Заключил на снегопад пари

ЗАКЛЮЧИЛ ПАРИ

Заключил на снегопад пари,
Месячная норма – за окном.
Полируют горло январи,
Сквозняки командуют двором.

Самая погодка, чтоб пройтись,
Капюшон надвинув до бровей.
Сколько тем подбрасывает жизнь,
Ты – её московский муравей.

Мокрые бессонные глаза.
Зарядил по новой снегопад.
Каждая снежинка – стрекоза,
Общий счёт уже за миллиард.

14.01.2016 г.


Рецензии
Преп. Серафим (быль)

-

Летом 1830 года окончено было в Дивееве строительство нижнего храма, под церковью Рождества Христова. Это был храм Рождества Богородицы. Отец Серафим отправил протоиерея Василия Садовского, а с ним и Елену Васильевну Мантурову в Нижний Новгород к Владыке за разрешением освятить новую церковь. Отец Василий вспоминал: «Год был холерный, ну куда и как мы поедем… Бог весть! А ослушаться его не смели. Елене Васильевне, положив просфор и приказав изготовить прошение, батюшка сказал:
— Поклонитесь Владыке в ножки и просфоры от меня отдайте: он вам все и сделает.
Мне же наказывал так:
— Ты, батюшка, приехав, закажи теплый хлеб в булочной, да так, чтобы он у тебя был горячий, от меня и подай ему; он вам все сделает.
Делать нечего, заложили мы свою лошадку и потихоньку в повозочке поехали в Нижний. Как приехали, остановились в Крестовоздвиженском женском монастыре и рассказали свое дело. Бывшая в то время игуменией мать Дорофея выслушала нас с сердечным прискорбием, объявила и объяснила нам совершенную невозможность исполнить все желаемое, так как Владыка по случаю холеры никого не принимал, о чем дал даже указ из Консистории. Выслушав, мы го­ворим, что все это так, да батюшка Серафим послал и приказал, а ослушаться его мы не смеем. Подумав, игумения мать Дорофея написала и послала Владыке письмо, прося разрешения по весьма важному делу видеть его, но Владыка прислал ответ: «…чтобы старица не беспокоилась, я сам у нее буду». Этот ответ поставил игуменью еще в большее затруднение. Прошло несколько дней, а Владыка не ехал, и как ни жалела нас матушка Дорофея, но сама ехать после ответа Владыки не осмеливалась и писать ему уже не решалась. Как быть? Посоветовавшись с Еленой Васильевной, невзирая на предостережения, но помня слова батюшки: «Поклонитесь Владыке в ножки, он вам все сделает» — что значи­ло, чтобы мы лично были у архиерея, — а батюшке же Серафиму все хорошо было известно, мы, перекрестясь, решились с Еленой Васильевной прямо сами идти к Владыке. Будь что будет! Все нас уговаривали, останавливали и в страхе и трепете за нас были. Елена Васильевна взяла просфоры, батюшкой прислан­ные, и прошение, и я из булочной горячий, только что испеченный хлеб, как приказал мне батюшка, который держал под полою, и также прошение о перемене обветшалого антиминса. Что же, как батюшке угодно было, все так и случилось! Пришли в дом архиерея, беспрепятственно вошли и стали в прихожей. Реши­тельно никого не было, пустой дом и везде на окнах хлор. Стояли мы более получаса, нарочно кашляли, авось кто-либо услышит и выйдет, но никого не было в этом мертвом доме. Мы было уже хотели уходить, да вдруг заслышали какой-то шорох, остановились, опять нарочно закашляли… Отворилась дверь, и к нам вышел сам Преосвященный Афанасий. Мы ему поклонились в ноги.
— Это что, — говорит, — каким образом? Что за люди?
Я, весь дрожа, объяснил ему в чем дело, а Елена Васильевна подала прошение и просфоры. Владыка ласково выслушал и принял все, но, взяв от меня хлеб и чувст­вуя, что он горячий, невольно улыбаясь, воскликнул:
— Просфоры-то так, а уж хлеб-то никак не из Сарова, а здешний, ибо теплый!
Тогда, совсем ободрившись, я осмелился объяснить архиерею, что хлеб этот действительно здесь печен и только что мною взят из булочной, но что так приказано самим батюшкой Серафимом, который без того не велел и являться к Владыке. «А, теперь, понимаю, это по-Златоустовски!» — воскликнул Преосвященный. И, написав тут же резолюцию на прошении об освящении храма, он послал свечей для молитвы батюшке Серафиму, благословил нас и отпустил, говоря:
— Насчет всего этого обратитесь к архимандриту Иоакиму в Консисторию, он уже вам все это устроит!
Возвратясь таким образом в женский монастырь, где в трепете и страхе ожидали нас, никто не хотел верить нам, зная строгость вообще Преосвящен­ного Афанасия, и все дивились, явно уразумевая в этом единое лишь чудо угодника Божия, батюшки Серафима!
Когда же я на другой день отправился насчет всего этого к отцу архимандриту Иоакиму, представляя ему указ о новом освящении, он в удивлении меня спросил:
— Да ведь я недавно освятил вам церковь, где же еще-то освящать?
— Тут же и другую! — сказал я.
— Как же! — воскликнул он. — Что вы, батюшка! Где же тут-то?
Когда же я объяснил ему чудное устройство этой новой церкви, по желанию батюшки Серафима, то, дивяся и всплеснув руками, отец архимандрит воскликнул:
— О, Серафим, Серафим! Сколь дивен ты в делах твоих, старец Божий!
В это самое время прибежали сказать отцу архимандриту, что Владыка его немедленно требует.
— Погодите, — сказал он мне,— что такое, погодите-ка меня здесь, не по вашему ли делу зовет… Кстати, я скажу вам, отпустит ли меня Владыка освящать церковь-то, как батюшка Серафим того желает и как вы мне передали!
Я остался, а архимандрит уехал. Возвратясь, еще при входе произнес он:
— Ну, уж Серафим! Дивный Серафим! Вот, судите сами, что наделал-то. Прихожу я к Владыке, а он меня спрашивает: что же, говорит, как же я резолюцию-то дал? Где же церковь и что за храм? Хорошо, что вы у меня уже побывали да все объяснили; ну и успокоил я Владыку, все передал ему. Скажите дивному Серафиму, что как желает, так и приеду; разрешил Владыка. Ну, дивный же, дивный Серафим!
Так я и ушел. Стали мы собираться домой, и надо заметить, что по случаю страшной в то время холеры в Нижнем был карантин и весь город был оцеплен войском, так что ни почта, ничто, ниже никто не пропускался без выдержки карантина. Вот и думаем: как-то поедем мы; вдруг не пропустят! Но как ни останавливали и ни уговаривали все, мы, помолившись и заложив свою лошадку, потихоньку поехали… Едем мимо караульных солдат, и никто не остановил и не спросил даже нас, точно будто и не видал никто.
Так и приехали мы домой и, невзирая на страшную холеру, пользуясь тем, что все фрукты поэтому были необыкновенно дешевы, покупали их много и кушали не разбирая, а за молитвы батюшки Серафима возвратились целы и здоровы и ничем не вредимы. К этому же кстати скажу, батюшка Серафим говорил, что в обители никогда не будет холеры, что со временем и оправдалось, потому что, когда была эта эпидемия повсеместно в окружности, даже в деревне Вертьянове и селе Дивееве, в монастыре ее не было, так что даже кто из мирских заболевал и его приносили в обитель, тот выздоравливал и выхажи­вался, а кто из обители без благословения выходил в мир, даже и сестры, напротив, заболевали и умирали. Приехав домой, явились мы к батюшке дать отчет во всем нами по его приказанию сделанном. Батюшка был рад, благодарил и тут же приказал, чтобы церковь новая во имя Рождества Богородицы была освящена 8 сентября. В этот день и было в 1830 году совершено освящение Благовещенским архимандритом отцом Иоакимом, по желанию батюшки Серафима.
После освящения церкви отец архимандрит, Михаил Васильевич и я по пригла­шению батюшки отправились все к нему в Саров, и, не найдя его в монастыре, пошли в дальнюю пустыньку его. Батюшка, увидя нас, был чрезвычайно нам рад и много благодарил отца архимандрита, потом, обратясь ко мне, сказал:
— Как же, батюшка, чем же угощать нам на радостях такого гостя? А нельзя не угостить, батюшка, надо угостить, надо!,. Ну, да я и угощение-то приготовил для такого праздника, пойдемте-ка!
И, взяв меня за руку, отвел батюшка Серафим в угол пустыньки своей. Неиз­вестно откуда и когда тут вдруг вырос из полу куст малины, и батюшка сказал, показывая на три крупные, спелые и прекрасные ягоды:
— Сорви-ка их, батюшка, и угости наших гостей!
Растерявшийся от этого чуда, я с трепетом снял чудные ягоды и подал батюшке, а он стал потчевать ими, говоря:
— Кушайте, кушайте, чем убогий Серафим рад угостить вас!
И, положив каждому из нас по ягоде, прибавил:
— Это Сама Царица Небесная вас потчует, батюшка!
Отец архимандрит, Михаил Васильевич и я, все мы были поражены этим чудом батюшки Серафима, и таким образом чудно угощенные в сентябре месяце внезапно в пустыньке из полу родившимися ягодами, не могли да и не сумели бы выразить их необыкновенной сладости, аромата, вкуса и вместе сознались, что подобных ягод еще никогда не едали».

Марина Сергеева-Новоскольцева   01.08.2023 17:23     Заявить о нарушении
Прелесть есть повреждение естества человеческого ложью.

Прелесть возникает как следствие уклонения от покаянной, трезвой и строгой духовной жизни к жизни мечтательной.
(с)

Мечтатель не смотрит на себя реально.

-

Будьте здоровы

Марина Сергеева-Новоскольцева   01.08.2023 18:13   Заявить о нарушении
Взорвись коварство. Взорвись лицемерие.

Марина Сергеева-Новоскольцева   01.08.2023 19:50   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.