбки твоей не солнцем залиты чудесные сады, они сменяются на серые оттенки, льют поздние осенние дожди.
Не бойся тронуть раны невезенья, не бойся верить, даже доверять.
Не прячь души осколки в комканье одежды, пусть возродятся вновь в нашей любви, срастутся остры грани, время лечит и учит, как судьбы углы ровнять, себя простив, и шаг за шагом, осторожно идя к друг другу, как по тоненькому льду, и, отметая страхи, снова любим….
Не могу удержаться от прилива умиротворённости и покоя, твоя нежность и внимательность обезоруживает, и пусть эти чувства не те, что были "вчера", но чувствовать их одно удовольствие. Просто незыблемая уверенность в тебе меня настораживает, не могу сказать насколько это чувство сильно, как и спросить себя любовь ли это, мне хорошо и спокойно, комфортно. Держа тебя в объятиях, ощущаешь целый мир, и он находится у меня в руках – такой нежный податливый, отзывающийся теплом на каждое мое прикосновение.
Ощущение собственного величия кружит голову, но прежние ожоги напоминают об опасности, прежних потерях, и тут же успокаиваются поглаживанием твоей руки. И потому я буду стараться оставаться дольше рядом с этим дурманящим чувством, с пьянящим взглядом твоих глаз, с нежностью твоих рук, с тобой…»



Заботят ли их прежние ошибки, утраты, чистосердечно ли она простила, устал ли он помнить о прежних невзгодах, ухабах судьбы, вряд ли кто-то точно прознает. Хоть в действительности раны прошлого нарушают плодородие души, но, если затягиваются, то закаляют волю. Верить, конечно, обязательно нужно. Не обойтись, необходима соломинка, такая утонченно-невидимая, но прочная, как линия горизонта – думаете, не мудрено держать небеса и сдерживать землю?  Без веры, лишь замыкаясь в себе, человек не может сохранить индивидуальность, личное место в реальном мире.

Быть может тот, другой, нашел для нее нужные слова, подобрал ключи к потаённым уголкам души, потому что почувствовал, они схожи. Быть может его собственная боль пошатнула её отчуждённость, пошли трещины по грубой поверхности глухих стен разочарованности, и ответное трепетное эхо чудом робкой заинтересованности, неподдельного участия проскользнуло в них, смутив и вдохновив его. И какие интонации она находит, как оживают его слова… Их эмоции уже переплетаются – самоотверженность и страх, недоверие и надежда…

Вера или компромисс, важнее для жизни, в обществе, где порочность и лицемерие обыденны?

Не факт, что каждый не желает стать лучше, чище.

Вероятно, многие заметят в наших историях отображение своих судеб, припомнят о возможности сменить волчьи зубы на кроличьи лапки. У любого из нас есть в душе лучик света, который пробивается к прекрасному. К красоте отношений, к её чистоте и непорочности. К благодати находиться рядом с любимым, видеть в его глазах ответ на ещё не заданный вопрос – «Ты меня любишь?..»
И услышать не элементарное «Да, конечно...»

А «Прости, что не могу говорить красивых фраз, но мне нравится быть с тобой рядом, убеждаться в правильности выбора, мне нравится всё в тебе – постель, твоя стряпня, мне нравится, как ты воспитываешь наших детей, ради тебя я даже готов терпеть твою мать, особенно когда ты прижимаешься ко мне, так что кровь в моих жилах закипает, а уже нужно собираться на работу...» Вот когда женщина, любая женщина, простит вас за то, что вы так и не ответили ей на вопрос, любите ли вы её, потому как более полного ответа невозможно вместить в трёх словах.

А кто-то и не захочет ими ограничиться, возможно...

не заставляй меня страдать, искать тебя в ночи печальной,
и глупо подбирать слова под танец музыки венчальной,
не уходи  в обрывок фраз, не путай ложь и недоверье,
не заставляй меня читать давно забытые сомненья,
не требуй больше, чем могу,  хоть иногда могу я много:
хочу сказать «тебя люблю», и выбирая путь-дорогу,
не прячу я лица, не лгу, не веря в боль и невезенье,
хочу опять сказать «люблю», но в речи снова пауз звенья.
не опечален, не труслив, и ты, возможно, тоже знаешь,
что я одну тебя любил годами, долгими ночами,
ища просвет в безмолвной мгле, скрываясь в слов васстановленье,
готов сказать тебе «люблю», но лишь луне доступно пенье…
моего сердца страстный рык не заставляй меня неволить,
пропитых вдрызг, блюющих фраз, чтоб смелость их не беспокоить,
в  них такта нет, лишь пропадать - себя пустили по разгулу!
но знай, я не умею лгать, и принимать тебя за дуру
мне тоже не с руки, пойми, я с истин не сдираю шкуры,
я тот, кто есть в пылу страстей – душе не вынести халтуры,
и был бы вечно одинок, как пленник  тлеющей надежды,
томящийся в груди пророк Большого сердца – но, как прежде,
в твоих глазах опять тону, не постесняюсь, право, жеста,
тебя, прижав к груди, скажу: я принц, а ты моя невеста!

«Я люблю тебя.
Как бы ты не запрещал мне произносить эти пошлые, банальные, многообещающие, прожорливые слова. Мне все равно, что они непроизносимы в мою честь, мне важнее, что я могу сказать их тебе. Для чего? Уж точно не для ареста твоей независимости. Любовь в виде наручников не бывает. Иначе это не совсем любовь. Точнее, вовсе не любовь. Да и я не уверена, что мое чувство к тебе – самая-самая что ни на есть совершенная неподражаемая любовь, которая всё терпит и всё прощает, не гордится, не ревнует, не предает и никогда не уходит. Но когда я вижу тебя, слышу голос, чувствую мелодию желания прикоснуться к тебе, когда переживаю это в воспоминаниях и оживляю в мечтах, другие слова просто не приходят на ум. Я люблю тебя. Не хмурься, ответственность за сказанное понесу только я. Раз сумела выговорить этот сгусток силы, веры, радости, значит, во мне заполнена каждая клеточка и настала пора отдавать. Отдавать любовь по горошине слезы, по искорке улыбки, по шелесту платья, по движению губ, по шагу навстречу… и по: я люблю тебя. Молчи. Лучше промолчи сейчас. Молчание в такую минуту лишь укрепит мои слова в твоем сознании, впустит их в твое сердце. Хоть и хочется, но наглеть пришлые не будут, обещаю, ведь хозяин всегда волен указать гостям на часы, ружье и дверь. Потеснее тебе станет, да, непривычно. Однако, что такое свобода, если не удовлетворение от приручения плена. Это как если рубашка узка, швы впиваются больно в кожу, дышать приходится в полвдоха, но без нее не ощутишь себя способным на выбор – снять и безразлично выбросить или, не смотря на неудобства, потерпеть ровно столько, чтобы налюбовалась бабушка, случайно перепутавшая размер рубашечки внуку…
              Потерпи же, пока говорю: я люблю тебя.      
                O.D.»



Уйти?
Спасти?
Остаться?

…Не учи быть без тебя –
я не умею, не хочу.
Не могу хотеть,
не хочу уметь.
Да, знаю, иначе – не с нами.
Отель открыт,
там пережду конец,
и дождусь начала.
Только себя сохрани,
мне нужно об этом знать…

Кто спасется,
если любовь уйдет?


     «Быть или не быть.  Любить или просто это чувствовать, не произнося вслух, дабы не спугнуть, не обличить ту мужскую  уверенность в своей избраннице.
       И пусть у меня пока ещё есть сомнения о длительности наших отношений, я только человек, которому свойственно сомневаться.
       Наше чувство не простая плотская страсть, а нечто большее – понимание   и  принимание самой души.
Наслаждаться игрой слов с тобой, которые не обязательны, потому что всё понятно без них, но мы говорим, чтобы слышать голос друг друга. Общие интересы – увлечения, которые каждый готов защищать с неистовством. Ненасытно вдыхать запах твоего тела, словно животное, что доверяет лишь своему обонянию, а не глазам, которым свойственно  время от времени искать недостатки. А из-за редких встреч лишь пытаются найти те зацепки, за которые цеплялись раньше, радуясь при этом своей порядочности, что могут промолчать об  этом.
       Просто так чувствовать и верить, что так будет всегда, хотеть этого здесь и сейчас, и видеть отражение своих желаний в твоих глазах...

                DiTin  Vile»

                (продолжение...)