Obstacles

В неведомые дали асфальтовых дорог
Тебя унесет сердцепад окаянный.
Знай, я тоже любил, и бессонница
Цепкими лапами все еще впивается мне в горло.
Однажды, отчаянно несясь впотьмах,
Как от горькой проказы – заразы, поймешь,
В изъеденной глотке больше не рвутся холостые фугасы.
И там, где навязчив обожанья размах,
Тебя в предгрозье ждёт сильфида с глазами анемон.

Знай, я тоже любил, и нефть разгорающейся зари
Возможно, еще горит, теплится, хотя давно пора
Загасить огни и старинные газовые рожки. Время идёт,
И что-то весомое, нужное, важное обязательно произойдет.
(Не знаю, когда, быть может завтра или через пятнадцать лет.)
Но помни: сколько бы ни бежал, ни скрывался, ни ненавидел,
От себя не скрыться в холодной ночи. Когда смотришь на
Пленительный морской прибой, о чём твоя душа волнуется?
Я не надеюсь, не жду, не вспоминаю. Я очарован плеском волн.

Но помни: я любил тебя. Во мне нет ничего конгениального,
Я не ведаю, что у тебя на уме. Встретив пурпурный рассвет утра раннего,
Я все еще знаю, как тонка грань мгновения. Давнее, что кажется
Сном вчерашним, все так же потворствует обезумевшей печали.
И мыслимо ли это, помнить всё до каждого мгновенья,
Не наполняя душу осенними листьями, полными нескончаемых сожалений?
Я мог быть сочтен и быть повторно родившимся, не знать
Ни тебя, ни твоих темных глаз, ни сумбурного прощания.
Разрыв – полнее прощания, мощнее отказа. Когда-то, во время бури,
Мне черты твои плавные привиделись. Будь, что будет с тобою, со мною,
О, старые питерские плиты!